Сказка о десяти миллионах 

Валентин Бережков, бывший переводчик Сталина, приводит в своих мемуарах следующий разговор Сталина и Черчилля.

«– Скажите, – поинтересовался Черчилль, – напряжение нынешней войны столь же тяжело для вас лично, как и бремя политики коллективизации?

– О нет, – ответил "отец народов", – политика коллективизации была ужасной борьбой...

– Я так и думал. Ведь вам пришлось иметь дело не с горсткой аристократов и помещиков, а с миллионами мелких хозяев...

– Десять миллионов, – воскликнул Сталин, возведя руки. – Это было страшно. И длилось четыре года. Но это было абсолютно необходимо для России, чтобы избежать голода и обеспечить деревню тракторами.

Названная Сталиным цифра репрессированных крестьян в период коллективизации примерно совпадает с той, которая в последнее время упоминалась в советской прессе...»

Последняя фраза сразу же заставляет насторожиться, усомнившись в достоверности этого разговора. В то время, когда издавались мемуары, в советской прессе печатали все, что угодно, вплоть до откровенных сказок, и любое, сколь угодно большое число репрессированных обязательно бы с чем-нибудь совпало. Но сейчас стали известны подлинные цифры, и в реальности названное Сталиным число не совпадает ни с какими известными данными. Если вождь говорил о крестьянах вообще – то крестьянских хозяйств было не 10, а 25 млн. Если о зажиточных хозяевах – тех насчитывалось около миллиона, если о раскулаченных – еще меньше. Кроме того, невозможно поверить, чтобы Сталин считал коллективизацию более тяжелым испытанием, чем войну с Гитлером. А при чем тут производство тракторов, и вовсе непонятно – оно от раскулачивания не зависело никак.

Зачем в мемуарах приведен этот эпизод – ясно. В те времена, когда архивные источники были недоступны, на нем основывалась целая теория уничтожения крестьянства. В полном соответствии с либеральным цензовым миропониманием (то есть чем богаче человек, тем в большей степени он человек, а бедняки и вовсе не люди, а так, грязь) коллективизация была объявлена торжеством лодырей и пьяниц и уничтожением крепких работящих крестьян, соли земли русской. Но если приводить подлинную статистику раскулачивания, то земля получается какой-то уж очень несоленой. И даже лютые ненавистники России все же чувствовали, что объявлять 98% сельского населения государства лодырями и пьяницами – это перебор. Вот 60% – уже катит.

То, что оставшиеся «лодыри и пьяницы», отдавая самых лучших работников промышленности и социальной сфере, в рекордные сроки завалили страну хлебом, выводится за скобки. Ну, а о том, что предшествовало раскулачиванию, у нас вообще молчат насмерть.

Как посмели?!

В конце статьи «Кулачество как класс» мы уже задавали вопрос: смирится ли кулак с потерей кормовой базы? Вопрос риторический, ибо ясно, что не смирится. С таким не смиряется ни одно живое существо. И проскальзывающая даже поколения спустя лютая ненависть «справных мужиков» к «голодранцам» (см. хотя бы обсуждение предыдущих материалов, там достаточно примеров) имеет под собой вовсе не сожаление об утраченных крытых железом домах, лошадях и коровах. О них, конечно, тоже – но ненависть родилась раньше. Тогда, когда «голодранцы» начали объединяться в артели, получать льготную государственную помощь и перестали нуждаться в деревенском «благодетеле», а стало быть, срубили под корень само дерево, на котором росли его доходы.

Обсуждение статьи «Кулачество как класс» показало, что мнение о кулаке как о крепком «трудовом» хозяине (разве что с батраками), вброшенное в российское массовое сознание в 90-е годы, чрезвычайно устойчиво. Хотя даже словарь Даля говорит совсем о другом.

Даля трудно обвинить в симпатии к коммунистическим идеям. Бытописатель русского села А.Н. Энгельгардт тоже никоим образом не коммунист. Вот что он пишет в своих «Письмах из деревни» об этой категории сельских жителей.

