Схиепископ Петр (Ладыгин): трудные вопросы.

Схиепископ Петр (Ладыгин).

ПРОТ. АЛЕКСАНДР МАЛЫХ: Сведения о жизни нашего земляка схиепископа Петра (Ладыгина) известны из его автобиографии «Краткое описание биографии меня недостойного епископа Петра Ладыгина», опубликованной в книге «Забытые страницы русского имяславия. Сборник документов и публикаций по афонским событиям 1910-1913 гг. и движению имяславия в 1910-1918 гг.» (Сост.: А.М. Хитров, О.Л. Соломина. – М.: Паломник, 2001, с. 411-457). В этой публикации события доведены до января 1919 года. Данное жизнеописание вызывает много вопросов у исследователей и некоторыми признается легендарным. Утверждается, что оно было продиктовано схиеп. Петром своим духовным чадам, когда тот был уже слепым и жил в Глазове. Возможно, при записи вкрались какие-то ошибки, где-то, вероятно, и сам владыка, ошибся или, не будучи очевидцем, пересказывал то, что ему было известно с чужих слов. Всё это требует внимательного анализа.

О последующих событиях из его жизни кратко известно из его и еп. Руфина письма еп. Аккерманскому Гавриилу. Оно было опубликовано в № 150 Вестника РХД за 1987 год (с. 249-250) под рубрикой «Из жизни Церкви в сер. 30-х гг. Письмо схиеп. Петра./Письмо, посланное на Запад еп. Гавриилу. – Из архива митр. Сергия Королева/».

Более подробно с 1927 года его автобиография была опубликована в №№ 7-8 журнала РПЦЗ «Православная жизнь» за 1985 год.

В этой статье использованы эти источники с добавлением публикуемых впервые документов из архива Московской патриархии (автор работал в этом архиве в 2004 году, когда писал кандидатскую диссертацию по истории Ижевской епархии) и одного документа из Государственного архива социально-политической истории Кировской области, где также работал автор в 2005 году.

Схиепископ Петр (Ладыгин) родился 01.12.1866 года (ст.ст.) в семье благочестивых крестьян, живших в с. Селег (на севере современной Удмуртской республики) и назван был Потапием. Как писал сам владыка, «восьми лет начал учиться от священника старичка о. Павла. Школ у нас еще не было. Ходил к нему две зимы. Вот и всё моё образование в юности» (Забытые страницы русского имяславия. Сборник документов и публикаций по афонским событиям 1910-1913 гг. и движению имяславия в 1910-1918 гг. / Сост.: А.М. Хитров, О.Л. Соломина. – М.: Паломник, 2001. С. 411).

По настоянию родителей вопреки своему желанию вынужден был жениться в возрасте 18 лет, но после родов его жена умерла, а вскоре умерла и новорожденная дочь.

Потапий был взят на воинскую службу. Проходил он ее в Киеве в 129-м Пехотном Бессарабском полку с февраля 1889 по сентябрь 1892 года. Как писал сам владыка впоследствии, «за все время четырех лет службы в Киеве, я ни одного воскресного праздника не пропускал всегда ходил в церковь, а более всего любил ходить в Киево-Печерскую Лавру и в Киево-Печерские пещеры, приложиться к святым мощам. И стал, конечно, читать духовные книги, а особенно Киево-Печерский патерик. Я решил по окончании службы поступить в Киево-Печерскую Лавру в монашество. Но отец Иона, в то время был прозорливый старец, мне он не посоветовал сразу со службы поступать в лавру, а благословил меня в Иерусалим и на Старый Афон. «Когда там побываешь, всё посмотришь и посетишь святые места, тогда можешь приехать сюда и поступить, от тебя монашество не уйдет. Я вот уже сорок с лишним лет в монашестве, и меня враг всегда смущает, что я не съездил в Иерусалим и на Афон. А отсюда трудно выехать, не отпускают из монастыря».
Я его совета послушался и хотел ехать прямо со службы в Иерусалим и на Афон. Написал родителю, чтобы он меня благословил. Но он мне на дал благословения, а написал так: «Приезжай домой повидаться, а из дома тогда поедешь. Я держать тебя не буду» (Забытые страницы русского имяславия. Сборник документов и публикаций по афонским событиям 1910-1913 гг. и движению имяславия в 1910-1918 гг. / Сост.: А.М. Хитров, О.Л. Соломина. – М.: Паломник, 2001. С. 414-415).

