«Сейчас время потерь и потрясений, новая буря»: Бутусов поставил оглушительную трагедию Шекспира

«БИЗНЕС Online» о важнейшей премьере сезона в Москве от главного «шамана» российского театра

В год столетия театра им. Вахтангова на исторической сцене разразилась буря. Настоящая. Шекспировская. Один из важнейших современных отечественных режиссеров Юрий Бутусов поставил «Короля Лира», пронзительную драму главного классика английского театра об отцах и детях в своей узнаваемой мистической манере. Зачем Лир отдал королевство? О чем танцует и воет его измученное сознание под довлеющей гигантской луной? И стоит ли верить словам любви, когда дела оказываются так обманчивы и жестоки? На одном из первых показов в Вахтанговском театре побывала и наш корреспондент Иветта Невинная.

Вахтанговская версия «Короля Лира» звучит жутко громко и запредельно близко

Автор спектакля и главный режиссер Вахтанговского Юрий Бутусов уже 10-й раз обращается к Шекспиру. Все началось в 2002-м с «Макбетта» по адаптации Эжена Ионеско в театре «Сатирикон». Через четыре года появился и первый «Король Лир» с Константином Райкиным в заглавной роли. А еще через четыре Бутусов ставит спектакль «Мера за меру» в Вахтанговском театре. Интересно, что в этот раз «Лир» не планировался. По первой договоренности режиссер должен был работать над «Заговором чувств» Юрия Олеши, но снова возник английский классик. «Да, вот так банально, будет Шекспир!» — признался Бутусов в декабрьской беседе с критиком Романом Должанским.

Немного позже, в период работы над новым «Лиром», режиссер скажет, что «сейчас время Шекспира, время потерь, потрясений, колоссальных изменений в технике, рождения новых „звуков“, „смыслов“, новая буря…» Все названное чувствуется с первых минут спектакля. Вахтанговская версия «Короля Лира» звучит жутко громко и запредельно близко. Слишком уж радикально изменился сегодняшний день. А Бутусов не только чувствует малейшие дуновения ветра перемен, но и с хирургической точностью, отсекая все лишнее, показывает на сцене нас самих. Пусть и через призму 400-летних персонажей.

Длинная узкая комната, пепельно-серая сцена в свете люминесцентных ламп, ряд простых бежевых стульев и могильно бледные лица. Тут все: дворцовые приближенные, графы, королевская семья. Их темные выцветшие одежды и выбеленные лица пока лишь намекают на грядущее безумие. Лир (Артур Иванов) — в контрастном красном. Он спокоен и уверен в себе. Первый же монолог звучит быстро, небрежно. Разве есть причины волноваться? Он здесь владыка, солнце ясное, истинный король.

Все замерли в напряженном ожидании. Вот-вот король огласит последнюю волю и оставит престол. Свои владения он собирается разделить между тремя наследницами. Но как? По степени любви. «Скажите, дочери, мне, кто из вас нас любит больше?» — холодным тоном произносит Лир, словно нотариус зачитывает завещание покойного. И невдомек пока правителю, как жестоки окажутся признания в любви старших отпрысков.

Внимательный зритель услышит в реплике средней дочери Реганы (Ольга Тумайкина) предупреждающий сигнал грядущей бури: «Сестра и я — одной породы, и нам одна цена». Но слеп король в своей уверенности и значимости. И для того, чтобы исцелиться от нависшего безумия, ему придется окончательно сойти с ума.

Наделенные кусками страны сестры Гонерилья (Яна Соболевская) и Регана, получив свое, пренебрежительно переговариваются между собой через королевскую голову. Будто он и не был неприкасаемым авторитетом. Теперь — глупый старик, которого ослепили сладкие речи. И лишь Корделия (Евгения Крегжде), младшая, отказывается принимать предложенные отцом условия.

Несвойственная Бутусову тихая финальная сцена отрезвляет завороженного зрителя

По ходу спектакля становится понятно, что именно она центральный персонаж истории. Бутусов соединяет Корделию и Шута в единое целое. И в этом новаторском на первый взгляд шаге, оказывается, нет ничего радикального. Более того, даже у самого Шекспира в «Глобусе» Шута и Корделию играла одна и та же актриса. Оба персонажа отражают альтер эго самого Лира. Они — истина, они — раненое подсознание короля, который из самоуверенного правителя становится просто дураком. Чем не синоним шутовства? И красные одежды только усиливают сходство.

Эти персонажи — венец режиссерской архитектуры Бутусова. В них столько глубины и тайн, что раз от раза артистам придется с большим рвением погружаться в шаманский психоанализ режиссера, наращивать актерские мышцы. Если в какой-то момент перестать следить за дворцовыми перипетиями и отцовско-детскими отношениями, можно погрузиться в дополнительный чувственный мир оголенных эмоций. Там нет имен и званий. Есть боль, конвульсии и отчаяние в танце-протесте Лира и Корделии под огромной белой луной.

Актерский состав поражает точностью воспроизведения бутусовских решений и синергией с собственной органикой каждого. Особое удовольствие наблюдать за Эдмондом (Сергей Волков). Он жесток, своенравен, умен, но именно в нем остались крупицы живого. Эдмонд не воплощение зла, он вопящее одиночество, достойное сострадания. Заклятые братья Эдмонд и Эдгар (Василий Симонов) поначалу путают зрителя схожими одеждами, манерой. Но стоит на сцене появиться слепому графу Глостеру (Виктор Добронравов), как зритель похолодеет от истинного прозрения нерадивого отца.

Фирменный стиль Бутусова предполагает определенные визуальные и музыкальные акценты. Актерский ансамбль — это не только творческое соединение, но и буквально ансамбль. Пианист, трубач, ударник… Один дополняет другого, но все вместе они накаляют градус происходящего до ощущения грозящих вот-вот лопнуть барабанных перепонок. Возможно, все это звучит только в голове у Лира, но Бутусов, от спектакля к спектаклю только подтверждающий звание манипулятора зрительским сознанием, заставляет каждого присутствующего всем телом прочувствовать удары судьбы. Глостер, виртуоз-ударник Добронравов, бешено молотит палочками по барабанной установке, пока это оглушающее неистовство не исчезнет в глубине сцены, а сам король не застынет в молчаливом крике, подобно одноименной картине Эдварда Мунка.

Зритель не успевает перевести дух от вывернутого наизнанку сознания, как перед ним разворачивается еще более впечатляющая картина. Бутусов совместно с художником-постановщиком Максимом Обрезковым и художником по свету Александром Сиваевым перед самым финалом оставляет в центре Корделию и… забрасывает ее деревянными двухметровыми досками. Пока щепки разлетаются от убийственных соприкосновений словно символы человеческих душ, Корделия кружится в безмятежном танце. Хаос овладевает происходящим, и невозможно поверить, что это творится на театральной сцене.

В финале уже мертвая Корделия берет отца за руку. В этом секундном жесте кроется еще одна глубина, трагедия под луной. Король прозревает, возвращается в себя и в этот мир. Но только на миг, чтобы сразу покинуть его в объятиях любимой дочери. Буря утихла. Смерть примирила всех. Несвойственная Бутусову тихая финальная сцена отрезвляет завороженного зрителя и оглушает мощным смысловым посылом. Надо только вовремя протянуть руку. Ведь, как писал Уильям Шекспир в своем сонете:

Ничто не вечно под луной. Но жизнь

Бессмертна эстафетой поколений.

Коль этим даром, друг мой, дорожишь,

Оставь свой след, отбросив яд сомнений.