«Из всего "Счастливого уголка" только в деревне Б. есть настоящий кулак. Этот ни земли, ни хозяйства, ни труда не любит, этот любит только деньги. Этот не скажет, что ему совестно, когда он, ложась спать, не чувствует боли в руках и ногах, этот, напротив, говорит: "Работа дураков любит", "Работает дурак, а умный, заложив руки в карманы, похаживает да мозгами ворочает". Этот кичится своим толстым брюхом, кичится тем, что сам мало работает: "У меня должники все скосят, сожнут и в амбар положат". Этот кулак землей занимается так себе, между прочим, не расширяет хозяйства, не увеличивает количества скота, лошадей, не распахивает земель. У этого все зиждется не на земле, не на хозяйстве, не на труде, а на капитале, на который он торгует, который раздает в долг под проценты. Его кумир – деньги, о приумножении которых он только и думает… Он пускает этот капитал в рост, и это называется "ворочать мозгами". Ясно, что для развития его деятельности важно, чтобы крестьяне были бедны, нуждались, должны были обращаться к нему за ссудами. Ему выгодно, чтобы крестьяне не занимались землей, чтобы он пановал со своими деньгами».

Именно этого кулака имел в виду и «всероссийский староста» М.И. Калинин, да и все советское правительство, когда шла речь о его уничтожении – но, заметьте, не физическом, а «как класс». И перед этим еще долго-долго думали, несколько лет думали, дебатировали даже – можно ли принимать кулака в колхоз? До тех пор, пока сам кулак не сказал свое веское слово.

Что и почему он сказал, говорится тоже у Энгельгардта: «Для развития его деятельности ему нужно, чтобы крестьяне были бедны». Не зря и в так называемых «подкулачниках» – «группе влияния» кулака – ходили, как правило, бедные односельчане, середняки там оказывались редко. Середняк – муравей самостоятельный, хлебушка по весне не попросит, а бедному – куда деваться?

И когда появились колхозы, которые кооперировали в первую очередь бедноту, кулак начал нервничать. А уж когда пошла сплошная коллективизация, он озлился всерьез.

Из докладной записки информотдела ОГПУ о коллективизации на Украине. Октябрь 1929 года:

«Антиколхозная деятельность кулачества за последние месяцы повсеместно усилилась… Особенностью антиколхозной кулацкой агитации за последний период является усиление распространения провокационных слухов о скорой войне и неизбежной расправе со всеми колхозниками. "Скоро будет война, и если все не выйдут из колхоза, то с вами при перемене власти рассчитаемся в первую очередь" (кулаки быв. Волынского округа). "Соввласти скоро будет конец, самое позднее через два месяца будет война, все колхозы распадутся, часть будет уничтожена пожарами" (Проскуровский округ). Запугивание кулачеством колхозников и единоличников, намеревающихся вступить в колхозы, скорой войной и переменой власти особенно сильно распространено в пограничных и приграничных районах…

Повсеместно широко используются кулачеством в своей борьбе против коллективизации недочеты в уборке, распределении урожая и оплате труда в колхозах и имеющийся разрыв между конвенционными и рыночными ценами на с/х продукты».

Но это все, впрочем, цветочки. Агитация подкреплялась еще и террористическими актами. В начале 1930 года руководство ОГПУ, обобщив и проанализировав данные с мест, забило тревогу. В 1926 году  по всему СССР имели место 711 террористических актов, в 1927 году – 901, в 1928 году – 1027, а в 1929 году – 8278 терактов...

Информация с мест все больше начинает напоминать сводки боевых действий. Вот только верхушка айсберга – сводка по Украине о самых громких судебных делах, составленная на основе писем в «Крестьянскую газету» и газетных публикаций. Как нетрудно догадаться, публиковали только самые характерные случаи.