Питирим побывал дома, где его родственники стали снова уговаривать жениться, но на этот раз он наотрез отказался и решил поехать в Ижевский оружейный завод заработать денег на поездку в святые места. Через полгода отправился в путь, побывал в Иерусалиме, на Афоне, где в Андреевском скиту в январе 1894 года был принят послушником. Великим постом 1896 года был пострижен в рясофор с именем Пигасий, в 1898-м — в мантию с именем Питирим. 14 мая 1900 года был рукоположен в иеродиакона, а 25 сентября 1904 года – в иеромонаха. С 1 декабря 1911 года стал управлять Афонским подворьем в Одессе.

Как писал сам схиеп. Петр, «в 1923 г. наше подворье закрыли в апреле месяце, в Вербное воскресение; я и вся братия отправились на хутор Еремеевку, там обрабатывали землю своими руками. В 1924 г. осенью, я поехал на родину, заехал к Св. Патр. Тихону, он меня за св. послушание просил быть епископом Ерамска, но я был сильно слаб, и просил Святейшего побыть на родине и поправить здоровье, но там задержался, а Святейший в марте 1925 г. отошел ко Господу» (Вестник РХД, №150, 1987, с. 249-250).

Таким образом в 1924-1925 годах о. Питирим проживал в своём родном селе Селег в наших краях. Об этом периоде из жизни владыки сохранился следующий документ:

«В Унинский район Нолинского уезда в конце марта с.г. приезжал архимандрит Питирим из Одессы, к которому за советами стекалось много крестьян, наиболее характерный вопрос: как им (верующим) жить и что их ожидает? Среди масс Питирим говорил, что если не в 27-м, то в 30-м году будет конец мира и критиковал действия власти по отношению к церкви в смысле неправильного изъятия церковных ценностей. Для поддержания авторитета Питирим жил просто и принимал всех приходящих. В настоящее время Питирим направился в Уфимскую губернию: адрес: Архангельское почтовое отделение в 75 верстах от города» (Из информ. сводки Вятского губотдела ОГПУ в информ. отдел ГПУ (Москва) за 1-15 мая 1925 года. ГАСПИ КО, ф. 1, оп. 3, д. 50, л. 208).

О дальнейшем вл. Петр писал так: «По просьбе народа, в 1925 г. восьмого июня меня поставили епископом в г. Уфу. Нижегородским еп. города Уфы, я был викарием до 1928 г., в г. Уфе, но в Российской Церкви пошли разные деления, то я ушел на покой, принял схиму с именем Петра, а в декабре 28 г. заболел неопределенной болезнью [в конце 1928 г. владыка был арестован и 18 апреля 1929 г был приговорен Главсудом Башкирской АССР по ст. 17-59-7 к двум годам лишения свободы с послед. высылкой из пределов Башкирии на 5 лет]; болел до 1934 г., не думал быть живым, но Господь судил еще жить. В январе 1934 г. я выздоровел [т. е. освободился] и возвратился в Уфу; теперь живу на покое, при моей кафедре, в праздники служу раннюю. Здесь наши верующие, и правящий еп. Руфин, митр. Сергия не признают, у нас автокефалия, до собора мы признаем и подчиняемся м. Петру Крутицкому» (Вестник РХД, №150, 1987, с. 249-250).

Схиепископ Петр (Ладыгин).

Более подробно схиеп. Петр описывал эти события в автобиографии:
«21-го апреля 1927 г., я принял схиму с именем Петра [в запросе в Московскую патриархию от 16.07.1936 (см. ниже по тексту) он указывает другую дату принятия схимы: 21 февраля 1928 года]. По пострижении я ушел от управления Церковью и в Вознесенском, близ Четверопетровска, мне сделали келию, в которой я молился; никуда не выходил и не выезжал. А в праздники и воскресные дни, я выезжал в Четверопетровск, и иногда служил. Приходило очень много народу и привозили и больных. Епископ Иоанн, видя это, начал роптать, чтобы меня арестовали или убрали.

