Лимит на потрясения исчерпан

В Белгороде прошла историческая конференция «Две войны, две революции». Подготовил и провел мероприятие совместно с выставочным залом «Родина», а также произнес вступительное слово председатель «Союза потомков служилых Российского государства» историк Роман Сапелин.

Исследователи, писатели, журналисты, музейщики были едины в своем мнении: события вековой давности актуальны как никогда.

Елена Кривцова, главный хранитель фондов государственного архива Белгородской области, в докладе «Беженство Великой войны — забытая история», опираясь на сохранившиеся архивные документы, обратила внимание на аспект войны, который зачастую остается вне внимания исследователей. Сто лет назад белгородская земля приняла десятки тысяч людей, вынужденно покидавших родные места, бежавших в неизвестность, спасая свою жизнь.

Это, пожалуй, самая малоизвестная, трагическая сторона той войны — невиданное по масштабам движение беженцев. Для оказания помощи пострадавшим от военных действий 14 сентября 1914 года был создан комитет великой княжны Татьяны Николаевны Романовой.

Царская дочь занимала пост почетной попечительницы, а фактически комитетом руководил член Государственного совета Алексей Борисович Нейдгардт (в 2000-м году причислен к лику святых).

Комитет стал центральным органом по защите беженцев, затем были учреждены его местные отделения по всей стране во главе с губернаторами. Неудачный для российской армии ход войны летом 1915 г. вызвал небывалую до этого времени волну переселенцев. В августе центральными властями принимается решение о массовом переселении людей во внутренние губернии страны для освобождения прифронтовой зоны, а правительство разрабатывает общий план перемещения гражданского населения. На территории Курской губернии предполагалось разместить беженцев с полосы Юго-Западного фронта — Волынской губернии (центр — г. Житомир). С этого времени, по описанию современника, движение беженцев приобрело «характер великого переселения народов». Тогда впервые в Российской империи 30 августа 1915 года был издан «Закон об обеспечении нужд беженцев», который определил государственную политику в этом направлении.

В государственном архиве Белгородской области сохранилось небольшое количество документов уездных земских управ по проблемам размещения беженцев, но и в них можно прочувствовать огромную озабоченность местных властей и масштаб задач, которые им предстояло решить в короткое время. 12 сентября 1915 года состоялось экстренное заседание Курского губернского комитета по оказанию помощи беженцам, на котором прозвучало заявление главноуполномоченного по устройству беженцев по Юго-Западному фронту князя Николая Урусова о том, что «в Курскую губернию эвакуируются до 700 тысяч человек волынцев». Решение проблемы размещения огромной массы людей в губернии заставило созвать 16 сентября экстренный съезд представителей дворянства, городов и земства с участием представителей железнодорожного ведомства, Государственного контроля и Союза городов. В каждом уезде и городе при земских и городских управах создали постоянно действующие комитеты помощи беженцам, при волостных правлениях — волостные бюро.

Священник Тихон Нестеров слободы Песчаной Новооскольского уезда сообщал о безусловном сочувствии своих прихожан к беженцам, и «если потребуется, то каждый почти может приютить на зиму несчастного беженца».

Массовое прибытие людей в Курскую губернию началось в июле–августе, достигло максимума в октябре, завершилось в ноябре–декабре 1915 г. Местное население встретило беженцев благожелательно и сочувственно, помощь предлагали люди богатые и бедные, многие предоставляли квартиры совершенно бесплатно. Большинство разместились в селах у местных крестьян, в городах — преимущественно по «обывательским квартирам». Питание беженцев обеспечивалось устройством «питательных пунктов» с выдачей обеденных талонов. Вводилось и регулярное «пайковое» довольствие в денежной форме из расчета 20 копеек в день на человека. При перемещении беженцев из родных мест у них реквизировался скот, запасы продовольствия, постройки. По прибытии в тыл им выплачивали деньги по реквизиционным талонам. Слоновское волостное бюро Новооскольского уезда организовало ежедневно и в ярмарочные дни «кружечные» сборы в пользу беженцев, а на водяной общественной мельнице поставили кадку для ссыпки добровольных пожертвований муки.

