Мир после иллюзий рождается в России. Дмитрий Дробницкий

События последних дней показали, что не все во властных коридорах Вашингтона и в странах-союзниках США по атлантическому блоку восприняли курс Байдена на деэскалацию с Россией всерьез. Провокация британского эсминца у берегов Крыма, заявления чиновников администрации Белого дома о готовности ввести новые санкции, недовольство европейских лидеров «закрытым» характером российско-американского саммита в Женеве – всё это говорит о том, что снижение градуса конфронтации с Москвой для многих на объединенном Западе стало непонятной и некомфортной новеллой. И, само собой, Женева – это не сближение, не потепление и не разрядка. Лидеры двух стран лишь наметили в нулевом приближении те меры, которые позволят жесткой конкуренции и противостоянию двух держав не перейти в фазу, в которой весь мир окажется в смертельной опасности. Даже это пока не очень получается. Хотя есть и хорошие сигналы. В частности, появились сообщения о начале совместной работы в области стратегической стабильности и кибербезопасности. Но скорых прорывов ждать не стоит. И всё же нельзя считать саммит в Женеве полностью безрезультатным. На мой взгляд, его главный результат – это даже не совместное коммюнике о недопустимости ядерной войны, а заявления обоих лидеров о том, что они не испытывают иллюзий ни в отношении друг друга, ни по поводу отношений двух стран. Да и в целом в отношении внешней политики. То, что это сказано – отличный результат по нынешним временам. Ведь два, пожалуй, самых опытных в мире политика не просто поделились своими мыслями, переживаниями и опытом, они дали определенный сигнал элитам и общественности. Вот только был ли он воспринят в полной мере? Я охотно верю не только Владимиру Путину, но и Джозефу Байдену, что лично у них начисто отсутствуют идеалистические представления о состоянии мировых дел. Но вот всем остальным, дабы избавиться от таких представлений, придется потрудиться. И я говорю сейчас не о прекраснодушных мифах или мечтах. Речь идет об идеях и образах, глубоко укоренившихся в головах политиков, экспертов и простых людей. В качестве примеров идеалистического представления о мире и отказа от него можно привести две американские идеи – о силовом (необязательно военном) распространении демократии и путях развития Китая. Долгое время в США и в целом на Западе главенствовала точка зрения, согласно которой либеральная демократия, будучи один раз установленной надлежащим образом – со всеми институтами и прочими необходимыми атрибутами – работает во всех странах примерно одинаково, с небольшими поправками на этнокультурный колорит. После долгих неудач был сделан вывод о том, что дело это гиблое. Всякое Nation Building (построение государств – демократических, конечно) есть пустая трата ресурсов. Случилось это задолго до избрания Трампа и последующих событий. Ведущие мозговые центры Соединенных Штатов и американские политики заговорили об этом еще на первом сроке Обамы. Общим нарративом в те годы стали слова: «Мы пытались продать демократию людям, которые ее не хотели». Во время ливийской авантюры вооруженных повстанцев еще называли иногда «демократами», а уже годом позже сирийских боевиков, добивающихся свержения Башара Асада, именовали исключительно «либерально ориентированными» или (и это одна из замечательных конструкций западного новояза) «по большей части либеральными». По сути дела, именно тогда «распространение демократии» официально было признано исключительно инструментом внешней политики глобального начальства. Уже никто даже не делал вид, что такое распространение принесет благо странам, на которых оно отрабатывается. Во всяком случае, в публикациях и речах, рассчитанных на западную аудиторию. С взглядами на Китай произошла несколько иная эволюция. Американские политики и эксперты в 1980-х, когда КНР стала всемирной фабрикой вещей, были уверены, что если не через десять, то через двадцать лет начнется демократизация Поднебесной. Считалось непреложной истиной, что демократия обязательно приходит вслед за рыночными отношениями и частной собственностью. А значит, очень скоро и Китай должен был влиться в братство демократических стран. И вплоть до конца правления генсека Ху Цзиньтао Запад ждал прихода либеральной демократии в КНР. И лишь когда в Пекине воцарился Си Цзиньпин, на западную экспертократию снизошло озарение. Прежние ожидания были объявлены ложными, антинаучными и даже вредными. Вредными, потому что за то время, пока Запад ждал рождения демократии с китайской спецификой, Поднебесная укрепилась настолько, что стала угрожать западной гегемонии, причем укрепление это произошло во многом благодаря тому, что перед ее товарами были открыты все западные рынки. Тогда же появился тезис о скором кризисе Китая. Кризисе неизбежном, системном и разрушительном, как идеальный шторм. Аргументов