В 1926 г. митр. Агафангел (Преображенский) кончил свой срок, и из ссылки вернулся в Ярославль, т. к. он считался Ярославским, и все стали приезжать к нему. Тогда Тучков, с каким-то одним архимандритом, приехал к Агафангелу, и стал требовать от него, чтобы он передал свое управление Сергию. Митрополит Агафангел на это не согласился. Тогда Тучков заявил ему, что он сейчас же вернется опять в ссылку. Тогда Агафангел, по слабости своего здоровья, и пробывши уже три года в ссылке, снял с себя управление и оставил законным Петра Крутицкого, до прибытия из ссылки первого кандидата на Патриаршего Местоблюстителя, митр. Кирилла [Казанского]. Я услыхал об этом, и лично поехал к нему в Ярославль, и он мне сам объяснил свое положение и сказал, что теперь действительно остается каноническое управление за вл. Кириллом и временно, до прибытия вл. Кирилла, за митр. Петром. Сергия [Страгородского] и Григория [Яцковского] он не признавал.
Я его спросил: как же нам быть дальше, если ни Кирилла, ни Петра не будет. Кого же мы должны тогда поминать. Он сказал: «вот еще есть канонический митр. Иосиф, бывший Угличский, который в настоящее время в Ленинграде. Он был назначен Святейшим Патриархом Тихоном кандидатом, в случае смерти Патриарха, меня, Кирилла и Антония». Иосиф был назначен в Ленинграде, а когда Сергий занял управление, то послал туда Алексея [Симанского], который теперь митрополит в Ленинграде. Иосифа же заключили и выслали в ссылку, а Алексей правил в Ленинграде, пока его не назначили Патриархом. Митрополит Кирилл, после Агафангела, через год, тоже кончил свою ссылку и прибыл в Казань. Тогда же, к митр. Кириллу прибыл в Казань, от митр. Сергия, Тучков, чтобы Кирилл снял с себя кандидатуру. Он не согласился, и его тотчас же сослали на новых 10 лет.

В декабре 1928 г. меня больного, арестовали и привезли в Уфу в ГПУ. Я не мог идти по лестнице, и меня в ГПУ несли на руках. Со мной было восемь человек арестованных: священник Иоанн (Лысенко), который служил в Четверопетровске, Кузьма Панченко, служивший на Кузнецовской, Михаил Панченко, который служил на Рязановской; четыре монахини: Мария Смольникова, Алевтина Михайловна, Вера Сальникова и Христина Пашко. Сидели мы с декабря 1928 г.. В апреле 1929 г. над нами был показательный суд. Начался в понедельник, на Страстной, и всю неделю, каждый день. В Страстную Субботу, в шесть часов утра, нам вычитали приговор: мне и Марии Смольник — по два года тюремного заключения, и пять лет вольной высылки из Башкирии. Иоанну Лысенко — один год, Кузьме и Михаилу Панченко, по одному году и пять месяцев, Алевтине Михайловой и Христине Пашко — по шесть месяцев. Священник Иоанн Лысенко и Панченковы срок закончили и были освобождены, а я и Мария по одному году и девять месяцев в тюрьме.
Всех нас — 270 человек, поместили в один барак, переписали по списку, на сколько осуждены, и объявили: «идите, кто куда хочет, в город, и питайтесь на свой счет. И сами себе ищите квартиры». Мы ушли из барака в июне 1930 г.
В сельсовете, ссыльными на квартирах были: 5 епископов, 450 священников и диаконов. Молиться сходились все в одну церковь. В это время в России было напечатано в газете митрополитом Сергием декларацию и интервью, что у нас мол торжествует Православие, никто не сослан и не арестован за церковное дело, а те, кто сосланы, так это противники советской власти. Когда эту газету прочитали, то в церкви был большой плачь; все плакали, а когда запели «Заступнице Усердная», то уже и вся церковь рыдала.
10 июля 1930 г. меня освободили от ссылки, потому что мы подавали в Москву прошение, в главное управление ГПУ, что мы неправильно сосланы в Архангельск, в ссылку. Я писал, что по суду был осужден на два года тюрьмы и пять лет вольной высылки, а нас сослали в ссылку. Из Москвы пришла бумага, чтобы нас освободить и 11 июля нас выпустили. Мы поехали вольно, кроме пяти городов. Избрали себе г. Ашу, и переехали туда 20 июля. За неимением квартиры, поселились на пасеке в лесу, у гражданина Холодилина. Там прожили мы 5 месяцев, до Рождества, когда нас снова арестовали. Когда нас арестовали, то повезли в Челябинск. Там меня несколько раз допрашивали: «почему ты не признаешь митр. Сергия и нелегально открываешь церковь?».