«Чрезвычайной сессией Прилукского окрсуда приговорены к расстрелу во­семь участников кулацкой террористической банды…

Киевский суд рассмотрел дело о кулацком нападении на коммуну "Зирка" в с. Рославицах, пять кулацких главарей приговорены к заключению на шесть лет…

Днепропетровский окружной суд рассмотрел в с. Бугуславе дело об убий­стве кулаками комсомольца-активиста Андрея Бойко. Как выяснилось на суде, решение об убийстве Бойко было принято местными кулаками на тайном собрании. На этом же собрании ими было решено убить крестьянина-активис­та и кандидата партии Лукьянова. Второе убийство, однако, не удалось. Двое кулаков, организаторов убийства, приговорены к расстрелу, двое осталь­ных – к 10 годам заключения…

В Винницком округе в с. Новая Крапивная выездной сессией окрсуда при­говорены к расстрелу четыре главаря-кулака, убившие крестьянку-незаможницу, члена избиркома…

Белоцерковским окрсудом приговорен к расстрелу В. Березнюк за покуше­ние на селькора с. Соколки…

На Киевщине, в с. Шитовецком слушалось дело группы кулаков, звер­ски убивших селянку-активистку Мельничук. Суд приговорил четырех непо­средственных убийц к расстрелу...

В с. Соляные Хутора на Волыни убит сельский активист, незаможник Левкура. Убийство совершено кулаками. Ведется следствие…»

Ситуация усугублялась тем, что советская власть после окончания войны, стремясь покончить с расколом в обществе, объявила широчайшие амнистии, причем не только участникам белого движения, но и бандитам. Те, естественно, от амнистии не отказывались – однако далеко не все собирались сложить оружие. Множество упорных врагов, разойдясь по селам, ждали только часа – и теперь решили, что этот час приближается. Собственно, и прошло-то всего ничего – меньше десяти лет.

По данным ОГПУ, за 1929 год по СССР было зарегистрировано 1190 случаев массовых выступлений (1926-1927 гг. – 63, 1928 г. – 709). В 1929 году в деревне было арестовано 95 208 человек, разгромлено 255 контрреволюционных организаций, 6769 группировок и 281 банда. Уже самое начало 1930 года показало, что процесс пошел по нарастающей.

Предчувствие гражданской войны

Впрочем, и сельские активисты тоже не были безгласными и беззащитными овечками.

Юрий Мухин в статье «Самый позорный голод» приводит воспоминания одного из авторов газеты «Дуэль» А.З. Лебединцева о его собственном крестьянском детстве на Кубани. «Их хутор в 20-х годах был создан 60 семьями, отселившимися из станицы Исправной на дальние земли. В 29-м году колхоз создали сразу и вошли в него все. В это же время подверглись нападению кулаческой банды, и в боевой стычке два бойца хуторского отряда самообороны были убиты. Агитация против колхозов была страшной, и в самой станице колхоз, по сути, до 1933 года так и не был создан».

То есть с одной стороны – банды, а с другой, кроме милиции и ЧОНа, еще и отряды самообороны, вооруженные и тоже весьма опасные. Оружия же, еще с войны, на селе оставалось огромное количество.

Чекисты отметили, что в 1929 году появились весьма характерные тенденции. Резко активизировались самые разнообразные противники советской власти – не только кулаки, но и бывшие бандиты и главари банд, белогвардейцы, даже эсеры вылезли из щелей, в которые попрятались после окончания Гражданской войны. А ведь эсеры – не парламентские болтуны, это основная террористическая партия Российской империи. Кое-где эта публика, для большей эффективности грядущей борьбы, начала заранее переходить на нелегальное положение.

К 1930 году все эти люди стали консолидироваться в одно антиправительственное ядро: кулаки, бывшие офицеры, националисты, бандиты. С учетом того, что многие бывшие фронтовые офицеры Первой мировой, ставшие белогвардейцами, а потом бандитами, являлись сыновьями и братьями кулаков, смычка, надо полагать, прошла легко и непринужденно.

