Пипец с йогуртом
Я уже понял: мне в 51 год пора выходить на пенсию и играть у подъезда в домино – рассказы юных беглецов и бесят, и веселят. Дело тут не в нашем несладком политическом режиме, не в вечном швахе в экономике и не в хрени с курсом рубля, а в том, каких же нежных созданий, не готовых к любым маломальским проблемам в жизни, мы вырастили за 30 лет после распада СССР. Бутылки не хватит, дайте мне ящик.
24-летний Виктор в феврале решил протестовать против засилья отечественной диктатуры. Он приехал в центр Москвы, вышел на «Пушкинской» и увидел там полицейских. Сражаться с тиранией молодому человеку сразу расхотелось: «Я постоял немного с краю и поехал домой. Я не готов бороться в такой агрессивной среде, как в России».
Я натурально умиляюсь. Со столь трогательными противниками режим будет существовать вечно: они не то что царя, лягушку – и ту не свергнут. Виктор жалуется The Village: он в панике заплатил за билет в Армению 40 000 рублей, а его приятель – 60 000, родители решение скрыться поддержали. Затем парень перебрался в Грузию. Жилось средне, в итоге вернулся: «Я думал, выйду из самолёта, мне станет резко плохо, но этого не произошло». Далее удивление от осознания, что за границей его не ждут, но если установят железный занавес, он уедет.
Чувак, в случае закрытия границ это вообще невозможно. Но да, таков у человека уровень знаний. «Молодёжь щас взрослеет позже, – сказала мне знакомая девушка. – Дели пополам, 24 года, это как раньше двенадцать».
(Наливая себе.) Да вашу ж мать. Второй герой публикации – 24-летний начинающий режиссёр Илья, заплатил за билет в Грузию вообще 70 тысяч и улетел «навсегда»: он реально предполагал, что запросто найдёт себе работу в Тбилиси. Юноша поговорил с несколькими продюсерами, те отреагировали флегматично.
Илью потряс факт, что в Грузии он оказался никому не нужен. Действительно, бедная республика с 3,5 миллиона населения, тут приезжает 24-летний режиссёр из Москвы, и его грузины обязаны на ходу с руками оторвать.
«Вести богемный образ жизни в Тбилиси не получится», – горестно страдает Илья. Он искренне пытался перестроиться, но его настроение сокрушило (о, восхитительное) отсутствие магазинов с едой «Вкусвилл», а также исчезновение индейки и рыбы с грузинских прилавков. Он постоянно узнавал цены на продукты в Москве и в итоге успокоился – любимый йогурт подорожал с 50 до 54 рублей, а значит, его жизнь «кардинально не изменится». Ну божественно. Йогурт покупать доступно, значит, с репрессивным режимом легко сосуществовать.
Через три недели после эмиграции «навсегда» Илья вернулся в Россию. «Пока тут есть продукты, открыты границы и открыты музеи, я больше никуда не уеду», – твёрдо обещает он. Боже милостивый, лишь бы индейка в продаже осталась – ведь иначе потеряем мы Илью.
Но это хотя бы люди постарше. Те, кому меньше лет, высказываются так, что в психушке позавидуют. «Когда я прочла новость о признании ДНР и ЛНР, я не очень поняла, что это значит, – сообщает 20-летняя Алина. – Но мысли об отъезде появились практически сразу. Было очень страшно – я панически боялась спать, проснуться и узнать, что в России отключили Интернет».
Вот уж действительно горе так горе, ничего не скажешь. Самая главная катастрофа. Не еда закончилась, не лекарства исчезли из продажи, не с работы уволили, а Интернет отключили. Теперь режим точно знает, чем пытать молодое поколение.
Девушка отбыла за границу и вернулась через две недели. Она не поняла, что ей делать дальше. Думает собрать бабла, уйти с учёбы, сделать нужные прививки коту и улететь с ним в Турцию. Да, пожалуй, моя знакомая была права насчёт позднего взросления. Судя по рассуждениям, человеку реально лет десять, а по разуму он недалеко ушёл от собственного кота. В Турции есть и война с курдскими сепаратистами, и авторитарный режим, и дикая инфляция. Но, конечно, задумываться об этом не стоит.
Однако хаять молодёжь легко и приятно. Вот с людьми постарше уже сложнее – а они среди внезапно эмигрировавших тоже есть. В статье The Village присутствует 33-летний инженер Антон из Петербурга, и слова его суть настоящее счастье. По причине паники за своё будущее Антон резво укатил в Эстонию с 400 евро в кармане и жил там у друзей. Активно искал работу и (вот настоящая сенсация) так и не нашёл её.
Оказалось, в Эстонии, Финляндии и Норвегии английский не подойдёт, там следует знать местные языки. Более того, в качестве инженера можно устроиться в основном людям, закончившим местные вузы. «Я стал понимать народ из Средней Азии, приезжающий в Россию на заработки», – терзает себя страдающий Антон. Через две недели ему стало ясно – работы нет, жить не на что, ни одна контора не ответила на письма свежеиспечённого эмигранта. «Я не хочу горбатиться в другой стране на автомойке», – гордо информирует Антон. И он поехал обратно в Россию – там у него остались девушка, друзья и собаки.
Ребята, это КАРАУЛ. Я помню нашу эмиграцию девяностых годов из России, когда уезжали врачи, инженеры, учёные – многие первое время (годами) пахали за бугром таксистами, уборщиками, продавцами в магазинах. Я жёстко против их осуждения – время такое было, голодное. Но тут прям странные мысли в голову приходят – не, «снежинки» не наши дети, не может такого быть! Прилетели откуда-то с Марса. Они уверены, что их ждут без знания языка и возьмут на работу за границей за красивые глаза, без опыта и умений. Просто за то, что они классные. Они готовы примириться с ещё вчера казавшейся ужасной диктатурой, если разрешат покупать продукты во «Вкусвилле». Самой чудовищной репрессией им кажется отключение Интернета. Режим может выдохнуть и понять, что ему ничего вообще не грозит – если, конечно, йогурт не подорожает совсем катастрофически. Люди, выжившие в девяностых, вырастили на редкость инфантильное поколение: неспособное выйти из зоны комфорта, готовое к жизни лишь в тепличных условиях. Малейшие неудачи, необходимость что-то решать повергают их в панику.
Зато мечтать они, конечно, могут.
Как переберутся в Париж, и там все с копыт упадут. Такое мнение я слышал от девушки из Ставрополя: дама в 30 лет живёт за счёт родителей, ибо зарабатывать не научилась.
И да, она тоже хочет уехать.
Пипец с йогуртом, что тут сказать.