ТРОПОЮ ТАЙНЫНОТ АТАНА. Часть 10
ТРОПОЮ ТАЙНЫНОТ АТАНА. Часть 10
"Позволь жизни течь как бы сквозь тебя, и одновременно - параллельно тебе. В этом случае у тебя будет возможность спокойно, без лишней суеты, наблюдать со стороны за её ходом, по мере необходимости внося в неё нужные коррективы...".
Хранитель Полуострова, 1991 год.
Погода на утро четвёртого дня установилась не то, чтобы прямо замечательная, но дождь перестал. По небу плыли разодранные клочки облаков, с моря дул не совсем приятный ветер, но идти это ничуть не мешало, скорее - наоборот, по прохладе шагать - самое то! Поэтому я быстро собрался, поблагодарил местных Охранителей за приют и спокойный отдых, и двинул в дальнейший путь. Маршрут мой уже приближался к концу, по моим прикидкам оставалось еще пара-тройка дней пути до национального села Усть-Парень, где доживали свой век последние остатки сильного когда-то племени Пойтылъо. Сбылась моя мечта: я шагал по самой кромке моря, по мокрому и твёрдому песку в сторону реки Кечичмы, за которой мне оставалось преодолеть самый последний на маршруте перевал, за которым уже начиналась Камчатка.
Я размеренно, не торопясь, топал на Восток, вспоминая почему-то события десятилетней давности, когда мой приятель Володя, работник агиткультбригады, был заброшен в самую дальнюю бригаду с грузом кинофильмов и относительно свежих газет и журналов. Этот случай попал в аналлы забавных тундровых историй и достоин того, чтобы о нём здесь рассказать.
Так вот. Володя приехал на тракторе поздней ночью, когда стойбище уже улеглось спать. Высунувшаяся из яранги чумработница, поманила его рукой и указала место, где он мог расстелить свой кукуль. Володя быстро разделся, залез в мех и сразу же вырубился. Проснулся он поздно утром, когда в яранге уже никого не было. Он услышал, как снаружи люди о чём-то негромко переговариваются и, судя по всему, готовят какое-то действо. Вылезши из кукуля, он принялся отряхиваться от налипшей оленьей шерсти и вдруг заметил, что лежащий рядом с ним старик явно не дышит.
Он слегка толкнул его и, почти сразу поняв, что имеет дело с окоченевшим трупом, увидел мёртвый оскал рта и остекленевшие глаза... Замычав от ужаса (он признался мне потом, что до жутиков всегда боялся жмуриков), Вовчик выскочил из яранги буквально в чём мать родила и, заикаясь, заорал всей чавчувенской братии: "М-мужикиии! Т-т-там, в яр-ранге-то у вас! Ста-арик-то лежит совсем мёртвый!!!" На что ему совершенно спокойно и даже флегматично ответили: "Да мы знаем. Он еще позавчера помер!" Вова потерял дар речи от самого факта, что он провёл всю ночь бок о бок с покойником, и долго мычал что-то нечленораздельное, и возможно даже нецензурное... А потом, позже, смеялся вместе со всеми (внутренне поёживаясь от пережитого ужаса) над своим глупым, с точки зрения коряков, поведением. В самом деле? Чего бояться мёртвого тела? А спустя еще пару часов он уже совершенно искренне ржал над остолбеневшими от ужаса пастухами, узревшими вставшего в огне покойного, которому по запаре забыли перерезать перед сожжением сухожилия... Такой вот в тундре забавный юмор...
МОЛЧАЛЬНИК
Вторая ипостась Отшельника, проявляющаяся тогда, когда Посвящённый понимает, что жизнь в одиночестве его удел, его благо. Уходя в первом случае от суетности мира, во втором - он уходит от суетности окружающих его пустопорожних разговоров и грубых слов, являя себе пример главенства Мысли...
