Алексей Кудрин: нужно уметь отказывать

— Вас по-прежнему называют Господином Нет, как во времена работы в Минфине, Алексей Леонидович?

— Наверное, теперь уже все-таки нет.

— Вот вы и сказали это слово!

— На самом деле, это миф — будто министры финансов отказывают всем без разбора, над златом чахнут, никому не давая денег. Конечно, обращений за помощью или проблем, которые нужно решать, всегда больше, чем средств в казне. Профильные министерства, различные ведомства просят, а ресурсы ограничены, поэтому отбор идет на основе анализа, экспертизы, определенных процедур.

В свое время я предложил создать так называемую бюджетную комиссию во главе с премьер-министром. В ее состав входили не только члены правительства, но и депутаты Госдумы, авторитетные эксперты. Шло всестороннее обсуждение готовящихся проектов бюджета. Эту схему я назвал институтом экспертизы. Комиссия работает до сих пор, хотя я давно не министр.

Что же касается Господина Нет, расскажу забавный случай.

В начале нулевых тогдашний президент США Билл Клинтон приехал в Россию, и перед переговорами в Кремле Владимир Владимирович представлял членов нашей делегации. Подвел Клинтона ко мне и сказал: «А это наш министр финансов». Глава Белого дома шутя спросил: «Где же ваша ручка с красными чернилами, которой вычеркиваете расходы?»

Представление о государственных финансистах у всех очень типичное.

Хочу напомнить, что при мне экономический рост России в среднем за 11 лет составил 5,3 процента. Даже несмотря на провальный 2009 год, когда мы упали на 8 процентов. Зато в другие годы ВВП рос на 7–8 процентов. Темп был выше среднемирового, доля России в экономике планеты росла.

Сейчас об этом можно только мечтать…

— А кому министр финансов не волен отказать?

— Нет таких людей, всем можно сказать «нет».

— Даже председателю правительства и президенту?

— Вы обязаны донести свою позицию, но у главы государства и премьер-министра есть право принять то решение, которое они считают правильным. Такое бывало в моей практике.

Владимир Путин несколько раз публично напоминал об историях, когда я выступал против каких-то шагов, которые он поддерживал. Он делал по-своему, но потом по прошествии времени иногда соглашался со мной. И говорил: почему же ты вовремя не предупредил? Всегда нужно просчитывать риски, предвидеть последствия тех или иных действий.

— Значит, возражать можно только до момента, пока решение не вступило в силу?

— Безусловно. После этого надо идти и исполнять.

Но Владимир Владимирович не любил, когда ему льстили или поддакивали. Он ценил мою объективную позицию как специалиста

Мы ведь много проработали вместе. Начиная с правительства Санкт-Петербурга, где оба были первыми заместителями мэра Собчака.

Путина, правда, назначили раньше, я через несколько месяцев стал вице-мэром, а потом первым замом. Владимир Владимирович всегда шел впереди.

Когда мы приехали в Москву, здесь даже теснее общались, первоначально у нас был не такой большой круг контактов.

Я искренне хотел, чтобы Путин нашел работу в кремлевской администрации, тем не менее должность заместителя управделами президента предложил ему не я, а наши общие друзья

Потом уже он сменил меня на посту начальника контрольного управления администрации президента, а я ушел в Министерство финансов. Такая вот связка наших судеб.

— Наедине общаетесь на «ты»?

— Иногда. Если не по работе и во время обсуждения каких-то житейских ситуаций.

— А правда, что после переезда в Москву Путин на первое время остановился у вас на даче в Архангельском, пока ему не подобрали жилье?

— Легенда. Хотя мы действительно жили неподалеку, и Владимир Владимирович нередко по-соседски вместе с дочками приходил к нам в гости. Девочки играли с моим лабрадором. Думаю, они потом поэтому и Кони себе завели.

— Путин — главное ваше знакомство в Петербурге?

— Трудно сказать, я город люблю, окончил там университет, который подарил мне, можно сказать, все — знания, профессию, учителей, друзей… Мы продолжаем встречаться, общаться, и это очень важно для меня.

В конце концов, в Петербурге живет моя родня — мама, сестры, племянники, дочка, внуки...

Там было много абсолютно знаковых встреч. Трудно выделить какую-то одну. Хотя, конечно, Путин повлиял на мою судьбу больше всех.

— Вы же приехали из Архангельска в 1978-м?

— Да, сразу после выпускного бала в школе. Мы с одноклассниками до утра гуляли по городу, потом еще катались на яхте по Северной Двине...Пришел домой и, не ложась спать, отправился в аэропорт. Билет был уже куплен. Прилетел в Пулково и сразу отправился на Васильевский остров, где находится университет.

Вообще-то эту историю мои близкие друзья знают: я собирался поступать на экономический факультет МГУ, заочно учился там на подготовительных курсах, посылал туда свои контрольные и отчеты. Но в последний момент моего отца-офицера перевели в Ленинград, вот мы на семейном совете и переиграли.