Всего на 1 января 1916 г. в Курскую губернию прибыли 79189 человек. Согласно материалам первичной регистрации, хранящимся в государственном архиве Курской области, на территории Белгородского уезда осенью 1916 г. проживало 10,2 тыс. беженцев, в том числе в самом Белгороде 1,8 тысячи человек (население города на тот период — около 27 тыс. человек).

* * *

Заведующий Верхопенским историко-краеведческим музеем Дмитрий Кременев (а в день проведения конференции селу Верхопенье исполнилось 345 лет!) рассказал о пребывании армии Нестора Махно в Обоянском уезде Курской губернии в январе 1921 г., фактически в заключительный период существования этой банды, оставлявшей после себя кровавый след, рядившейся в красноармейцев и вырезавших всех «советских». Доклад историка был проиллюстрирован свидетельствами очевидцев.

Кандидат исторических наук Александр Пчелинов-Образумов, начальник отдела использования документов Государственного архива Белгородской области (ОГКУ «ГАБО»), сделал доклад «Российские эмигранты — участники Гражданских войн в России (1918 – 1920) и Испании (1936 – 1939)». По его подсчетам, от 300 до 1000 бывших участников Гражданской войны в России воевало на стороне республиканцев, и на порядок меньше — на стороне франкистов.

Директор Государственного архива Белгородской области историк Павел Субботин показал и прокомментировал первый (из пока известных) документальный фильм, снятый на территории Белгородчины. Это черно-белая хроника знаменитого Дзиги Вертова, основоположника и теоретика отечественной кинодокументалистики.

П. Субботин представил уникальную хронику Вертова из «Кинонедели 1919 г.», где запечатлены события в Валуйках декабря 1918 г., когда партизанская красная армия Иннокентия Кожевникова (1879–1931) эшелонами перебрасывалась из Курска через Новый Оскол и Валуйки в Донбасс, и составы застряли в непроходимы снегах — что называется, выше паровозных крыш. Хроникер запечатлел и легендарного красного командарма (его потом расстреляют после бегства из Соловецкого лагеря), и как красноармейцы расчищают заносы, восстанавливают взорванный мост через реку Валуй, а заодно не отказал себе в удовольствии заснять панораму города, школьную детвору и даже потешно показал домашних животных.

Осуществивший в 2014 г. новый монтаж уникальной ленты Дзиги Вертова Павел Субботин в своем выступлении подчеркнул своеобразную «закольцовку»: кинодокументалист скончался в 1954 г., через месяц после образования Белгородской области. И выразил надежду, что нас могут ожидать новые хроникальные находки, как, например, ленты со съемкой торжественных всенародных празднований прославления свт. Иоасафа Белгородского в 1911 г.

Назовем несколько запомнившихся докладов конференции. Историк Олег Бавыкин поделился на конференции малоизвестными фактами семьи Курского губернского предводителя дворянства, члена III Государственной думы от Курской губернии графа В.Ф. Доррера (1862–1909), чья жизнь и судьба были соединены с белгородской землей. Сергей Петров, член Белгородского историко-поискового клуба «Огненная дуга», рассказал о находках артефактов периода Гражданской войны на Белгородчине; архитектор Елена Холодова, кандидат архитектуры, член Союза архитекторов России, советник РААСН, эксперт по проведению государственной историко-культурной экспертизы поведала про «Курские усадьбы в военно-революционное период первой четверти ХХ века: в архивах, дневниках, воспоминаниях и музейных коллекциях»; Дмитрий Наумов, аспирант кафедры российской истории и документоведения НИУ БелГУ, — про «Нарастание общественного кризиса и начало революции 1905–1907 гг. в епархиальной периодике (по материалам Воронежских епархиальных ведомостей)»; Андрей Тащеев, заместитель атамана Белгородского казачьего округа Союза казаков России, сделал доклад на тему «Метрические книги церквей города Валуйки как источник сведений о потерях противоборствующих сторон периода Гражданской войны в России 1918–1922 гг.».

* * *

Любовь Бибикова, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры правовых дисциплин Высшей школы государственного аудита МГУ им. М.В. Ломоносова размышляла про «Современные смыслы 1917 года: белые пятна и мифы общественного сознания».

А своего рода контрапунктом конференции стал обстоятельный аналитический доклад Елены Прокофьевой, кандидата исторических наук, доцента кафедры российской истории и документоведения НИУ БелГУ — «О Великой российской революции (1917–1922 гг.): противоречивость оценок и поиск путей консолидации современного российского общества».