Я отвечал: «не могу признать Сергия, потому что он был обновленцем, и по нашим святым канонам он неправильно занял это местоблюстительство Патриарха». Тогда из Челябинска меня отправили в Свердловск. После моего отправления в Челябинск, приехала с передачей Александра Крышкова, и стала обо мне спрашивать: «Куда вы дели Владыку Ладыгина?». Ей ответили: «хочешь его видеть?» Она сказала, что да. Ей дали бумагу, карандаш, и сказали: распишись. Она расписалась, и ее тут же и арестовали и привели в Челябинскую тюрьму, где уже были Ольга Крышкова, Мария Смольникова, Христина Пашкова. Те все очень удивились, и были и радость и плачь. Они все в челябинской тюрьме просидели около года, и всем им дали по три года в лагере отбыть, а меня продержали в Свердловске шесть месяцев в подвале, а потом перевели в общий корпус. В конце 1931 г. меня увезли в Москву, где в Бутырской тюрьме меня держали полтора месяца. Из Москвы переслали в Ярославль, где я пробыл два года. Когда я отбыл свой срок, меня освободили. В 1933 г. в Уфе мне выдали паспорт, и я уехал на родину в Глазов, где пробыл два с половиной года. Затем меня снова вызвали в Уфу. Там епископ Руфин хотел меня задержать. Из Уфы я уехал в мае 1936 г.

Во время пребывания в лагере было запрещение носить крест. Мария Смольникова, Ольга и Александра Крышковы не согласились снять креста, а Христина Пашко согласилась, и сняла. По окончании срока Христину освободили вообще, а Марии, Ольге и Александре дали еще по три года вольной ссылки и отослали в Вологду. Там они все трое и были. Я два раза с родными ездил их навещать» (Православная жизнь. 1985. №№ 7-8).

Будучи в Удмуртии, владыка Петр летом 1936 года посещал своего знакомого по Афону игумена Троицкого собора Ижевска и духовника Ижевской епархии Иакова (Башкова) (27.10.1937 арестован в Ижевске, 29.11.1937 расстрелян).

Ижевск. 1930-е годы.

 Отец Иаков, по-видимому, сообщил вл. Петру, что последний может находиться под запрещением со стороны митр. Сергия. Судя по всему, тогда схиеп. Петр сделал следующие запросы в Московскую патриархию (Орфография автора и расположение слов по строкам сохранены. Возможно, судя по подписи в конце запросов, схиеп. Петр написал их, будучи в Москве, а дата 16 июля 1936 года указана им по старому стилю):

«Г. + Б.
Москва Митрополия
Управ делами Протоиерею
О. Александру Лебедеву
От схиепископа Петра
заявление.
Прошу выдать мне справку
В 1926 и 27 годах кто в Уфе был
Епарх. Епископ и сколько было
викар. Епископов. какия.
1936 г. 16 Июля Схиепископ Петр.
г. Москва».
(Архив Московской патриархии, ф. 1, оп. 4, д. 626, л. 17)

«Москва Митрополия
Управ. делами Протоиерею
о. Александру Лебедеву.
от схиепископа Петра
Заявление.
Прошу выдать мне справку небыл-
ли я подзапрещении или отлучении.
Я поставлен во Епископа Нижегородки
града Уфы, Еп. Питирим, хиротония
совершена 8 Июня 1925 года Архиеписк.
Андреем и Епископ. Львом, я был в
Уфе при Церкви Крестовоздвиженской
Нижегородки. А в 1927 году ушол
на покой поболезни, 21 февр 1928 года
принял схиму
Схиепископ Петр
16 Июля 1936 года
г. Москва»
(Архив Московской патриархии, ф. 1, оп. 4, д. 626, л. 18).

Пребывание схиеп. Петра летом 1936 года в Ижевске у иг. Иакова было обнаружено Ижевским епископом Павлом (Чистяковым) (арестован 9.10.1937, приговорен к 10 годам лишения свободы, погиб в лагере). Он написал митр. Сергию следующий рапорт об этом:

«Рапорт Еп. Иж. Павла митр. Сергию от 20/7-36 № 238.
… в июне мес 1936 в г. Ижевске вверенной мне епархии в доме священнослужителя Троицк. Собора Иакова Башкова поселился ставленник Епископа Андрея Уфимского схиепископ Питирим. О пребывании лжеепископа Питирима узнал я случайно при составлении сведений о приходах и духовенстве, - необходимо нужны сведения о заштатном прот. Меледине, который проживает тоже у Башкова, зашедши во двор этого дома встретил и мнимого Е. Питирима – при опросе Башкова и Меледина мне заявили, что Питирим именуемый себя Епископом живет замкнуто никуда не выходит и к ним в дом из посетителей никого не бывает кроме проживающих в доме; из клира, причта Собора никто не посещал дом Башкова
20/7 1936 № 238
Павел Епископ Ижевский»
(Архив Московской патриархии, ф. 1, оп. 4, д. 626, л. 23).