Развернув совершенно сумасшедшую агитацию (а умелая агитация в смутное время иной раз поопаснее пистолета), они повсеместно пытались создавать массовые организации в деревнях.

В январе 1930 года ОГПУ докладывало:

«Деятельность, формы и методы действовавших в 1929 г. контрреволюционных организаций и группировок таковы:

1. Состав преимущественно кулацко-белогвардейский и бандитский; наличие значительного количества офицерства, связанного с землей, и унтер-офицерских кадров белой и петлюровской армий.

2. Значительно большая организованность, строжайшая конспирация, строгий персональный отбор, более обдуманная вербовка (вербуются "надежные", "обиженные", ущемленные Советской властью).

3. Большой масштаб деятельности организации; охват одновременно нескольких районов округов; связь с другими районами и округами строго конспирируется, устанавливается через преданных, проверенных людей.

4. Повсеместное стремление вооружаться либо путем скупки оружия, либо путем захвата его…

5. …Большие надежды контрреволюционных организаций и группировок на части Красной Армии, особенно территориальные, как на "источник вооружения" организаций при восстаниях и даже как на "помощь восставшим".

6. Стремление связаться с заграницей. Посылка ходоков для установки связей с зарубежными центрами контрреволюции… Создание зарубежными центрами… диверсионно-повстанческих, бандитских организаций в БССР, Украине…»

По данным ОГПУ, антиправительственные силы откровенно взяли курс на вооруженное восстание.

«Контрреволюционные группировки последнего периода как по составу, так, особенно, по характеру своей деятельности значительно отличаются… Если раньше группировки возникали только на почве перевыборных кампаний под лозунгом "Проведем в советы своих" (1925, 1926 гг.); если группировки 1927 г. и особенно 1928 г. возникали главным образом в период хозяйственной кампании, ставя своей целью срыв и противодействие этим кампаниям, то контрреволюционные группировки 1929 г. … носят достаточно ярко выраженный характер повстанческих ячеек».

С учетом того, что на западе Советский Союз граничил с такими милыми государствами, как Польша и Румыния, на севере – с не менее «дружелюбно» настроенной Финляндией, а на Дальнем Востоке – с Японией, обстановочка складывалась совсем веселая.

Ну а противостояли будущим повстанцам не только милиция и армия. У сельсоветов, партийных и комсомольских ячеек, комбедов, отрядов самообороны тоже было оружие, и свои надежды на сытую и светлую жизнь они собирались защищать всерьез. Что там антоновщина? Антонов гулял по фактически беззащитной губернии, где красные структуры только формировались. А теперь они укрепились и не намерены были сдавать позиции кулакам.

Рядом с тем, что назревало в деревне, гражданская война была просто прогулкой под луной…

Зачистка

Весной 1930 года конституционный глава СССР М.И. Калинин говорил о раскулачивании: «Как ни кажется она жестокой… но эта мера абсолютно необходима, ибо она обеспечивает здоровое развитие колхозного организма в дальнейшем, она страхует нас от многочисленных издержек и огромной растраты человеческих жизней в будущем».

Повторим еще раз: от огромной растраты человеческих жизней в будущем. Кто-нибудь считал, во сколько жизней обошлось бы державе сохранение существующего порядка вещей? Я пыталась прикинуть: в лучшем случае выходило число, сопоставимое с потерями в Великой Отечественной войне. Не говоря уже о том, что без коллективизации мы и войну бы не выиграли – со всеми вытекающими отсюда последствиями, зафиксированными в плане «Ост».

…Но на самом деле «всероссийский староста» лукавит, выдает нужду за добродетель. Советское правительство в то время чаще не руководило событиями, а шло следом за ними, особенно в крестьянском вопросе, в котором из кремлевской верхушки и разбирался-то по-настоящему один Калинин (остальные были горожанами). Работники на местах вовсе не считали нужным дожидаться руководящих указаний, чтобы начать действовать – а действовали они так, как подсказывали им революционная совесть и общинные порядки. И к 1930 году, когда было принято знаменитое постановление о раскулачивании, на местах процесс давно уже шел полным ходом.