было как минимум три: плохая демографическая структура, болезненная зависимость от экспорта и – барабанная дробь – «неинклюзивный» характер китайского общества. Конечно, это перепевки старого доброго тезиса об экономической эффективности западной демократии и неэффективности прочих систем. Еще три года назад о «неизбежном» кризисе КНР говорили как о доказанном факте. Сегодня подобного рода предсказания уже не в моде. Изменение мировоззрения либерального западного истеблишмента налицо. Оно просматривается в самой постановке главной международной задачи объединенного Запада на ближайшие годы в формулировке администрации Байдена. Вдумайтесь! «Лидер свободного мира» призвал доказать (!), что «демократии» более конкурентоспособны, чем «автократии». Значит, ни о каком заведомом преимуществе одной системы над остальными речи уже не идет. По сути дела, Соединенные Штаты находятся в шаге от признания факта существования особой китайской цивилизации, радикально отличающейся от западной, но при этом способной, как сейчас модно говорить, на устойчивое развитие. Само собой, такую цивилизацию всё еще можно обвинять в «нарушении прав человека» и в «недостатке демократии». Но это больше не работает так, как раньше. И если бы Соединенные Штаты (а за ними последует весь объединенный Запад) признали, что и Россия является особой и в чем-то чуждой блоку либеральных демократий цивилизацией, имеющей право на суверенное развитие, это стало бы огромным прорывом к миру без иллюзий. Когда я говорю «право», я не имею в виду одобрение или признание. Достаточно простой констатации факта, что альтернативные цивилизации есть и ничего тут не поделаешь. С этим будут большие проблемы. Прежде всего потому, что предыдущую альтернативную систему Запад переиграл. Более того, Москва и Пекин как минимум до конца 2000-х утверждали (с теми или иными оговорками), что они «встраиваются» во всемирную систему экономических отношений и международных правил. Даже мюнхенская речь Путина 2007 года была не заявлением об отказе России от участия в глобальном проекте Запада, а указанием на тот факт, что США не соблюдают ими же анонсированные правила. Лишь в середине 2010-х Россия и Китай стали во всеуслышание заявлять о своей инаковости и строить свою внешнюю политику в соответствии с этим. Разумеется, это не извиняет западных политиков и экспертов, особенно лиц, принимающих решения в наши дни. Но надо понимать, что иллюзию исключительности Запада создавали в том числе и мы. Теперь о наших, сугубо российских проблемах. На мой взгляд, главная иллюзия, от которой нам предстоит избавиться, это представление о том, что мы сегодня имеем дело с тем же Западом, что и в 1980–1990-е. С тех пор Запад неузнаваемо изменился. США приписали себе победу в холодной войне. Но кто одержал эту «победу»? Западным «градом и миром» тогда управляли религиозные правые, консерваторы-христиане во главе с Рейганом. Люди с такими убеждениями сегодня в Европе и Америке в лучшем случае считаются ретроградами и расистами, в худшем – внутренними террористами. Представления о свободе (религии, информации, слова и т. д.), праве, приватности, образовании, воспитании детей, семье и многом другом эволюционировали настолько, что во многих случаях стали прямо противоположными. Дальше – больше. Запад давно уже не демонстрирует прежней экономической эффективности, комфорта для граждан и социальной справедливости, на которые раньше ссылались «прорабы перестройки», а теперь по непонятным причинам продолжают ссылаться наши оппозиционеры. Запад 1980–1990-х казался нам во многом культурно близким, просто чуть более рафинированным и чистым. А сегодня это чуждое нам образование, причем по-прежнему до зубов вооруженное. При этом предельно отягощенное социальными и инфраструктурными проблемами. Практически каждый, кто говорит о примирении или «разрядке» с США и Европой, вольно или невольно ссылается на безнадежно устаревшее представление о Западе как о христианской цивилизации, мире свободы и личных прав, наконец, как о комфортном месте для жизни. И – что тоже далеко не факт в 2021 году – как об устойчивой конструкции. Только изжив эти заблуждения, мы можем начать, как говорят в МИДе, субстантивный (по существу) диалог с Вашингтоном и европейскими столицами о деэскалации и правилах поведения на мировой арене в XXI веке. Это будет сложно (не диалог, а изжитие заблуждений), но без этого нас не начнут воспринимать всерьез. Это будет не самый приятный мир (не «мир полдня» и не «единое человечье общежитие»), но зато куда более безопасный, чем сегодня. И это потребует нового качества общественного сознания в самой России. Что само по себе будет хорошим результатом. Но с этим, как показали последние события, у нас всё еще большие проблемы. Так что мир-после-иллюзий во многом в муках рождается именно сейчас и именно в нашей стране. Источник