Размышления об одном юбилее
Нет, в проигрыше оказалось не большевистское государство. Правда: оно проиграло кампанию с Польшей, продолжавшуюся менее двух месяцев (с середины августа до конца сентября 1920 г.), чему, однако, предшествовали почти три месяца успехов, начавшихся с возвращения Киева и рейда до Варшавы: такой наступательной способности от битой, плохо оснащенной, а также фатально управляемой Красной армии никто не ожидал. Две проигранные битвы - Варшавская и Неманская - были горькой пилюлей после временного успеха, но они не отняли у большевиков величайшего успеха, достигнутого в результате побед над Польшей в июне и июле того же года: две важнейшие державы Антанты - Франция и Великобритания – именно по нашей инициативе – начали диалог с большевистской Москвой, придавая ей субъектность, предложив сперва посредничество в прекращении войны с Польшей, а затем в заключении мира. Сегодня мы хорошо знаем, что и Париж, и Лондон до августа 1920 г. запрещали Польше заключать мир с большевиками, а также воевать с ними. С точки зрения западных столиц, которые все еще не признавали революционного правления в Москве, большевики были узурпаторами, не представляющими Россию. Напомню, что на протяжении 1919 года и в первой половине 1920 года Антанта, не жалея ни копейки, поддерживала русскую армию в борьбе против большевиков. От этих планов окончательно отказались в середине года. По инициативе Парижа и Лондона Совет Народных Комиссаров начал переговоры с Польшей, став еще неравноправной, но косвенно признанной международно-правовой стороной войны, которой Запад хотел положить конец. Так кто же в этом году больше всех проиграл? Конечно, это была Россия, которая потеряла поддержку Запада. Больше: Неманское сражение закончилось быстрым прекращением огня: боевые действия на польском фронте прекратились, и силы побежденной, но все еще существующей Красной армии были переброшены на юг России, чтобы нанести поражение последнему оплоту русского военного сопротивления, то есть войскам генерала Петра Врангеля, дислоцированным в Крыму. Здесь повторился 1919 год, когда многомесячное перемирие на польско-большевистском фронте позволило освободить части Красной Армии, которые затем были использованы для разгрома войск генерала Антона Деникина. Осень 1920 года положила конец истории этой России. Надолго: вплоть до начала девяностых годов прошлого века. Важно напомнить, что большевики очень умело использовали Киевскую экспедицию, чтобы узаконить свое господство в глазах русских, призывая, при этом весьма эффективно, под свои (красные) знамена русских патриотов.
Вторым потерпевшим поражение стал тогдашний глава государства и главнокомандующий Юзеф Пилсудский, который в решающий момент, незадолго до контрнаступления польской армии, подал в отставку и покинул Варшаву. Падение его авторитета было очевидным: несмотря на военные успехи, он был политическим трупом. Во-первых, он утратил влияние на назначение на должности крупных оперативных частей Генштабом: здесь руководили (и побеждали) генералы и полковники царской армии и австро-венгерской армии, которые по меньшей мере критически относились к командирским способностям Главнокомандующего. Напомню, что они даже не использовали - в том числе и в более поздних мемуарах - титул «Первый маршал Польши», которым тогда пользовался Юзеф Пилсудский, потому что это было не формальное воинское звание, а титул, который он сам себе присвоил. Роль главы государства также была полностью маргинализована в «международной» Польше: он не имел никакого влияния на переговоры в Риге, где польские депутаты с удовольствием разбили все идеи Пилсудского, начиная с полного отказа от его союзника - Симона Петлюры и его Украинской Народной Республики. Напротив, переговоры были начаты с «социалистами», то есть с большевистской версией и украинского, и белорусского государств.
А имела ли победоносная, хотя и опустошенная войной, Польша, подписав мирный договор с тремя большевистскими государствами, исторический успех? Мы получили земли по прусско-русскому договору 1796 года, потеряв бесповоротно и окончательно земли первого и второго русских разделов, т.е. на востоке мы вернулись в состояние Гродненского сейма 1793 года. Большевики хотели дать нам больше, даже предлагали Минск и на какой-то момент Каменец-Подольский на юге, но мы сами отказались от этих земель. Итак, отменили ли мы (как это часто повторяется) последствия раздела Польши на востоке, даже если наш партнер по мирным переговорам формально признал недействительными договоры о разделе? Скорее нет. Однако даже территории третьего русского раздела и большей части первого и третьего австрийского раздела (Австрия не участвовала во втором разделе Польши - она была в состоянии войны с нашим вторым захватчиком - Пруссией) на следующие восемнадцать лет оказались местом национальных конфликтов, иногда даже граничащих с гражданской войной, и прежде всего источником слабости нашего государства. Наша оптимистическая убежденность в способности ассимилировать еврейский и русинский народы, составлявшие большинство на Восточных Кресах, оказалась несбыточной мечтой. Напротив: полонизация части этого общества, особенно поколения, выросшего в межвоенный период, оказалась одной из самых больших ошибок: эти люди говорили по-польски и на этом языке проклинали Польшу, ненавидя ее. Не было места для каких-либо компромиссов, в чем убедились в 1939 году, когда была ликвидирована наша государственность, причем не только на этих землях.
Однако даже не это самое главное. В 1920 году мы нанесли военное поражение и в то же время политически и юридически признали большевистские государства, которые через два года сформируют федерацию: Союз Советских Социалистических Республик (Советский Союз), который сокрушит нас в 1939 году и отнимет у нас все, что мы вернули в 1920 году. В этот раз определенно и навсегда. Земли третьего русского раздела мы уступили тому государству, которое после распада в 1991 году передало их Украине, Белоруссии, Литве и Латвии. Можно ли говорить о геополитическом успехе? Нас никто не принимал в расчет в этом новом разделе мира, и никто даже не упоминал о правах польского населения, живущего на этих землях.