Еще в начале сентября 1929 года Колхозцентр сообщил в ЦК, что в Чапаевском районе, застрельщике сплошной коллективизации, предполагается выселение части кулаков. Как, впрочем, и следовало ожидать – первые там, первые и тут.

Дальше пошли события. Вот одно из них. 8 сентября на собрании жителей села Покровки колхозники потребовали выселения кулаков. Вечером село загорелось – с таким расчетом, чтобы пострадало в первую очередь колхозное имущество. Сгорели 15 домов, корма и амбар с 3 тыс. пудов зерна. Напоминаем: это хоть и крупный, но лишь один из 8278 террористических актов, зафиксированных в 1929 году.

О дальнейшем можно, к сожалению, только догадываться. Если колхоз слабый, значит, погоревшие семьи колхозников разбрелись по родственникам и соседям. Если сильный – уже на следующий день обживали дома кулаков, выселенных без всяких судебных решений. А если сильный и злой, то могли и запороть виновников беды вилами или зарубить топорами. Самосуд в русской деревне был явлением обыкновенным, и поджигателей, по законам общины, ждал скорый и суровый приговор.

Жечь кулаков пока что особо не жгли – но выселяли весьма активно. В Иркутском округе за 1929 год раскулачили около 25% всех кулацких хозяйств. Татарский обком ВКП(б) принял постановление о выселении кулаков еще 1 октября 1929 года. А уж худшие земельные участки им отводили повсеместно. Как реагировали кулаки – описано в предыдущем фрагменте: поджоги, убийства, налеты банд. В Москву отовсюду стекались просьбы решить как-то «кулацкий» вопрос, пока не начались кровавые столкновения. Что этим все кончится, никто почему-то не сомневался. И на самом деле роль ВКП(б) в раскулачивании далеко не стимулирующая. Наоборот, партия своим авторитетом вводила процесс хоть в какие-то рамки: не убить, а выселить, не сжечь дом со всеми обитателями, а конфисковать для колхоза. То, с какой ненавистью выбрасывали кулаков из деревень, показывает: до повальных расправ оставалось совсем недалеко.

Начавшись в селах и уездах, к январю процесс добрался до уровня краевых и республиканских властей, которые, один регион за другим, принимали решение о тотальном раскулачивании. Средне-Волжский крайком ВКП(б) вынес такое решение 20 января, Нижне-Волжский крайком – 24 января, Центрально-Черноземная область – 27 января, ЦК КП(б) Украины – 28 января, Северо-Кавказский крайком – 29 января…

К середине февраля, например, в Средне-Волжском крае было раскулачено 25 тыс. хозяйств – около половины всех кулацких хозяйств края. И вот не надо только говорить, что начали они после постановления ЦК от 30 января. Если бы инициатива действительно исходила сверху, то к тому времени постановление еще ползло бы по коридорам партийной бюрократии. По коридорам, к сожалению, ползли совсем другие бумаги – директивы ОГПУ об организационной подготовке массового выселения. Вот они запаздывали безнадежно.

Об обстановке, в которой все это происходило, догадаться нетрудно. Вот только одно сообщение ОГПУ:

«Криворожский округ. …В с. Глиняное Долинского района при изъятии имущества у кулака Зилевского последний ударил уполномоченного Тонкошурова в висок. Уполномоченный выстрелом из ре­вольвера убил кулака...

Николаевский округ. …В Баштанском районе при возвращении с районного совещания между селами Константиновской и Пески были обстреляны кулаками из охотни­чьих ружей несколько председателей СОЗов; один из председателей ранен в голову.

