Расторгуев вновь на перепутье
Сильнейший латвийский биатлонист Андрей Расторгуев минувший сезон провел удачно. А как еще можно расценивать его 20–е место в общем зачете Кубка мира? Конечно, хотелось призовых мест, но что есть, то есть, пишет газета «Вести Сегодня».
Выступая шестой год в элите мирового биатлона, 27–летний уроженец Алуксне может уже не скромничать, находясь рядом с такими звездами, как француз Мартен Фуркад или норвежский ветеран Уле–Эйнар Бьорндаден. Он с ними на равных.
Впрочем, 20–е место — это только цифра. За ней — годы тренировок и всякого рода проблем, которые приходится решать. О них Расторгуев рассказывает и весной 2016 года. Проблемы… Куда же без них. Перед собой я увидел спортсмена, который, такое сложилось впечатление, достиг потолка, бьется головой изо всех сил, чтобы сделать следующий шаг, но при этом прекрасно понимает, что в сложившейся ситуации это максимум. Расторгуев снова на перепутье.
— Прошедший сезон получился для меня самым сложным, самым тяжелым. И я не кривлю душой. И для меня, и для тренера Интара Беркулиса. Меньше в физическом, больше в эмоциональном плане, — признается в интервью «Вестям Сегодня» Андрей Расторгуев. — То, что я попал в Топ–20, — я рад этому, конечно. Это серьезный уровень, это не просто так.
— Полностью согласен с твоей оценкой исходя из того, какая сегодня конкуренция в мужском биатлоне, где каждый из Топ–30 вправе рассчитывать на пьедестал. Чего не хватило на этот раз, чтобы завоевать на этапах Кубка мира медаль, хотя в десятке сильнейших ты был неоднократно?
— Не могу однозначно ответить. Где–то не хватало везения, где–то все произошло закономерно. Сейчас сезон уже завершен, и надо смотреть — что делать дальше.
— Сам понимаешь, что никуда от темы стрельбы мы не денемся. В биатлоне стрельба — это один из залогов успеха. Точная стрельба и, что немаловажно, быстрая. Как у тебя обстояли дела со стрельбой в этом сезоне?
— Что касается стрельбы, то, как говорится, мне есть к чему стремиться. Особенно у меня хромает стрельба из положения стоя. Процент попадания — низкий, если не сказать плачевный. Да, стрельба из положения лежа намного улучшилась, но вот со скоростью — проблемы. Я по–прежнему стреляю довольно медленно.
— Работа с немецким специалистом Клаусом Зибертом принесла свои плоды, она продолжается?
— С Зибертом я занимался, это правда. Но до тех пор, пока с ним не случилась беда.
— Я в курсе — у него был обнаружен рак.
— Все правильно, только болезнь, к сожалению, прогрессирует. Клаус уже не передвигается. Так что о продолжении работы с ним пока что говорить не приходится. На днях я ему звонил. В общем, дела плохие. Он говорит, мы нормально общаемся, но не более того.
— Перспективы дальнейшей работы… Что–то будете менять со своим тренером в подготовительный период?
— Обязательно. Планы такие есть. Остается их реализовать. Главное — это большая психологическая работа. Все это делается для того, чтобы ничто не могло меня выбить из колеи.
— Насколько я знаю, в твоем тренерском штабе есть уже психолог. Так ведь?
— Это человек, которого мне делегировал Латвийский олимпийский комитет. Но, как мне кажется, этого недостаточно. Хотя бы потому, что с ним я работаю только дома. На выездах его нет с нами. Не исключено, что мы с тренером пригласим к себе еще одного такого специалиста.
— Что еще остается сделать этой весной, чтобы поставить точку?
— Увы, но многие финансовые вопросы до сих пор не решены. Так, например, мы до сих пор не рассчитались с сервисной бригадой.
— А как же сотрудничество с одним из латвийских банков, рассчитанное на три сезона?
— Оно резко свернулось. Почему? Не хочу углубляться в тему. Это точно вопрос не ко мне.
— Выходит, что обещанные деньги так и не были получены, и, как следствие, большой долг в этом сезоне у твоей команды (тут надо заметить, что Расторгуев готовится к сезону и выступает отдельно от остальной команды Латвии, а потому в индивидуальном порядке нанимает себе тренеров и помощников). Все правильно?
— Так и есть. Причем это достаточно внушительная сумма.
— Если во всей этой каше разбираться, то получается, что тебе приходится думать по ходу сезона не столько о гонках и стрельбе, сколько о многих других вещах. О том, что только мешает тебе нормально выступать. Знал бы наш болельщик об этом… Тогда бы и не критиковал тебя за слабый последний круг, за никудышную стрельбу из положения стоя, за такую медленную стрельбу, что начинаешь просто вскипать у телевизора. Всему виной — недоработки федерации?
— В той системе, в которой я работаю, наверное — да. Хотя можно говорить и о системе в целом. Недостатки у нее есть.
— При все этих недостатках Олимпиаду никто не отменял. Какие планы на Игры–2018 в Южной Корее?