Синод митр. Сергия (Страгородского). 1931 год.

Митр. Сергий разбирал это дело и составил следующую резолюцию:
«Слушали: 1) Два заявления именующего себя схиеп. Петром, в монашестве Питирима Ладыгина на имя Управ делами Патриархии от 16 сего июля с просьбой дать ему справку а) кто был епархиальн. Архиереем и викариями в Уфе в 1926 и 27 г. и б) не был ли он, Е. Питирим, под запрещением или отлучением. В заявлении сообщается, что 8 июня 1925 в г. Уфа он, Лодыгин, был поставлен Архиеп. Андреем и Е. Иовом во Епископа Нижегородки (слобода в г. Уфе) 2) Рапорт Преосв. Ижевского от 20 июля с.г. за № 238 с объяснением, что о пребывании Лодыгина в квартире игумена Иакова Башкова Преосвященный узнал случайно и что Лодыгин жил замкнуто, ни у кого не бывал и никого не принимал. 3. Рапорт того же Преосвященного (без даты и №) с докладной запиской вышеук. иг. Иакова и с обещанием о времени отъезда Лодыгина сообщить по телеграфу. 4. В докл. Записке иг. Иаков пишет, что он принял Лодыгина якобы не зная «что он еретик», андреевец, а с др. стороны, принял п.ч. Лодыгин «желает быть в единстве с Моск. Патриархией». Игумен просит прощения и обещает (даже «клятвенно») немедленно выселить из своей квартиры Лодыгина.

Постановили: 1. Разъяснить Преосвященному Ижевскому и иг. Иакову, что оказание милосердия нуждающемуся, даже бы и раскольнику не только не грех, но и прямая обязанность всякого христианина, тем более монаха и священника. Поэтому, приняв бесприютного Лодыгина иг. Иаков не совершил ничего худого. Наоборот, если он теперь немедленно выбросит Лодыгина из своей квартиры (как «клятвенно» обещается), он поступит совсем не по христиански, и кроме того может причинить и вред Церкви; возбудит в местном церковном обществе симпатию к изгнанному и готовность ему последовать. Иг. Иаков подлежит осуждению за то, что свои сношения с Лодыгиным, отнюдь не скрывавшим, что он поставлен Андреем Ухтомским во епископы, иг. Иаков вел потихоньку от своего закон. Иж. епископа, да и теперь в показаниях иг. Иакова немало неточностей. Если он и на самом деле верил, что Лодыгин православный епископ, зачем тогда отводить ему для молитвы ос. помещение в бане, не естественнее ли пригласить его к общей молитве? Если же от общей молитвы удалялся сам Лодыгин, само собою рождается сомнение в его православии и, след. необходимость для иг. Иакова и даже прямой его служебный долг обратиться к своему епископу за указаниями, как поступать в отношении молитвы с новоприбывшим. Впрочем, что сомнения насчет Лодыгина были и что иг. Иаков об этих сомнениях не мог не знать, это показывает уже самое заявление Лодыгина и его запрос, не был ли он под запрещением или отлучением. Значит, даже при наличии сомнений относительно Лодыгина иг. Иаков не захотел обратиться за руководством к закон. ц. власти, а предпочел действовать самочинно. И в результате устроил у себя в квартире своего рода потайной Андреевский скит. Что Лодыгин ведет замкн. образ жизни, мало помогает делу. Ведь, о прибытии епископа да еще и в схиме, конечно, же знает весь город, и чем меньше прибывший будет показываться народу, тем большим удивлением и авторитетом будет пользоваться в простой толпе. Странно, что иг., притом епарх. духовник, поступил так по-детски неосмотрительно, зная, что в Ижевске немало горючего материала для всяких разделений и группировок. Такой образ действий нельзя назвать ничем иным как способствованием распространению андреевщины в Ижевске, за что священнослужитель подлежит извержению из сана или объявлению состоящим в расколе. Но если у нас нет бесспорных данных обвинять иг. Иакова в прямой измене православию, то есть все основания установить его крайнюю близорукость в дух. жизни. А отсюда вопрос, возм. ли оставить иг. Иакова в должности духовника? Оставляя, однако, решение этого вопроса на усмотрение и ответственность местного Преосвященного, Патриархия признает необходимым отменить постановление от за № , которым удовлетворено ходатайство Преосвященного Ижевского о награждении иг. Иакова палицей.