Харьковский округ. 21 января общим собранием крестьян с. Федоровки было постановлено раскулачить 12 кулацких хозяйств. На второй день толпа крестьян в 400 чел., преимущественно бедняков и середняков, с красными флагами под руководством уполномоченного РИКа, председателя и членов сельсовета и СОЗа направились к намеченным кулацким хозяйствам.

Подойдя к хатам кулаков, крестьяне врывались в хаты и растаскивали имущество первых, сгоняя их в одно помещение. Во время операции один из членов СОЗа заставил раскулачиваемого сбросить с себя хороший кожух, шапку и тут же надел все на себя. Кулакам было объявлено, что в течение трех дней они могут выехать, кто куда хочет.

Председатель РИКа, пытавшийся придать раскулачиванию организо­ванный характер, ничего не мог сделать ввиду крайнего возбуждения крестьян…».

Бывало все, что угодно: и женщин с детьми выбрасывали среди ночи из домов на мороз, и мародерствовали, и записывали в списки всех, кто не нравился начальству или односельчанам… Что поделать, другого народа в Советском Союзе не было, какой оставила по наследству благословенная Российская империя, с таким и валандаться приходилось… Беднота намеревалась рассчитаться не только с кулаками, но с каждым «справным хозяином», который смотрел на нее как на грязь под ногами; каждый партиец с наганом считал себя властью, имеющей право карать и миловать; да и возможность по дешевке получить хорошие вещи была жутким соблазном для тех, кто по вечерам при лучине клал десятую заплату на рваные валенки. Детишек пожалеть? А наших по весне, в голод жалели?

О судьбе раскулаченных не задумывались. Пусть идут на все четыре стороны. Они и шли – женщины и дети по родственникам, мужчины – в банды. Или в города, что тоже властям не нравилось, поскольку аварийность на заводах и стройках была и без того высокая, и чего там мучительно не хватало – так это диверсий. А видя такое дело, и остальные кулаки, что поумнее, распродавали хозяйства, а то и уничтожали, и подавались в города. Стали ли они лояльнее? А вы как думаете?

Не начало, а конец

Но вернемся к раскулачиванию. В конце января процесс дошел наконец до Москвы. 30 января 1933 года было принято знаменитое постановление. В частности, в нем говорилось:

«В районах сплошной коллективизации провести немедленно, а в осталь­ных районах по мере действительно массового развертывания коллективиза­ции, следующие мероприятия:

1. Отменить в районах сплошной коллективизации в отношении индивиду­альных крестьянских хозяйств действие законов об аренде земли и примене­нии наемного труда в сельском хозяйстве… Исключения из этого правила в отно­шении середняцких хозяйств должны регулироваться райисполкомами под ру­ководством и контролем окрисполкома.
2. Конфисковать у кулаков этих районов средства производства, скот, хо­зяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы.
3. Одновременно в целях решительного подрыва влияния кулачества на отдельные прослойки бедняцко-середняцкого крестьянства и безусловного по­давления всяких попыток контрреволюционного противодействия со стороны кулаков проводимым Советской властью и колхозами мероприятиям принять в отношении кулаков следующие меры:

а) первая категория – контрреволюционный кулацкий актив немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь в отноше­нии организаторов террористических актов, контрреволюционных выступле­ний и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрес­сии;

б) вторую категорию должны составить остальные элементы кулацкого ак­тива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков, которые подлежат высылке в отдаленные местности СССР и в пределах данного края в от­даленные районы края;

в) в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки, ко­торые подлежат расселению на новых отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках.

Количество ликвидируемых по каждой из трех категорий кулацких хо­зяйств должно строго дифференцироваться по районам в зависимости от фак­тического числа кулацких хозяйств в районе, с тем чтобы общее число лик­видируемых хозяйств по всем основным районам составляло в среднем при­мерно 3-5%. Настоящее указание (3-5%) имеет целью сосредоточить удар по действительно кулацким хозяйствам и безусловно предупредить распро­странение этих мероприятий на какую-либо часть середняцких хозяйств...