Е. Прокофьева настаивает: империю прежде всего предала правящая «элита» — российское дворянство. Так, Лев Тихомиров, убежденный сторонник самодержавной монархии, писал:

«Нет ничего гнуснее вида нынешнего дворянства — решительно везде. В администрации, церкви, университете... И глупы, и подло трусливы, и ни искры чувства долга. Я уверен, что большинство этой сволочи раболепно бы служило и туркам, и японцам, если бы они завоевали Россию».

«Дворянство уходило само по себе, — писал И. Солоневич, непримиримый оппонент привилегированного класса, убежденный монархист. — Оно сдало свои экономические позиции, почти целиком сдало культурные, и единственная ошибка монархии заключалась в том, что к моменту испытаний мировой войной дворянство еще не было отстранено от политических позиций. Но эта ошибка в итоге оказалась роковой. Первая мировая война продемонстрировала почти полное отсутствие у дворянства государственных инстинктов, более того его склонность к политическому самоубийству...

Более того, весь правящий класс России, немалая часть которого всегда преклонялась перед Западом, с начала войны встал на путь национального предательства».

К дворянству присоединилась и российская буржуазия, и прежде всего ее либеральная часть (возглавляемая партией кадетов). Идея государственного переворота созрела к 1915 году с созданием в Государственной думе т.н. «Прогрессивного блока», о чем позже написал лидер кадетов Павел Милюков: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования».

Либеральная оппозиция действовала в союзе с генералитетом. В Петрограде был искусственно создан продовольственный голод — притом что склады (и прежде всего в регионах) ломились от зерна и муки.

Это позволило вывести на улицы городские низы, которых охотно поддержали не желавшие отправляться на фронт полки Петроградского гарнизона. Начались массовые беспорядки, которых и добивались заговорщики.

Положение было особо опасное с учетом разноуровневых по своему социально-экономическому и культурному развитию многочисленных национальных окраин Российской империи.

Исследователь Прокофьева замечает: «Казалось, гибель России как государственного образования неминуема. Но «помощь» пришла откуда не ждали. Возлагавшие все надежды на мировую революцию большевики-космополиты, группировавшиеся вокруг позиции Ленина–Троцкого, — просчитались, и им в конечном итоге пришлось строить не «новый мировой порядок» в Соединенных Штатах Европы», а заниматься государственным возрождением великой державы в «осажденной крепости» — СССР.

Уже в 1917 г. начали появляться различия в политических взглядах и целях В.И. Ленина и И.В. Сталина. В отличие от Ленина и его ближнего окружения — Троцкого, Зиновьева, Коллонтай, Арманд и др. космополитов-западников, делавших ставку исключительно на мировую революцию, Сталин был т.н. «национальным патриотом» или, как сегодня говорят, — «творческим консерватором».

То есть Сталин мыслил «патриотически», в общенациональном масштабе, а Ленин — космополитически, в общемировом.

Е. Прокофьева разделяет мнение ряда специалистов, что Великая российская революция продолжалась с 1917 по 1938 год включительно и имела несколько этапов, в котором небезынтересно выделяют, в частности, режим «красного директората» (1922–1929 гг.) и

режим «первого красного консула» И.В. Сталина (1929–1937/1938 гг.), переросшего после «большого террора» 1937–1938 гг. и с принятием новой Конституции СССР в 1936 г. в режим первой «красной империи» 1938–1953 гг.

То есть «большой террор» второй половины 1930-х гг. и принятие новой Конституции 1936 г. де-факто и де-юре завершили окончательно Великую российскую буржуазно-демократическую революцию 1917–1922 (1938) гг. в широком понимании ее хронологических рамок и окончательных результатов. Завершение Великой российской революции по нарастающей линии к концу 1922 г. не принесло замирения в стране и внутри правящей советской партийно-государственной элиты. Речь может идти о «советском термидоре» и продолжении Великой российской революции 1917–1922 гг. по нисходящей линии, вплоть до конца 1930-х гг. На этой стадии своего развития и своей истории ее важнейшей составной частью стала «советская модернизация» под лозунгами социализма и социалистического строительства. Под лозунгами социализма «бюрократический абсолютизм» (термин Троцкого) силовыми и далеко не цивилизованными методами выполнил те исторические задачи модернизации, которые встали перед Россией еще в конце XIX — начале XX вв., и победил фашизм в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., однако ценой огромных жертв (более 27 млн человек).

