„наш великий язык драгоценнее прочих наследий…“

Константин Фролов-Крымский считает, что Россия сильна в первую очередь духом

История, литература и русский язык – три основополагающих предмета, которые формируют мировоззрение, заставляют думать, анализировать и принимать верные решения, уверен Константин Фролов-Крымский, член Союза писателей России. Историк по образованию, он знает, о чём говорит. И главное, как – заслушаешься. Привыкнув очищать свои произведения от «прекрасной шелухи», Константин Фролов-Крымский знакомит читателя с фактами, которые учебники преподносили нам абсолютно иначе: о Наполеоне, о Крымской войне, о Колчаке. При этом ему не чужда лирика, он называет себя поэтом, который бродит по земле с гитарой и «стучится в души стихами».

– Константин Юрьевич, кто вы больше: оператор, режиссёр, музыкант, экстремальный лётчик или всё-таки писатель?

– Я много чего могу делать. Я радио­любитель. Вожу любую машину, несколько типов самолётов. Ходил под парусом, пересекал моря, бывал на островах. Но главное – я поэт, а всё остальное помогает мне быть поэтом.

– А как становятся поэтами?

– И ими не становятся – ими рождаются. Я вам секрет открою. Моя бабушка – потомственная дворянка, у неё общие корни с Александром Сергеевичем Пушкиным.

– То есть это генетика?

– Думаю, что да. Она пела, танцевала, и, если бы не революция, служила бы в императорском театре. У неё была театральная перспектива, но всё пошло под откос. Тем не менее она передала свой талант моей маме, а мама передала мне.

– Когда вы начали сочинять стихи?

– Где-то в классе 7–8-м была первая любовь, с этого всё началось. Не последнюю роль сыграла музыкальная школа по классу фортепиано, которую я окончил параллельно с основной школой. Но серьёзные стихи и песни начал писать только в институте, потому что буквально на первом курсе меня пригласили в студенческий театр. Мне попался замечательный режиссёр Сергей Львович, который отточил мои способности. Потому что я вначале писал стихи из серии «виньетка ложной сути» и «плесните колдовства».

– Красиво.

– Красиво, но бессмысленно, потому что «плесните колдовства» – это подворотная лексика, когда один алкаш другому говорит: «Ну-ка, плесни мне!» Вы можете себе представить, чтобы Наташа Ростова подошла к князю Волконскому и сказала: «Князь, плесните мне!» Плеснуть можно только в физиономию, а в бокал нельзя плеснуть, тем более вино, колдовство. Каждое слово нужно фильтровать. Я писал песни для спектаклей, приносил один вариант режиссёру, он не оставлял камня на камне. Приносил второй вариант – уже получше, но там он тоже очищал. В конце концов с третьего, с четвёртого раза я приносил песню, которая шла в спектакль. И с тех пор у меня все полки уставлены словарями, справочниками, энциклопедиями. Ведь поэзия – это квинтэссенция человеческой мысли, где мыслям просторно, а словам тесно. Неслучайно наши учёные-энциклопедисты Средних веков, тот же Ломоносов, свои открытия зарифмовывали:

Открылась бездна, звёзд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.

Так до Ломоносова делали ещё древнегреческие учёные... Стихосложение преподавали в школах, потому что это отбрасывало шелуху и оставляло только самое-самое важное. В двух строчках зарифмовано великое открытие человечества: мир и вселенная бесконечны. Этого принципа стараюсь придерживаться и я. Может быть, моим стихам не хватает витиеватости, как Александр Иванов сказал: «Нет, смысла я не понимаю, но ощущение колдовское», когда идёт жонглирование словами, но мне неинтересно. Я это прошёл в 10-м классе, сейчас стараюсь оттачивать. В знак подтверждения прочитаю своё стихотворение:

Наш язык – продолжение той сокровенной молитвы,
Что свела воедино разрозненные племена.
Восхитительным гимном звучала в преддверии битвы
И на подвиг святой сыновей вдохновляла она.
Наш язык – от рождения каждому данное имя,
В коем всякая буква имеет свой царственный смысл.
Оттого искаженье его языками иными
Изменяет судьбу вплоть до смерти, тюрьмы да сумы.
В дни великих побед и в жестокие годы гонений
Каждым звуком своим в обрамлении смеха и слёз
Наш язык приносил нам божественный дар откровений,
Изначально ленивую мысль возвышая до звёзд.
И цедя иноземную речь сквозь славянское сито,
Отметя шелуху, мы в грядущее строили мост.
Чем богаче и гибче язык – тем мудрее носитель,
Чем изысканней цель – тем активней работает мозг.
Наш язык разорвал древних правил громоздкие клети,
В гордом взлёте сознанья стряхнув ожерелья оков.
Неслучайно в словесных баталиях прошлых столетий
В нём легко растворились десятки других языков!
Наш великий язык драгоценнее прочих наследий!
Это парус на мачте и дующий в спину зюйд-вест.
Из томов словарей и бесчисленных энциклопедий
Можно запросто соорудить не один Эверест!
Но когда вместо шумных каскадов и брызг водопада
Остаётся в наследство гнилой, полувысохший ров –
Скудоумье народ превращает в послушное стадо,
А людей, не желающих мыслить, – в ничтожных рабов!
Так не дайте ж иссякнуть ключу в годы смут и брожений!
Не позвольте ничтожествам Храм Языка разорить!
А иначе, друзья, вы достойны любых унижений,
Если вам всё равно, на каком языке говорить!

– Вы говорите, что у вас много словарей. А какие художественные произведения стоят на ваших полках?

– Классика, русская классика.

– Современных авторов вы не читаете?

– Читаю. Есть такая писательница Елена Семёнова. Когда прочитал её первый двухтомник, решил, что этой писательнице лет 70–80, а оказалось 30! Молодая девушка, а такое глубокое знание предмета, такое глубокое проникновение в тему. Она пишет о Гражданской войне, о Первой мировой. Таких людей – единицы, это алмазы, бриллианты, которые попадаются в груде руды.

– Вам близки исторические темы?

– Я историк по образованию, поэтому у меня подавляющее большинство произведений связано с историей нашего Отечества. Меня интересуют яркие малоизвестные события.

– На ваш взгляд, история повторяется или развивается поступательно?

– Она идёт по спирали. Человек, который немножко читал исторические учебники, может даже предсказывать грядущие события. Когда начался Майдан, я говорил своим друзьям: «Вот сейчас, ребята, появятся снайперы, которые будут убивать и тех, и других. Свалят всё на Януковича».

– Константин Юрьевич, мы говорим сейчас о краткосрочной спирали истории. На «оранжевые» революции мы уже насмотрелись…

– Неважно. Вся история состоит из крупиц. И вот эти крупицы создают стрелочку, по которой потом идёт большая часть человечества или определённая страна.

– Вы пишете о войне 1812 года. Почему был выбран именно этот период истории?

– Дело в том, что в учебниках, по которым мы учились, очень мало об этом сказано. К примеру, задаются сейчас вопросом: почему Наполеон не пошёл на Санкт-Петербург, ведь столицей-то была не Москва, столицей был Санкт-Петербург, где сидел император Александр I. Почему Наполеон туда не пошёл? Он пошёл туда, отправил армию. А навстречу вышли казаки, которых было не больше 10 тысяч и которые «надавали» французам так, что те развернулись в районе Пскова и забыли вообще дорогу туда.

Я хочу затронуть, если говорить об истории, Крымскую войну. Ведь нам постоянно говорили, что это – позорное поражение. Как мы представляем себе позорное поражение – тысячи пленных, знамёна, брошенные к мавзолею, отданные земли, аннексия, контрибуция, которую годами выплачивают. Ведь ничего этого не было, Россия не потеряла ни пяди своей земли. Я уже не говорю о пленных и контрибуции: никто ничего не платил. Но мало этого: не Россия попросила мира, Россия продолжала воевать. Мы завоевали Карс – неприступную крепость на Кавказе, которая открывала путь на весь Ближний Восток. Именно это испугало союзников – англичан и французов, и они предложили России мир. Россия не просила мира, мы продолжали воевать.

– А почему тогда в нашей истории Крымская война преподнесена совсем иначе?

– Да потому что Карл Маркс и Фрид­рих Энгельс нам это сказали. А большевики повторили фразу о «позорном поражении». И Герцен, который в колокол свой бил в Лондоне, призывая наших моряков сдаваться «добрым» англичанам. Герцен Александр знаменитый. Это не наши слова, но нам об этом не говорили, понимаете? Столько ещё белых пятен! А Россия давала отпор везде.

– Что делает Россию сильной?