2. В виду упоминаемого в докл. записке иг. Иакова о желании быть в общении с МП, поручить Преосвященному Ижевскому, чтобы он разъяснил Лодыгину: 1) что он, как принадлежавший вслед за Е. Андреем Ухтомским к самочинному обществу андреевцев, в сонме православных архиереев не числится и все его священнодействия (как и единомышленников его) признаются недействительными и безблагодатными; 2. что МП всегда готова принять Лодыгина в общение, но для этого он должен обратиться в Патриархию к м. Сергию с прошением, в котором должен исповедать свой грех, что по недоразумению, упорству или по чему другому он порвал молитв. и канонич. общение с зак. Священноначалием Рус. Церкви, т.е. с МП в лице м. Сергия и таким путем оказался в расколе с Православною Церковию и до сих пор в этом расколе закоснел; должен просить у м. Сергия себе в том прощения и разрешения и принятия в общение в св. Таинствах; должен клятвенно обещать до конца своих дней пребывать в неизменной верности Св. Церкви и в послушании МПатриархии.

3. Для суждения о прин. Лодыгина в свящ. и архиер. Сане необходимы сведения: а) когда и где он родился; б) когда и где пострижен и поставлен во иеродиакона и иеромонаха; была ли его архиер. хиротония совершена с благосл. Высокопреосвященного Митрополита Петра, Патриаршего Местоблюстителя, тогда фактически возглавлявшего управление Р. Церкви, или по кр. мере, х.б. впоследствии получила ли его признание, подобно напр. хиротонии Е. Трофима, Марка, Иоанна и др. ставленников Е. Андрея Ухтомского. 4) В хиротонии каких епископов и когда Лодыгин принимал участие и где теперь эти епископы находятся (в недрах ли Церкви или в расколе).
О чем и дать Преосвященному Ижевскому к руководству и А. Кировскому к сведению указы».
(Архив Московской патриархии, ф. 1, оп. 4, д. 626, л. 16 и 22)

Игумен Иаков все-таки выпроводил схиепископа Петра из своего дома, о чем составил такую докладную записку на имя епископа Ижевского Павла:
«Честь имею доложить Вашему Преосвященству, что предложение Ваше, сделанное мне по приезде Вашем из г. Москвы в отношении дела епископа Петра Лодыгина (Андреевского ставленника), мною принято и точно исполнено. Означенный епископ Петр Лодыгин в тот же день, т.е. 24 июля с.г. выбыл в город Москву, к Блаженнейшему Митрополиту Сергию для принесения покаяния.
Игумен Иаков Башков 1936 4 августа».
(Архив Московской патриархии, ф. 1, оп. 4, д. 626, л. 25)

Действительно ли схиеп. Петр хотел каяться перед митр. Сергием или иг. Иаков приписал ему это намерение, точно неизвестно. Скорее всего нет. Владыка Петр, вероятно, хотел разобраться, как к нему относятся в сергианской патриархии и были ли какие-либо указы, касающиеся его. Очевидно, выяснив это, он вернулся в родное село, но не в Ижевск.

Глазов. 1940-е годы. "Площадь Свободы".

Дальнейшее он описывал так:

«На родине я пробыл до 1937 г., и в этом же году поехал в Калугу, где жил до 1940 г. В июле мы переехали в Белорецк, где жили до 1945 г. Жили спокойно, занимались земледелием и дома молились. Врагу это было противно, и он нашел людей, которые предали нас на новые страдания. Вот, пусть верующие знают, как страдают пастыри за чистоту Церкви» (Православная жизнь. 1985. №№ 7-8).

В 1945 был арестован в Уфе и приговорён к пяти годам ссылки в Среднюю Азию. В 1949—1951 жил в Белоруссии и на Кубани.
Последние годы жизни провёл в Глазове, где и скончался в 1957 году на 91 году жизни.

Схиепископ Петр, уже ослепший, и монахиня Клеопатра (Кочетова). Глазов. 1952 год.

Интересно, что в «Каталоге русских архиереев» митр. Мануила (Лемешевского), который, как известно, давал отрицательные характеристики оппонентам митр. Сергия (Страгородского), содержится такая характеристика схиеп. Петра:

«Епископ Питирим, в схиме Петр, был творцом Иисусовой молитвы, имел дар слёз и прозорливости. Спал три часа в сутки, сидя в кресле, а ложился в постель только во время болезни. Живя в затворе, совершал полный афонский устав. В его правило входило 1350 поклонов поясных и 135 земных. Был высокого роста, широкоплечий, несмотря на преклонный возраст, фигура была прямая. Волосы на голове и бороде были белые и длинные. После принятия схимы никогда не служил в полном архиерейском облачении, а только надевал малый омофор».