…Высылаемым и расселяемым кулакам при конфискации у них имущест­ва должны быть оставлены лишь самые необходимые предметы домашнего обихода, некоторые элементарные средства производства в соответствии с ха­рактером их работы на новом месте и необходимый на первое время минимум продовольственных запасов. Денежные средства высылаемых кулаков также конфискуются с оставлением, однако, в руках кулака некоторой минимальной суммы (до 500 руб. на семью), необходимой для проезда и устройства на месте».

Те, кого оставляли на месте, могли сохранить средства производства в минимальном объеме, необходимом для ведения хозяйства, – то есть из кулаков они превращались в маломощных середняков. Кстати, получая тем самым возможность на деле доказать, что кулак – не эксплуататор, а просто особо трудолюбивый крестьянин.

Конфискованное имущество передавалось в колхозы в качестве взносов бедняков и батраков, которых более имущие колхозники постоянно попрекали, однако зачислялось в неделимый фонд – то есть они не имели права выйти с этим имуществом из колхоза. В свою очередь, колхозы, получившие землю и имущество, обязаны были ее засеять и всю товарную продукцию с этой земли сдать государству.

В общем-то, ничего уникального в этих мерах нет. Обычная национализация, разве что не общегосударственного, а волостного масштаба. Да и высылка нелояльных граждан в места отдаленные практиковалась еще со времен фараонов (в частности, она была очень распространена в Российской империи).

«…ЦК категорически указывает, что проведение этих мероприятий должно находиться в органической связи с действительно массовым колхозным движением бедноты и середняков и являться неразрывной составной частью процесса сплошной коллективизации. ЦК решительно предостерегает против имеющихся в некоторых районах фак­тов подмены работы по массовой коллективизации голым раскулачиванием…

ЦК подчеркивает, что все указанные мероприятия должны быть проведе­ны на основе максимального развертывания инициативы и активности широ­ких колхозных, в первую очередь батрацко-бедняцких, масс и при их под­держке. Решениям о конфискации кулацкого имущества и выселении кулаков должны предшествовать постановления общего собрания членов колхоза и собрания батрачества и бедноты…»

Потому-то и было столько неправильно раскулаченных, что решения принимали не «варяги» из района или области, а местные сходы. Которые до кучи высылали из деревень всех, кто не нравился «обществу». И потому-то на местах и осталось столько кулаков – если сход не приговорил, то кто его вышлет?

…Несмотря на «ужасные» рассказы, операция была вовсе не такой массовой, как принято думать. К концу 1930 года по СССР было раскулачено около 400 тыс. хозяйств – то есть около 40-50% всех имеющихся на 1927 год кулаков. Из них выслано, кстати, не так уж много – всего 77 975 семей. По данным налогообложения, к осени 1930 года в стране еще оставалось около 350 тыс. кулацких хозяйств. Точно не подсчитывали, но не менее 20% кулаков бежали. Паспортов тогда еще не было, а справку из сельсовета легко купить или подделать.

Раскулачивание продолжалось и в 1931 году, прекратившись лишь в 1932-м. Сколько всего было выселено? Суммарная статистика ОГПУ называет точное число: 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека (то есть по 4,5 человека на семью). Так что, как видим, рассказы о многочисленных высланных на Север «трудовых» семьях с десятком детей несколько преувеличены. Неясно также, вошли ли в это число неправильно раскулаченные, которых впоследствии освободили и вернули имущество (а таких, по данным проверки 1930 года, было по разным районам от 20% до 35%). Это примерно полтора процента крестьянских хозяйств. Остальным кулакам пришлось – самое худшее – взяться за ручки плуга.

Впрочем, многие дальновидные кулаки, вовремя сократившие свое имущество, оказались в колхозах. Это стало немаловажным фактором, обусловившим голод 1932-1933 годов.

журнал "Эксперт"

писатель-историк Елена Прудникова