Подвиг Николая Сиротинина стал олицетворением русского духа

– Это знаменитый «русский дух». Ведь мы никогда не воевали оружием, хотя у противников всегда оружие было сильнее, новее, современнее. Мы побеждали «русским духом». Взять Колю Сиротинина. Девятнадцатилетний парень, которого оставили одного с пушкой и 60 снарядами и сказали: «Через этот мост сейчас пойдут немецкие танки. Подобьёшь один танк – и всё, уходи». Он подбил. Однако оставались 59 снарядов и пушка. И он подбил 11 танков, 7 бронемашин, 57 солдат и офицеров противника. Потом ещё из карабина отстреливался. Немцы похоронили его с почестями, с салютом. Собрали местных жителей и сказали: «Напишите его матери, что она воспитала настоящего бойца, настоящего сына». И когда кто-то из немецких солдат спросил: «А что это мы врага так хороним?» Их командир ответил: «Да если бы каждый из вас так воевал, уже весь мир был бы наш».

Или, допустим, случай был: Дмитрий Овчаренко, 32-летний солдат, которому поручили привезти боеприпасы в свою роту, столкнулся с отрядом немцев. Они винтовку отобрали, стали над ним издеваться, допрашивать, кто, где. Овчаренко не растерялся, топором отрубил голову офицеру, подорвал больше двадцати солдат и продолжал с топором гнаться за офицерами, вооружёнными до зубов. Потом сложил паспорта убитых, карты и довёз до своей роты. Один!

Вот чем это можно объяснить? Это – русский дух. Когда со мной говорят по поводу Великой Отечественной войны: «Вот у нас воевать не умели»… Умели у нас воевать! Вы можете привести хоть один пример, чтобы немецкий лётчик совершил таран? Я не знаю таких случаев. А у нас это было массово, потому что мы Родину защищали. Где-то я прочитал такую фразу, что «спокойно отдают жизнь за Отечество только два народа – русские и японцы». Больше никто.

– Как вам кажется, с тех пор наша нация изменилась?

– Знаете, это генетическое. Если у нас люди погибают, жертвуя собой, потом у них рождаются внуки и правнуки, в которых героизм и самопожертвование передаётся через одно, через два и даже через три поколения.

– Но патриотизм всё равно нужно воспитывать…

– Обязательно. Мы многое теряем из-за школы, где у нас детей учат по учебникам, изданным на деньги Сороса. О Сталинградской битве в них – одна строчка или один абзац. Зато битва на Тихом океане, где американцы с японцами воюют, подана основательно, как если бы они там решали судьбы народов. Я считаю, что в школе самые главные предметы – это история, русский язык и литература. Это предметы, которые создают мировоззрение человека и вставляют в него стержень. Все остальные тоже очень важны: и алгебра, и геометрия, и география, и прочие, но если любой убрать, не изменится что-то конкретное. Посмотрите, вот Украина. Запретили русский язык и литературу, переписали историю, устроили гражданскую войну. «Мы, – говорят, – провели эксперимент над украинским народом, и он удался». А с чего начинали? С того, что в детских садах с детьми говорили на украинском языке.

– Но если ты живёшь в стране, где это государственный язык, его всё равно нужно учить.

– Это блеф, ложь высшей степени. В 2009 году американское, подчёркиваю, американское агентство «Гэллап» провело опрос жителей Украины, по которому 73% жителей русский язык назвали родным. Американцы. А по переписи населения 2002 года – 82% граждан Украины назвали русский язык родным. Сколько процентов говорит на украинском языке? 10–12 максимум. Не может быть язык государственным, если на нём говорит 12%.

– Давайте вернёмся к вам, к вашему творчеству. Как вы создаёте спектакли?

– Здесь мы работаем вдвоём с моей женой Верой. У нас дуэтный театр «Улыбка Пьеро». И, как правило, большинство новых проектов – это её заслуга. Она постоянно выписывает журналы, и то, что ей кажется интересным, подсовывает мне. Так было, в частности, с материалом об адмирале Колчаке, о его любви к Анне Тимирёвой. Это был 2003 год. После этих спектаклей к нам люди подходили и говорили: «А вы не боитесь эту тему трогать?»

– И что вы отвечали?

