«Уезжай пока не поздно»: что говорят жители южной столицы Киргизии спустя три дня после митингов
Спецкор ФАН рассказывает о жизни в Киргизии после массовых протестов.
Город Ош с самого начала не показался дружелюбным.
Выход из аэропорта окружала плотная толпа местных, в которой кое-где белели вышитые войлочные шапки и бороды, как на поздних портретах Рериха. И пока сотни черных глаз смотрели на меня, словно пытаясь прикинуть, что здесь делает единственная на рейсе русская, из толпы возник пожилой дядька в кепке и буркнул:
— Такси надо?
— Нет, спасибо.
— Ну и очень плохо, — сказал он и снова исчез среди цветастых платьев и вышитых бархатных безрукавок.
Похоже, мы с Ошем с первого взгляда вызвали друг у друга недоверие, которое в течение дня только укрепилось. Впрочем, в каких неспокойных приграничных городах любят чужаков?
Люди здесь смотрят… Нет, не враждебно и не холодно, а как бы сквозь тебя или поверх головы. Или вообще не смотрят: окинут взглядом, как какое-нибудь дерево или камень, и отворачиваются. Тебя могут задевать локтями и плечами, но смотреть на тебя не будут. Тебя как бы и нет. Если заговорить, то в большинстве случаев ответят, но без улыбки и намека на дружелюбие.
В «южной столице» Кыргызстана холодно. Холоднее, чем в Москве. К вечеру изо рта начинает идти пар.
— Зима близко, — говорит таксист, даже не догадываясь, кого он цитирует. На мои вопросы о том, почему в выходной день на улицах так мало людей, отвечает:
— Митинговать устали, накричались и разошлись.
Кажется, политические страсти тоже остыли – сейчас трудно было бы догадаться, что на главной площади города в прошлую среду что-то происходило, если бы на столбах не висели плакатики с лозунгами на русском и киргизском языках: «Не допустим мародерства» и «Нельзя пускать старых политиков во власть!». Они уже успели выцвести от дождей.
«С белорусами нас сравнивать нельзя»
По общим впечатлениям, Ош остался где-то в девяностых. Местные модницы до сих пор носят розовый бархат и леопардовый принт, а модники — штаны «Адидас» с пиджаком. Возле кафе в центре из черных машин выходят плечистые парни с золотыми цепями на шее, а цыганки просят милостыню на перекрестках. Осыпающиеся панельные пятиэтажки, которые можно найти на окраине любого постсоветского города, соседствуют с аляповатыми жилыми домами турецкой постройки и с гостиницей «Пекин». Центральную площадь города украшает памятник Ленину, который, несмотря на многочисленные споры, так до сих пор и не демонтировали. Более того, он был самым высоким памятником в городе до 2012 года, пока не уступил герою эпоса Манасу.
Недавно Ленин снова стал свидетелем митинга. Отголосок массовых протестов докатился от Бишкека до Оша 6 октября: перед мэрией собрались несколько сотен человек, выступавших в поддержку президента Сооронбая Жээнбекова. Люди развернули плакаты и даже поставили юрты, как бы показывая, что их намерения серьезны и задержаться на площади они могут надолго. Однако этого не произошло. Пять дней спустя, 11 октября, чисто выметенная площадь была пуста. Ленин в одиночестве указывал не то дорогу в светлое будущее, не то направление движущимся машинам.
— У киргизов гражданское сознание развито гораздо сильнее, чем у соседей, у таджиков или узбеков, например. Если мы не согласны с тем, что делает власть, — мы протестуем. К счастью, наши протесты не пошли по «таджикскому сценарию» и не привели во властные структуры бывших уголовников.
Мой собеседник (назовем его, например, Кенжебек) — человек образованный и повидавший мир. Мы беседуем о Збигневе Бжезинском и его ненависти к России, о терроризме и ликвидации полевого командира Хаттаба, о протестах в Беларуси.
— С белорусами нас сравнивать нельзя, — улыбается Кенжебек. — Темперамент совсем не тот: быстро вспыхиваем, быстро гаснем. У нас тут всегда все стихийно.
К вопросу о гражданском самосознании. Уже в Бишкеке, по пути из аэропорта, я спросила водителя, правда ли протестующие принесли в жертву лошадь прямо в центре столицы. Он кивнул.
— А зачем?
— Надо, чтобы президент был хороший. Настоящий кыргызстанец.
Комментарии, думаю, тут излишни.
Хуже, чем Афганистан
Какое место в любом восточном городе самое важное? Правильно, базар. Там всегда циркулируют свежие новости и попадаются торговцы, разбирающиеся в текущей обстановке не хуже политологов. Ош в этом смысле не исключение. Над мешками с фисташками и специями состоялось несколько интересных, хоть и коротких диалогов, суть которых сводилась к следующему: все протесты проходят в столице, да и там обстановка уже нормализовалась, так что я приехала поздно. Тут, на окраине страны, полно своих проблем — на узбекской границе тихо, а на таджикской творится разное.
Побродив полчаса по лабиринту рынка, спотыкаясь на выщербленных дорожках и уже заготовив фразу о том, что Ош город скучный, я собралась уходить.
— Девушка!
У того, кто меня окликнул, было такое лицо, которое в Москве и не заметишь. А здесь, на ошском рынке, белокожий голубоглазый человек бросался в глаза своей непохожестью.
— Вы русская?, — спросил он. — Откуда?
— Из Москвы.
— Зачем вы приехали?
Я коротко объяснила.
— Вы одна? Ваше руководство с ума сошло. Уезжайте.
Я снова объяснила, что это невозможно и что завтра я собираюсь в Бишкек.
— Зря вы туда собираетесь. Мало ли, что может случиться.
Я сказала, что трижды была в Афганистане, где со мной не случилось ничего, хотя пугали много. Человек покачал головой.
— Тут вам не Афганистан. Тут хуже. Я здесь прожил всю жизнь и знаю, что говорю.
— Как вас зовут?
— Какая разница? Просто послушайте моего совета, уезжайте скорее, пока можно.
Мне некстати припомнились рассказы двадцатилетней давности о погромах и избиениях, о том, как русские бежали из Киргизии под страхом смерти, бросив все. Но ведь это было двадцать лет назад, а сейчас все по-другому и гораздо стабильнее… По крайней мере, на первый взгляд. Правда, в Москве, перед самым отъездом, мне тоже говорили: «Ты для местных как комар. Твоя жизнь ничего не стоит. Русские в тех краях — люди третьего сорта». Остается только надеяться, что случай проверить правдивость этих рассказов на практике мне не представится.