Придя и укрепившись во власти после смерти Ленина, новая советская номенклатура модернизировала бывшую царскую Россию, сломав окончательно старый сословный строй и создав новую экономику с помощью индустриализации и коллективизации, осуществив культурную революцию. Именно поэтому в глазах подавляющей части населения СССР И.В. Сталин превратился не только в «красного диктатора», но и в настоящего «народного вождя».

Многие исследователи отечественной исторической школы считают, что сталинский «термидорианский переворот» второй половины 1930-х гг. при всех своих часто неоправданных жертвах был «меньшим злом» по сравнению с возможным вариантом претворения в жизнь теории «мировой пролетарской революции» Троцкого, Ленина, Зиновьева, Бухарина.

Сталинизм сумел сплотить элиту и народ, что было важно в сложившейся ситуации тех лет, особенно накануне Великой Отечественной войны. При этом партийно-советская номенклатура, по сути, «приватизировала» само государство и экономику, которая по этой причине могла быть только государственно-монополистической.

Докладчик продолжила размышления о новейшей истории России, заявив, что в ходе очередных реформ и модернизации 1980-х—1990-х гг. политическая элита страны не смогла сохранить единство: часть элиты-фронды из коммунистов-«консерваторов» объединилась с «демократами» на почве общего непринятия «перестройки» и самого М.С. Горбачева как лидера. Они пошли на союз с олигархическим кланами «теневой экономики», что было абсолютно провально в геополитическом плане — страна распалась и потеряла статус великой державы.

И это — актуальнейший и важнейший урок из недавнего советского прошлого для всей нынешней российской и постсоветской номенклатуры.

России сегодня необходима спокойная и умеренная «консервативная модернизация», без крайностей и человеческих жертв. Ее цель очевидна — возродить великую Россию, консолидировать саму элиту и массы на основе патриотизма и создания экономики, способной обеспечить высокий качественный уровень жизни населения.

Современная Россия исчерпала лимит на социальные потрясения, — такой вывод делает историк Е. Прокофьева. Актуальная правда о предреволюционной России заключается в том, что часть элиты тогда (как, впрочем, и сейчас) «смотрела в рот англосаксам, другая – немцам», и даже те, кто называл себя русскими патриотами, не гнушались становиться подельниками агентов иностранных спецслужб (как В. Пуришкевич в убийстве Г. Распутина).

Белгородский историк считает, что важнейшую, наиболее верную историческую оценку высказывает сегодня президент Фонда исторической перспективы, доктор исторических наук Н.А. Нарочницкая, которая утверждает, что уже не один век прозападно настроенная русская интеллигенция — вечно недовольная своей родиной, целью своей деятельности ставит «догонять Европу». Но философия «западного прогресса», основанного на колониальных корнях западноевропейской цивилизации, никогда не укладывалась в религиозно-философский фундамент русского государства, с его православным самодержавием, идеей власти как служения.

В связи с этим историческую ответственность интеллигенции за то, что в ХХ веке государственность России была потеряна дважды, сегодня необходимо проанализировать.

Следует также тщательно проанализировать позицию Запада в оценках нашей революции. Она лукава и исходит исключительно из геополитических интересов Западных стран. … В ленинский период было не меньше, а больше репрессий, чем при Сталине, но на Западе ненавидят и демонизируют только Сталина, чего никогда не делали в отношении своих Робеспьера и Кромвеля. А значит, ненависть эта не за репрессии, а за создание в новой форме «великодержавия», оплаченного вовсе не репрессиями, а жертвенной борьбой нашего народа против фашистской агрессии. Именно май 1945 года, а не периоды 20-30-х годов, сделали СССР великой державой, без которой опять «ни одна пушка в Европе не стреляла». То есть Запад «с восторгом» принял революционный крах нашего великодержавия, но не мог потерпеть в лице победившего СССР опять равновеликого всему совокупному Западу государства, великой империи, которая не давала управлять миром из одной точки. И об этом следует всегда помнить, это осмысливать, анализировать и разъяснять нашей молодежи.