– Как можно бояться брать тему о человеке, который невероятно много сделал для России! Я не говорю о научных открытиях! По его учебникам (только там нет его фамилии) до сих пор минное дело преподают, потому что он был лучшим минёром мира. Накануне Первой мировой войны Колчак заминировал все подходы к Санкт-Петербургу. В результате, на город не упало ни одного немецкого снаряда: солдаты просто близко не могли подойти. Когда его назначили командующим Черноморским флотом, он просто-напросто заминировал Босфор, и немецкий крейсер подорвался, развернулся и ушёл. И всё – Чёрное море стало русским морем.

– Но больше всего вас впечатлила история любви адмирала?

– Материал у меня долго отлёживался. А потом просто был такой звоночек сверху, появилась строчка: «Мой ангел Анна». Но я забыл, как звали любимую женщину Колчака, я спрашиваю Веру: «Как её имя?» Она тоже забыла, говорит: «Не помню. Ольга?» Я говорю: «Нет». – «Татьяна?» – «Нет». Я ей осторожно говорю: «Может быть, её Анна звали?» – «Да, точно, Анна!» И всё, спектакль был готов. Я написал романс. В любом спектакле должна быть изюминка. У нас все спектакли музыкальные, там чередуются письма, диалоги, стихи, песни. В этом спектакле 17 романсов звучат. И финал – как раз «Мой ангел Анна».

– У вас создаётся сразу и текст, и музыка?

– Чаще всего – да. Когда пишешь стихи и соблюдаешь все правила стихосложения, там уже включена музыка. В любом стихотворении заложена мелодия, её просто нужно расслышать.

– В одном интервью мне привели такой пример: «В лесу родилась ёлочка…» и «Вставай страна огромная…» написаны в одном стихотворном размере, а музыка разная... Именно она создаёт настроение к песням?

– Но там же иной раз и от междометия всё зависит, от паузы. Достаточно просто уловить, поймать нерв каждого стихотворения – и всё. Но, кстати, есть множество примеров, когда на одни и те же стихи написано несколько мелодий разнообразных. Дело в том, что мелодии, в отличие от стихов, не так разнообразны, там всего семь нот. Поэтому их часто друг у друга воруют, даже великие композиторы, говоря: «Я позаимствовал это из русской народной песни». По сути, украл, потому что русскую народную песню уже кто-то написал, просто не запомнили автора. У меня, кстати, тоже есть несколько «русских народных», которые объявляют: «Песня неизвестного автора» или «Песня русская народная».

– Когда произведение уходит в народ, это должно быть приятно.

– Да, конечно, я так и говорю, когда беру трубку: «Русский народ слушает». Недавно представитель президента в Крыму процитировал стихи моего гимна – «Гимн Севастополя»:

Клинком английским и штыком французским
Наш дух не одолеешь никогда!
Покуда Севастополь будет русским –
Россия не изведает стыда!

Он говорит: «Это русская народная песня времён первой обороны Севастополя». А потом мне из Министерства культуры звонят и спрашивают: «Так, это всё-таки чья песня? Я говорю: «Да моя это, моя, в 2005 году написана, к 150-летию Крымской войны».

– Прочитайте, пожалуйста, одно из ваших любимых лирических стихотворений.

Помолись обо мне перед сном,
Чтоб разлука закончилась встречей.
Помолись, чтоб однажды под вечер
Я вернулся в уютный наш дом.
Дверь своим открывая ключом,
Я войду, улыбнувшись с порога,
И, взглянув укоризненно строго,
Ты вздохнёшь и уткнёшься в плечо.
Помолись обо мне перед сном,
Чтоб я помнил любимые лица.
Пусть встречает меня заграница
Белым хлебом и красным вином.
Только тут понимаю я вдруг –
На чужбине и мёд, что касторка!
Мне милей даже чёрствая корка
Из твоих обожаемых рук.
Помолись обо мне перед сном,
Чтобы в море попутным был ветер,
Чтоб однажды Господь на рассвете
Одарил нас заветным Руном.
Под сияньем тропических звёзд,
Океанской водою умытый,
Тихий шёпот далёкой молитвы
Я расслышу за тысячи вёрст.
Грусть сжигая в лампадном огне,
Перед Богом замолви словечко:
Пусть горит путеводная свечка
На твоём беспокойном окне.
Всех святых обо мне помоли,
В летний вечер и в зимнюю стужу!
Два прибора накрой нам на ужин
И постель на двоих постели.

Беседу вела Светлана Солнцева