Берег моря, по которому я иду, сплошь состоит из скал, на которых сверху нашлёпнуто где полтора, а где целых три метра земли с высокой травой. Внизу же скалы избиты и облизаны морским прибоем, выточившем в них причудливые гроты и ниши. Кажется, что я иду вдоль старинного сказочного пещерного города. Задумавшись и чрезмерно залюбовавшись окружающими пейзажами, я проспал прилив. Вдруг совершенно неожиданно для себя увидел, что море подобралось почти вплотную к береговым скалам. Еще немного, и меня прижмет приливной водой. Надо было срочно что-то делать! Купаться в холодной морской волне совершенно не входило в мои планы на сегодня, поэтому я стал высматривать хоть какие-нибудь пути наверх.
Но это оказалось не таким простым делом. Вертикальные береговые скалы не имели ни тропок, ни естественных ступенек. Я уже начал было паниковать, как вдруг заметил водопадик, сваливавшийся сверху вниз. В нем были уступы, по которым можно было забраться наверх. Конечно, я буду мокрым насквозь, но что поделать? Свистнув собакам, я полез сквозь потоки воды наверх. Псы, недоуменно проводили меня взглядом, и тоже начали карабкаться следом, правда стараясь огибать по мере возможности струи льющейся воды...
Спустя примерно час, я сидел совершенно голым возле жаркого костра, вокруг которого на примитивных вешалах из палок развесил всю свою мокрую одежду, и пил обжигающий чай, закусывая его остатками юколы. Трёхдневное сидение на одном месте значительно проредило мои продуктовые запасы, в уничтожении которых особенно постарались мои верные псы. Подумав немного, я вскрыл ножом две банки рыбных консервов для собак и банку тушёнки себе. Как то быстро стемнело, а готовить в темноте ужин не особо хотелось. Поэтому я вычистил до блеска банку с консервированным тушеным мясом и запил её очередным литром свежезаваренного чая. На сегодня мне хватит, а завтра, по светлу, я произведу ревизию оставшихся запасов продовольствия, и уже тогда решу, что делать дальше.
Лось. Просто лось. На Колыме и Камчатке они такие. Вдвое больше европейских.
За этими бытовыми думами я как-то совершенно потерял связь с окружающим пространством и отрешённо и непонятливо слушал некоторое время какой-то посторонний звук, более всего похожий на топот. Странно, лениво думалось мне, что это за топот? Очень похоже, что маленький табунок лошадей во весь опор мчится к морю, чтобы испить водицы. СТОП! Какой водицы? Соленой? Какие лошади на Полуострове?! Я резко вскакиваю и, выхватив из костра самую большую горящую ветку высоко поднимаю её над головой. И сразу вижу лохматую лобастую голову с близко посаженными глазками с испуганно-недоумённым выражением.
Дальше было как в мультфильме: мишка резко затормозил передними лапами (я почти услышал характерный визг мультяшных тормозов!), как то странно перекувырнулся и с таким же дробным топотом, сверкая пятками, бросился назад в темноту. И тут проснулись и выскочили из кустов мои верные стражники! Со своими неподражаемым полувоем-полулаем Сима как спринтер ломанулась вслед за удравшим Топтыгиным, Колихли немного припозднился и, также подвывая от обиды, что проспал всё самое интересное, рванул следом за Симой. Их вой вперемешку с лаем уходил все дальше, вглубь материка, заставляя меня опасаться, как бы мишка, сообразив, что он тут все таки хозяин, не подрал бы моих ретивых собачек.
Одновременно я был поражён столь странным и даже безрассудным поведением косолапого. Ведь обычно медведи чутко реагируют на запах человека, а уж тем более на запах дыма и свет костра. А тут он мчался прямо на огонь, без всякой доли сомнения. Если бы я не вскочил и не замахал горящей веткой почти перед его мордой, он бы проломился сквозь костёр, да еще бы между делом, деранул и меня. И тут я все понял! В сгущавшихся сумерках торопясь развести костер и просушиться, я по недомыслию разбил свой временный бивак прямо на медвежьей тропе, по которой хозяин здешних мест бегал к морю, чтобы подкормиться морской капустой и любой зазевавшейся живностью.