— Мыслей в голове на сей счет очень много. Но я уже говорил, в чем проблема, чтобы дальнейшая подготовка проходила без трудностей. Ведь мне надо решать конкретные задачи. Три года назад подготовку к сезону я начинал в июле, два года назад — в июне, в прошлом году — в мае… Работа предстоит серьезная. Сейчас немного отдохну, а в середине мая вновь за работу.
— Один из самых запоминающихся моментов прошедшего сезона — это мужская эстафетная гонка. Ты регулярно выходил как первый в составе сборной Латвии и, признаться, смотрелся здорово. На канале «Евроспорт» за стартовый отрезок твое имя повторялось не один раз. Ты сознательно делал такой выбор?
— Конечно сознательно. Но тут есть другой момент — в индивидуальных гонках я отвечаю только за себя, в эстафете — и за своих партнеров по команде. В этом разница. Здесь команда, здесь не я один, а еще три человека. А насчет первого этапа… Для меня это не принципиально важно, просто эта возможность открытой борьбы с конкурентами, дополнительное чувство суверенности, что ли. Если говорить о результатах команд, то ребята стараются. Они выступают на максимуме своих сил. Да, они пока не дотягивают до меня. Но что поделать — всему свое время.
— Твоя оценка перспектив латвийского биатлона. За тобой есть те, кто сможет со временем хотя бы приблизиться к твоему уровню?
— Перспективные ребята есть, те же неплохие юниоры, которые успешно выступили на чемпионате Европы. Но надо иметь в виду, в каких условиях будет идти их рост, как они будут работать, по каким методикам.
— Не могу не спросить тебя о тех допинговых скандалах в биатлоне, которые есть. Последний — с мельдонием. Как в твоем виде спорта ведется борьба с этой напастью?
— Борьба ведется жесткая. Каждый из биатлонистов в течение сезона два–три раза подвергается проверке. В том числе и я — четыре раза брали допинг–пробы и у меня. Речь идет в том числе и о внесоревновательном периоде.
— Сам ты наверняка в курсе, что такое милдронат?
— Когда–то и я употреблял милдронат. Но осенью с нами был проведен инструктаж насчет того, что с 1 января 2016 года он будет запрещен. Больше вопросов ни у кого не возникало. Запрет есть запрет. Мы были проинформированы своевременно.
— Как долго, на твой взгляд, продлится эра Мартена Фуркада, который приватизировал все «хрустальные глобусы»?
— Вспомните последний чемпионат мира в Холменколлене, на котором норвежец Йоханнес Бе все–таки его опередил. Думаю, есть человек десять, которые могут бросить ему вызов. Но это в отдельной гонке. Если говорить о «Большом хрустальном глобусе» — главном трофее за успех в общем зачете Кубка мира, то я затрудняюсь ответить.
— Как собираешься отдыхать весной, перед тем, как вновь засучить рукава и отправиться в горы?
— Только с семьей. Я в долгу перед ней, потому как по ходу сезона ее практически не вижу. А дочка, которой пошел второй годик, растет. Мне больно, что так получается, что жена фактически одна вынуждена воспитывать ее.
…Так, для сравнения: после общения на Олимпиаде в Сочи с легендарным Уле–Эйнаром Бьорндаленом я был настолько окрылен и эмоционально заряжен, что готов был горы свернуть. После разговора с Расторгуевым хочется закрыть двери на все замки и никого не пускать к себе. Я вижу, как он переживает, отчасти чувствую, что творится у него внутри. Да, этот спортсмен, скорее всего, нуждается в еще одном психологе. Такой вот он… Может сильно расстроиться только из–за того, что не оправдал надежд. Но это не означает, что его надо бросать — мол, пусть сам выкарабкивается. В противном случае такого Расторгуева мы можем быстро потерять. И за кого тогда мы будем переживать на Олимпиаде в 2018–м?
20–е место — это не предел, однозначно не предел. Но латвийский болельщик продолжает верить, что прогресс латвийского биатлониста продолжится, медали будут, и на Играх–2018 в южнокорейском Пхенчхане он себя еще покажет. Так думают оптимисты. У реалистов, к которым причисляю себя и я, несколько иное мнение. Уж слишком много проблем у Расторгуева — и прежде всего в голове. И все же я верю! Верю в то, что свое последнее слово Расторгуев еще не сказал.
«Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех латвийских болельщиков, которые переживают за меня, волнуются, тех, кто нашел время приехать в Норвегию на чемпионат мира. Я видел их, видел флаги Латвии на трибунах. Я чувствую поддержку этих людей, их энергию. И это, честное слово, мне помогает и заставляет двигаться вперед», — Андрей Расторгуев не мог не произнести эти слова напоследок.
— Лидер латвийского биатлона и один из элитных спортсменов в этом виде спорта Андрей Расторгуев продолжает со своим тренером работать по ранее намеченному плану, который, по идее, должен привести их к пьедесталу почета. Рано или поздно…
Владимир ИВАНОВ