До того дня я ни разу не был в Питере. Отец прилетел чуть раньше, договорился о месте в общежитии офицеров там же, на Васильевском острове. Папа служил начальником управления в Академии тыла и транспорта, которая находится в трех сотнях метров от главного корпуса университета. Он ходил со мной на экзамены, ждал, переживал, расстроился, когда я не набрал баллы на дневное отделение…

— Сколько вам не хватило?

— Точно уже не помню, но срезали меня на математике. Там многим трояки и двойки поставили.

В итоге я пересдал экзамен и зачислился на вечернее. Надо было куда-то идти работать. Поскольку прописку еще не оформил, отец договорился, чтобы меня взяли автотехником на кафедру эксплуатации армейской автомобильной техники к нему в академию.

— А вы что-нибудь понимали в машинах?

— Поначалу нет, потом научился. Это был большой гараж, где размещались стационарно установленные двигатели ключевых армейских автомобилей. С ними проводились опыты. Создавались условия, допустим, Сахары или Арктики, и тогда двигатели должны были несколько суток непрерывно работать с полной нагрузкой. Будто идут по жаре и холоду то в гору, то по снегу…

— В чем заключалась ваша задача?

— Снимать и фиксировать все параметры.

Спустя год я уже занимался подготовкой демонстрационных стендов для адъюнктов академии, помогал офицерам совершенствовать какие-то измерительные приборы. Меня перевели в статус инструктора практического обучения, лаборатории, которую я курировал, за четкость работы и обеспечение офицерских исследований присвоили звание Героя Социалистического Труда.

Так продолжалось два года, после чего я перешел на дневное отделение. И по математике у меня уже были отличные оценки. Доказал, что знаю предмет.

На срочную службу меня не призывали, военная кафедра университета находилась на историческом факультете. Из нас готовили артиллеристов. До сих пор могу рассказать характеристики 122-миллиметровой гаубицы Д-30.Трехмесячные офицерские сборы проходили после окончания университета в Псковской области, на полигоне в Стругах Красных. Стреляли очень много, непрерывно.

Так что я — командир артиллерийского взвода. Согласно моей военно-учетной специальности — командир артиллерийского взвода

— А где было ваше первое жилье в Питере?

— Нам предоставили комнату в коммунальной квартире на 19-й линии Васильевского острова с выходом на набережную Лейтенанта Шмидта.20 квадратных метров на пятерых. Мы с сестрами спали на двуярусных кроватях. Обычных, железных, как у солдат в казарме.

Семей в квартире было пять. Так что коммунальный быт Ленинграда мне знаком.

Жили так больше года, а потом отцу дали квартиру на улице Энгельса. Четыре комнаты. Роскошь! Сейчас рядом с нашим домом станция метро «Проспект Просвещения», а тогда была городская окраина. На моих глазах сносили деревни, застраивали новые районы. И метро появилось значительно позже. Каждое утро я ехал на трамвае через весь город на работу в академию, выходил на Стрелке Васильевского острова. Красивейшее место! Конечно, меня охватывала гордость.

— Перестали жалеть, что не поступали в МГУ?

— В Москве я прожил уже 24 года, а в Питере — лишь 18, но молодость есть молодость. Сами понимаете…

Этот город навсегда для меня родной. Повторяю, тут и учеба в университете, и работа в мэрии в самый сложный момент перехода страны на рыночные рельсы. Ничем это уже не отодрать, приросло к коже.

Хотя, как вы, возможно, знаете, родился я в Латвии, где служил отец...

— У вашей мамы есть латвийский паспорт?

— Нет, по сути, всю сознательную жизнь она прожила в России. Мама из семьи репрессированных, в 1940 году ее вместе с братом и моей бабушкой сослали в Сибирь, в Красноярский край.

А ее отец, мой дед, умер в ГУЛАГе в 1943-м. Где-то в Кировской области. Раньше мы даже этого не знали. После ухода с госслужбы стал изучать историю семьи и некоторые факты удалось выяснить.

До 16 лет мама жила в Красноярском крае, потом вернулась в Латвию, где и встретила моего отца. Он служил в Добеле. Это небольшой исторический город со старинной крепостью в 60 километрах от Риги. Там стояла дивизия.

— Слышал, ваш родовой дом сохранился.

— Да, в нем сейчас располагается городская прокуратура. Двухэтажный особняк, не такой уж и большой по современным меркам, но по тем временам вполне приличный. Мой дед был строителем, держал артель. Мама родилась в этом доме, а я — в соседнем... Роддом находился недалеко.

— Латыши возвращали недвижимость тем, кто владел ею до 1940 года.

— Мама не хотела иметь там собственность, взяла деньгами, которые тут же обесценились.

— Что же сын-финансист не надоумил?

— Она скрыла от меня, не сказала, зачем ездила в Латвию, а местные отговорили ее брать имущество… Мол, ты живешь в другом мире, вот туда и возвращайся. Зачем тебе этот дом?

Честно говоря, мамину ветвь семьи я пока меньше изучил, еще только предстоит погрузиться. Знаю, что бабушка одно время работала переводчиком, знала несколько языков — немецкий, английский, литовский, эстонский, польский, русский…

— Сибирская ссылка — больная тема для семьи?