А когда медведь бежит по своей родной, натоптанной тропе, он не особо обращает внимание на то, что происходит вокруг, и даже теряет значительную часть своей природной осторожности. Да тут еще костёр мой был завешан со всех сторон мокрой одеждой и увидеть его можно было только приблизившись чуть ли не вплотную. Вот и словил мишка себе на голову нежданчика. Внезапное появление человека с огнём, лающих собак сбило косолапого с толку...
Я сооружаю на тропе метрах в двадцати от моей стоянки сигнальную конструкцию: вбиваю по разным сторонам две палки, натягиваю шнур и вешаю на него пустые консервные банки, насыпав внутрь немного камешков. Если зверь еще раз вздумает совершить пробежку по своей тропе, всё-равно наткнется мордой и наделает лишнего шума. Прибегают мои собаки. Морды у них более чем довольные - они вспомнили эту ритуальную игру с медведем. Сплю чутко, просыпаясь примерно каждые полчаса. Однако, больше никто не нарушает мой покой, и перед самым рассветом я вырубаюсь окончательно и сплю, пока взошедшее Светило не согрело меня своими лучами.
Проснувшись, и поставив на огонь бачки с водой, начинаю производить ревизию своих запасов. Мда... Действительно, не густо... Осталась банка сгущёнки, горсточка обжаренной муки, надорванная неполная пачка галет, десятка два-три кубиков сахара-рафинада, две пачки 36-го чая и три "бич-пакета" с сублимированными супами. Вытряхнув остатки содержимого рюкзака на мох, я стал еще обладателем трёх небольших кусков вяленой оленины и двух сухарей.
Решаю банку сгущенки и галеты все-таки оставить на самый крайний случай, а всё остальное уничтожить прямо сейчас, за завтраком, чтобы потом было веселее идти. Завариваю из муки тюрю, в которую засыпаю содержимое пакетов с супом и запихиваю туда же каменной консистенции сухари. Хорошенько все перемешиваю, пока варево булькает на огне и принимаюсь завтракать. Вкус у новосочинённого блюда, скажем так, специфический, но есть можно. И желудок заполняет, и добавляет ощущение сытости. Быстро собравшись, двигаю к морю прямо по медвежьей тропе. И тут же делаю маленькое открытие. Оказывается, тропа уходит дальше от ручья, в котором я вчера изрядно намочился. Если бы не запаниковал вчера вечером, а прошёл бы ещё немного вперед, то обязательно наткнулся бы на эту тропочку.
Лишнее подтверждение старому тундровому правилу, что в пути никогда не нужно суетиться, а делать все не спеша и основательно. Через некоторое время я вновь шагаю по береговой полосе, которая становится всё более широкой, поскольку начинается отлив.
Солнце поднимается всё выше и выше, полностью преображая окружающий меня пейзаж. Морская вода начинает сверкать, создавая полную иллюзию, словно я нахожусь где-то на черноморском побережье, мокрый песок становится золотым, как и пласты ламинарии, причудливо разбросанные тут и там. На оголяющемся морском дне остаются небольшие озерка, и вот это меня сейчас интересует больше всего. Подхожу к одному такому озерцу-луже.
Ну, так и есть! Вода напоминает живой бульон: там копошатся тысячи раков-отшельников, навалены гроздья мидий, морских ежей... Короче, с голоду я здесь точно не помру! Достаю из рюкзака пустой мешочек из-под муки, быстро простирываю его в морской воде и принимаюсь за сбор морских деликатесов. Сегодня на обед у меня будут самые изысканные блюда! Через час сижу на берегу, раскалываю панцири морских ежей и ем странное на вкус мясо: монады женских и мужских особей различаются по вкусу - одни кислые, другие - сладковатые.