По-видимому, такие слова объясняются влиянием на митр. Мануила схиархим. Серафима (Томина), который лично знал схиеп. Петра и очень высоко отзывался о нем.

В Катакомбной Церкви и в РПЦЗ схиеп. Петра считали выдающимся подвижником, аскетом и молитвенником, сохранившим духовную свободу в условиях гонений.

ПРОТ. СЕРГИЙ КОНДАКОВ: Несомненно, приснопамятный катакомбный схиепископ Петр (Ладыгин) является ярким героем нашей трагической истории ХХ столетия. Многие отмечают, что он был великим молитвенником и исповедником. Есть немало свидетельств о помощи Божией, приходившей по его молитвам. Но очевидно и то, что для общецерковного прославления этого угодника Божия требуется разрешить некоторые вопросы, прежде всего связанные с его автобиографией. Например, он пишет:

«Булатович был один сын у богатой помещицы Харьковской губернии и воспитывался в роскоши. Окончил лицей и сразу был назначен в кавалерийский эскадрон № 13. В 1905 году во время японской войны он скомандовал своему эскадрону идти на наши два батальона солдат. 2000 человек побил и поранил. И за это его лишили офицерского звания. По закону его должны были расстрелять. Но его близкие были у власти, сочли его, якобы, помешанным и его не судили, а послали его к отцу Иоанну Кронштадтскому, чтобы он помолился и наставил его. Отец Иоанн благословил его на покаяние в монахи и велел оплакивать свои грехи» (Забытые страницы русского имяславия. Сборник документов и публикаций по афонским событиям 1910-1913 гг. и движению имяславия в 1910-1918 гг. / Сост.: А.М. Хитров, О.Л. Соломина. – М.: Паломник, 2001. С. 438).

Офицер Александр Ксаверьевич Булатович, боевой командир, выдающийся русский ученый и путешественник, впоследствии иеросхимонах Антоний.

На самом деле почти всё в приведенном выше отрывке неправда. Никого отец Антоний (Булатович) из наших бойцов не побил и не поранил в Японскую войну, поскольку он в ней не участвовал, а вышел в отставку еще в 1903 году. Офицерского звания его никто не лишал, он вошел в историю российского воинства, как безстрашный гусар и умелый командир, отличившийся во время подавления боксерского восстания в Китае. И конечно же, Булатович является выдающимся русским путешественником и географом, стоящим в одном ряду с такими нашими учеными, как Миклухо-Маклай и Пржевальский. Но Булатович оставил мирскую карьеру и по благословению о. Иоанна Кронштадтского стал на путь монашеского и пастырского служения.

Откуда взялась эта неправда в воспоминаниях схиеп. Петра? Я не знаю. Возможно, по простодушию своему он поверил клеветникам, разжигавшим кампанию ненависти и неприязни к афонским имяславцам, конец которой положил святой Царь-Мученик Николай. Но есть и другие неточности.

ПРОТ. АЛЕКСАНДР МАЛЫХ: Схиеп. Петр пишет: «Когда удалили их с Афона и Государю Николаю II были наговорены разные небылицы, Государь и Государыня Александра, поверив сему, сожалели об этих вывезенных монахах, и писали во всех газетах, чтобы дело разобрать в Государственной Думе.
Чтобы Государю объяснить, я в 1914 году 30 января был назначен на аудиенцию пояснить Государю всю эту ситуацию. И 30 января я был принят Государём в Царском Селе. Государь принял меня, всё выслушал и назначил меня на завтрак, чтобы я объяснил и Государыне во время завтрака. Я объяснил Государю и Государыне. На завтраке присутствовали 4 княжны и наследник. Мной всё было объяснено. Поблагодарив, Государь остался доволен.
Булатович после этого хлопотал, чтобы это дело разбирали в Государственной Думе. Он был эсер левый, и левые взялись. Хотели поставить разбирать дело в Государственной Думе, обвинить архиепископа Никона и Троицкого и всю комиссию, которая была на Афоне. Когда в Думе было постановлено дело, то правые и центр не знали, что там делается. Тогда меня позвали опять в Петербург в Государственную Думу. Я дал им точные сведения, тогда правые стали настаивать, чтобы оставили это дело у них. Материал был даден точный, тогда левые это дело сняли с повестки дня. На этом дело Булатовича кончилось» (Забытые страницы русского имяславия. Сборник документов и публикаций по афонским событиям 1910-1913 гг. и движению имяславия в 1910-1918 гг. / Сост.: А.М. Хитров, О.Л. Соломина. – М.: Паломник, 2001. С. 439).