— Нет, мы об этом не говорим, не вспоминаем. Моя бабушка была мудрой женщиной, старалась сделать все, чтобы у мамы не возникло чувство дискомфорта, антагонизма или обиды на власть.

— Вы латышский язык знаете?

— Мне было семь лет, когда мы уехали из Добеле. Конечно, все забыл. Если напрягусь, может, вспомню какую-то песенку…

— Когда в последний раз были на малой родине?

— В июле прошлого года. Повод появился.

— Какой?

— Лет восемь назад приезжал в Добеле, и родственники повели меня в местную музыкальную школу, в которой преподавали на протяжении многих поколений. Показали хор, оркестр, учеников. Помещение не ремонтировалось с советского периода, было в очень плохом состоянии. Я даже спросил: «А как дети здесь учатся? Абсолютно неприемлемые условия». Грибок на стенах, запах гниющего дерева. Говорят: «Вот такие у нас возможности». Тогда я предложил собрать деньги на ремонт.

В России стараюсь помогать образовательным, научным учреждениям, нуждающимся в поддержке. Выручают благотворительные фонды, спонсоры. Разумеется, занялся этим после ухода с госслужбы.

А тут, значит, Латвия. Обратился к Петру Авену, у которого тоже латышские корни. В итоге мы собрали не только на ремонт школы, но и на пристройку актового зала. В июле прошлого года все было сдано.

Я присутствовал на открытии, Авен приехать не смог, был руководитель его благотворительного фонда. Такое вот радостное событие, о котором написали рижские газеты, вышел сюжет по латвийскому телевидению.

— Получается, оказали гуманитарную помощь члену Евросоюза?

— Громко сказано, но мне приятно, что поучаствовал в восстановлении школы в месте, с которым связано прошлое моей семьи.

— А что у вас по отцовской линии, Алексей Леонидович?

— Не так давно выяснил, что я, оказывается, дальний родственник Петра Струве, политика, экономиста, публициста, общественного деятеля.

Фамилия моей прабабушки по отцовской линии — Калистова. Она из Костромской губернии. Ее брат, мой двоюродный прадедушка, был женат на племяннице Петра Струве, дочке его брата. У нас оказалась большая ветвь в Петербурге. Как известно, дед Петра Струве возглавлял Дерптскую обсерваторию, потом по приглашению императора приехал в Петербург и открыл Пулковскую обсерваторию.

— Похоже, экономические гены вам передались от Петра Бернгардовича. Помните, в «Обыкновенном чуде»: «Это во мне проснулась бабушка по материнской линии». А в вас — прадедушка по отцовской. Троюродный.

Тогда уж, скорее, меня разбудил Анатолий Чубайс

В конце 1990 года он был заместителем председателя Ленинградского горисполкома и позвал к себе замом в комитет экономических реформ. В июне 1991-го мэром избрали Анатолия Собчака, и он перевел Чубайса в главные экономические советники. Мы с Анатолием Борисовичем создали в городе зону свободного предпринимательства, чуть ли не первую в России. Осенью того же года Борис Ельцин поддержал команду Егора Гайдара, и реформы начались во всей стране. Я стал зампредом комитета экономического развития мэрии Петербурга, который возглавил Георгий Хижа.

Летом 1992 года его назначили вице-премьером федерального правительства. Перед отъездом он сказал: «Единственное, что не успел сделать, — назначить начальника финансового управления. Вот ты, Алексей, и пойдешь на эту должность». Отправился к Собчаку и мигом все решил. И в августе 1992-го я, по сути, возглавил управление с двойным подчинением — Минфину России и мэрии города.

Уже в 1993-м Собчак сделал меня своим замом, в 1994-м — первым заместителем...

— В 1996-м вы могли участвовать в выборах мэра в качестве кандидата?

— Нет, но такой слух был запущен. И Собчак из-за этого очень нервничал.

В какой-то момент я чуть не лишился места в Смольном, поскольку Анатолий Александрович реально меня опасался. Абсолютно безосновательно, я не собирался переходить ему дорогу

Действительно, я много общался с людьми, часто выступал на публичных мероприятиях, но всегда поддерживал кандидатуру Анатолия Александровича, помогал работе его штаба.

Против Собчака действовали серьезные соперники, однако, к сожалению, он долго отказывался всерьез воспринимать риски поражения и проиграл 1,5 процента. Анатолий Александрович уступил Владимиру Яковлеву в дебатах, поскольку оппонент четко гнул свою линию, а Собчак хотел победить с наскока, переговорить, используя очевидное ораторское превосходство, однако все свелось к обсуждению на повышенных тонах хозяйственных вопросов, что не было коньком Собчака.

Уже потом, через несколько лет, когда Анатолий Александрович вернулся из вынужденной эмиграции в Париж, он пришел ко мне на Старую площадь, где я работал начальником контрольного управления президента, и сказал: «Эх, не понимал я в 1996-м, кто мои настоящие союзники, а кто — враги…»

Источник: ТАСС