Гофманиада какая-то!
Маг и сказочник. Волшебник и фокусник. Старина Гофман. Он умер в 46 лет. Жить бы да жить. Не получилось... Немец Гофман, которого после смерти и забвения вернули миру русские. «Наш» немец Гофман умудрился родиться в Кёнигсберге (Калининграде). Так что вместе с Кёнигсбергом Россия присоединила и Гофмана. Справедливо присоединила... Немцы всегда его недолюбливали. Он был им непонятен. Не как все. Волосы торчком. Поношенный фрак. Подпрыгивающая походка. Робкий взгляд и зловещая усмешка. В минуту – тысячи слов, и – полчаса гробового молчания. Вежливые жесты и грубая шутка. Человек-контраст. Безумный. Себе на уме. За его спиной сплетничали, перешёптывались. И крутили пальцем у виска. Он так был непохож на них, этих самодовольных невежественных филистёров. Лицемерных ханжей. Ох, как им доставалось от Гофмана в его гениальных творениях!..
Не зря писатель подвергался судебному преследованию. За сатирическую сказку «Повелитель блох», в которой высмеял и обличил юридическое крючкотворство высокого чиновника. Сказку запретили. Завели «дело Гофмана». В историю культуры вошёл беспрецедентный по жестокости допрос гения на смертном ложе. За несколько дней до кончины... Пожалуй, родись писатель веком раньше – его сожгли бы на костре. Впрочем, его готовы были сжечь и после смерти. Жизнь единственная могла напугать Гофмана. Жизнь, от которой он бежал всю жизнь. В Атлантиду. В мир собственных грёз.
Интересно, как бы сегодня Гофман отметил день своей памяти? Наверняка по привычке. Заглянув вечерком в свой излюбленный погребок Лютерна и Вегнера. Правда, модернизированный – но это его не испугает. Нет, Гофмана ничем не испугать. Его привилегия – пугать других. Сам он ничего не боится. Поэтому по законам гофманиады он сядет на своё привычное место, на деревянную лавку. Закажет ещё, потом ещё и ещё искристого фирменного вина. Что там, позади, за окном?..
Если и существует гамбургский счёт, то только в России. И на день своей памяти Гофман не раздумывая пригласил бы в первую очередь наших, русских. С ними бы он нашёл общий язык. Белинский, потягивая шипучку, удивлённо заметил бы: «Отчего доселе Европа не ставит Гофмана рядом с Шекспиром и Гёте?» Достоевский, перечитавший всего Гофмана на языке оригинала, воскликнул бы: «Потрясающе!» А потом бы написал своего «Двойника». Самый великий «возвращатель» Гофмана – Чайковский – непременно выпил бы с автором «Щелкунчика» на посошок... С нашими бы он с удовольствием пофилософствовал в винном погребке... Там, где ночь за окном. А впереди... Точка. Когда всего лишь 46 лет...
Он не любил гулять по ночам. Ему непременно казалось, что его персонажи материализуются. Выскочат со страниц книг, которые он написал дерзко, вдохновенно, лукаво. И что они с ним могут сделать? Знает лишь сам Бог... Или сам чёрт...
«Жизнь – ужасная игра мрачных сил», – любил повторять Гофман. Он мог позволить себе романтику сделать фарсом. Фарс – трагедией. Трагедию – волшебством. И это уже не сказка. А нечто большее. Когда в конце стоит вопросительный знак. Для всей нашей далеко не сказочной жизни... Гофман всё-таки победил в игре «мрачных сил» с помощью пения «тысячи флейт». И где-то далеко-далеко, может быть в Атлантиде, мрачно и волшебно уже звонит колокол.
Елена Сазанович, писатель, драматург, сценарист