Государь-Мученик вел ежедневно дневник. По нему можно проверить, что происходило 30 января 1914 года. Вот запись этого дня:

«30-го января. Четверг.
Спал долго — до 9½. После чтения бумаг погулял, погода продолжает стоять весенняя. Завтракал Н. П. Саблин. Слушали в Круглой зале отличное пение Донского войскового хора. Погулял с Ольгой, Татьяной и Мари.
После чая принял Кассо, а затем Акимова. Обедал гр. Игнатьев (деж.), кот. утром был послан в Ораниенбаум на освящение церкви в память 300-летия. Вечером много читал».

Интересно, если счесть, что 30 января – это по какой-либо причине дата по старому стилю, то вот запись 13 февраля 1914 года:

«13-го февраля. Четверг.
Такой же солнечный день. Утро было занятое. Завтракал Веселкин (деж.). Приняли четырех афонских старцев из изгнанных оттуда. Погулял и поработал с детьми на катке. В 6 час. принял Маклакова. Обедали пораньше и в 9 час. поехали в город. Мамá устроила бал в Аничкове, кот. очень удался. Молодежь сильно веселилась. Аликс вернулась в Царское через полтора часа. Бал окончился в 3½. Я с Ольгой и Татьяной вернулся в 4½ ч.»

То есть в этот день Государь принял четырех имяславцев, а не их обвинителей.

В интернете выложено жизнеописание схиеп. Петра, но в одной из этих публикаций указано, что архим. Питирим встречался с Государем 30 января 1913-го, а не 1914 года. Посмотрим, что было 30.01.1913 и 13.02.1913:

«30-го января. Среда.
В 10.25 поехал в Петербург; принял 33 представляющихся в Зимнем, зашел на главный караул, стояла 2-я рота Павловского в. училища, и поехал в Аничков. Позавтракал с Мамá. Осмотрел в Михайловск[ом] манеже около 200 военных автомобилей и грузовиков и вернулся в Ц. С. в 4 ч. После чая принял Булыгина.
В 7½ поехал снова в город; повез Ольгу и Татьяну в «Сказание о граде Китеже и деве Февронии». Интересная вещь, музыка трудная, но красивая. Мне она понравилась. Вернулись в 12½.»
«13-фeвpaля. Среда.
Окончив бумаги, отправился в город в Зимний дв., где принял 40 представляющихся. Обойдя гардемарин, стоявших в главном карауле, поехал в Аничков к Мамá. Позавтракал с нею и в 3¼ вернулся в Царское Село. Покатался с горы на лыжах. В 6 час. принял Лангофа. Занимался. Вечером [читал] вслух».

В 1913 году 30 января и 13 февраля Государь принял 33 и 40 представляющихся соответственно, но ни с кем из них не завтракал. Ясно, что при таком числе представляющихся, даже если среди них и был архим. Питирим, поговорить долго с кем-либо было невозможно.

Иеросхимонах Антоний (Булатович).

Иеросхимонах Антоний (Булатович) не был эсером – он был монархистом. Во время Первой мировой войны он служил полковым священником, несколько раз поднимал солдат в атаку, был награжден наперсным священническим крестом на Георгиевской ленте. В 1916 году оказался в австрийском плену, но сумел бежать, после чего вышел в отставку. С 5 на 6 декабря 1919 года был убит бандитами, защищая неизвестную женщину. Таким образом, как бы ни относиться к его убеждениям в вопросе почитания Имени Божия, необходимо признать, что иеросхимонах Антоний (Булатович) был достойнейшим священнослужителем и просто человеком.

Поэтому, чтобы нам не согрешить, почитая схиеп. Петра, необходимо расставить все точки над «i» при изучении документа называемого «Краткое описание биографии меня недостойного епископа Петра Ладыгина».

ПРОТ. СЕРГИЙ КОНДАКОВ: Откуда эти ошибочные утверждения? Конечно, в истории Церкви есть немало примеров, когда даже святые во время земной жизни в силу тех или иных причин оказывались оппонентами. Но святых всегда объединяло стремление к правде, поэтому нас огорчают закравшиеся неправды в воспоминаниях. Откуда они? Это вопрос непраздный, тем более при прославлении святого. Но в то же время я склоняю свою голову перед памятью выдающегося уроженца нашей земли исповедника и молитвенника приснопамятного схиепископа Петра (Ладыгина).