Интересное сочетание получается когда сразу за кислой монадой, закусить сладкой и наоборот. Вкус ежей я время от времени перебиваю морской картошкой - странным морским то ли растением, то ли животным, которое снаружи похоже на замшелый камушек, а внутри скрывает красную мякоть неповторимого вкуса. Вокруг костра на камнях разложены раковины мидий - створки их плотно сцеплены, и раскрыть их можно ножом, что трудоёмко и небезопасно для пальцев, или вот так - воздействием выской температуры.
Я постарался сделать костер как можно более жарким, и буквально через несколько минут створки начинают раскрываться, являя на свет нежное мясо этих морских моллюсков. А в одном из чифир-бачков варится в морской воде морская капуста, содержащая в себе массу полезных микроэлементов. Эх! Жаль, что нет у меня в рюкзаке обыкновенного лимона, чей сок замечательно оттеняет вкус морепродуктов!
Небольшое авторское отступление. Перечитав написанные главы, я вдруг поймал себя на мысли, что описание моего Путешествия более всего напоминает какую-то гастрономическую передачу-марафон. Это смешно, но действительно, я то и дело возвращаюсь к описанию различной еды и способов ее приготовления. Поразмыслив, понял, что это неспроста! В моей жизни был период, когда я зачитывался различными отчётами старинных экспедиций "первооткрывателей" северных земель.
Беру слово в кавычки, поскольку не считаю большинство из них никакими не первыми, и не открывателями. Эти земли были давным давно открыты и освоены совершенно другими Людьми, иной, гораздо более высокой породы, которых меньше всего в открытиях интересовало наличие нефти, золота и драгоценных камней в глубине открытых территорий. Так вот, в этих отчётах меня всегда настораживал и удивлял факт совершенной неприспособленности большинства экспедиций, направляемых в северные области нашей планеты.
Рододендрон. Да, он растёт на Колыме! А вы думали только в жарких странах?
Одни умирали зимой от цинги, маясь от безделья в наспех сколоченных избушках-зимовьях. И при этом брезгливо называли эскимосов, чукчей, коряков и эвенов "дикарями" только за то, что они ели сырыми мясо, почки убитых животных, строгали и с удовольствием поедали мороженую рыбу и лакомились копальхеном - квашенным мясом морзверя, которое большинство европейцев называют "тухлятиной" за его отвратительный, на самом деле, запах. А между тем, с помощью этой пищи, а также постоянным движением, "дикари" совершенно спокойно избавлялись от цинги.
Другие "первопроходцы" умирали от голода, потому что у них заканчивался запас консервированных продуктов, а глянуть себе под ноги в поисках съедобных растений и корней, изготовить самые примитивные силки на птицу и мелких грызунов, сделать элементарную ловушку-морду для рыбы, кишмя-кишевшей в северных речушках, у них почему то не доставало... ума, сноровки, сообразительности? Мой брат-охотник, занимавшийся профессиональным промыслом, как то в разговоре со мной на эту тему обмолвился, что жизнь на Севере уникальна тем, что здесь, в стерильных условиях, съедобно практически всё, что движется, плавает и летает. Нужно только уметь это приготовить. Я готов подписаться под его словами, поскольку неоднократно в этом убеждался сам.
Поэтому моя гастрономическая эпопея несёт в себе двойной подтекст, глубинная суть которого заключается в том, чтобы показать абсурдность некоторых литературных утверждений о страшном и ужасном нахождении на Севере без запаса "цивилизованного" продовольствия. К слову, именно наши консервированные продукты, содержащие мёртвую пищу, ведут к значительной части различных заболеваний организма.
Это в своё время тонко подметил Фарли Моуэт, описывая, как заболевали и очень быстро умирали северные жители Канады и Аляски, переходившие от своей местной, традиционной пищи на привозимую чужаками "цивилизованную" еду. С другой стороны, если эти строчки помогут кому-то, попавшему в стеснённые обстоятельства, элементарно выжить и спасти себя от голода, то это прольётся бальзамом на душу автора :).
Продолжение следует...
Посетителей: