Вокруг Московской консерватории вырастет музыкальный квартал

Московская консерватория имени П.И. Чайковского отмечает своё 155-летие. В этом легендарном вузе учились едва ли не все самые знаменитые отечественные исполнители, композиторы, исследователи музыки XX столетия. А третье тысячелетие уже заявляет новых звёзд. О достижениях, победах и новых рубежах и.о. ректора Московской консерватории профессор А.С. Соколов рассказал «ЛГ», попутно поделившись своим видением сегодняшней ситуации в образовании и искусстве.

– Александр Сергеевич, день рождения был отмечен двумя симфоническими программами, в которых приняли участие друзья консерватории. Владимир Юровский, Юрий Башмет, Хибла Герзмава, Николай Луганский, Александр Князев... Имена первого ряда! Какие ещё планируются творческие события под знаком юбилея?

– Мы отдаём дань памяти нашим незабвенным профессорам. Это Осенний хоровой фестиваль, который посвящён как юбилею Московской консерватории, так и 90-летию выдающегося хорового дирижёра Бориса Григорьевича Тевлина. В декабре мы отметим аналогичную дату Сергея Леонидовича Доренского. Все его прославленные ученики – Денис Мацуев, Николай Луганский, Екатерина Мечетина и многие другие – с готовностью откликнулись, и фестиваль с их участием пройдёт в разных консерваторских залах. И то внимание, которое мы проявляем также и к ныне здравствующим профессорам, оно постоянное и не связано только с юбилеем консерватории.

В двадцатых числах сентября мы приняли Международный музыковедческий конгресс «Евромак» – научное сообщество, охватывающее много стран. Планировалось провести его ещё год назад, но вмешалась пандемия, и пришлось отложить. Проводим в гибридном варианте – онлайн и офлайн. Ему предшествовала кропотливая подготовка: к примеру, для составления графика выступлений нужно было учесть разницу в часовых поясах.

– Вы сейчас рассказали о витрине консерваторской жизни, но ведь есть и будни: с чем консерватория подошла к этой круглой дате?

– «Юбилей – это единственная возможность получить деньги у государства», – шутил некогда нарком просвещения Анатолий Луначарский. Мы воспользовались этим хорошим поводом для того, чтобы не просто привлечь внимание к консерватории, а ускорить некоторые рабочие процессы. Наш учредитель помог нам: Министерство культуры РФ поддержало наши заявки и предложения, что позволило завершить строительные и ремонтные работы по основным учебным корпусам. Шли они непросто, так как необходимо было параллельно продолжать занятия, считаться с учебным расписанием. Но всё получилось, и мы успели к юбилею.

Также активно велось строительство студенческого комплекса на Малой Грузинской улице. Уже построено второе многоэтажное здание, где сейчас ведутся отделочные работы. Определены и дальнейшие этапы строительства: на выходе нас ждут три новых корпуса студенческого общежития и ещё одно здание с двумя концертными залами, 70 репетиториями, бассейном, подземным паркингом, медицинским центром.

Появились новые локации, в том числе два атриума, благодаря тому, что к Малому залу был пристроен вспомогательный корпус. Туда будут переведены различные административные и юридические службы. Приятно, что есть возможность украсить новые учебные зоны. Мы думаем о создании мемориальных классов, где десятилетиями преподавали наши прославленные профессора. К этой работе будут привлечены и наш Музей имени Н. Рубинштейна, и архив. Для всего этого пригодилась и наша дружба с художественными вузами – Строгановским, Суриковским. Раньше они выставляли у нас экспозиции работ молодых художников, а теперь мы привлекли их также для оформительских проектов. Тут важно соотнести традицию, определённый академизм с диалогом с молодёжью. Ребята, кстати, прекрасно понимают эти задачи и предлагают интересные идеи. Так, в одном из атриумов сделано панно, в которое включено изображение дирижирующих и играющих рук великих артистов, прославивших консерваторию.

– Обращают на себя внимание скрытые ранее помещения, ниши, даже прямой переход из профессорского буфета 1-го корпуса на лестницу амфитеатра Большого зала, о котором давно ходили легенды...

– У нас многое получается случайно. Достаточно вспомнить историю ремонта Малого зала консерватории, где рабочие обнаружили на потолке под слоями побелки расписанный плафон, ныне бережно отреставрированный. Хорошо забытое старое само о себе таким образом заявляет.

– Но вы не собираетесь останавливаться на достигнутом и есть дальнейшие планы по благоустройству консерватории?

– Вскоре мы приступаем к реконструкции старинного здания, где до революции жили композиторы. Оно расположено по соседству с Рахманиновским залом, и его точный адрес: Средний Кисловский переулок, 11/2. Это здание будет предназначено для библиотеки. Мы обязаны сохранить там мемориальную зону, но при этом будут соблюдены все условия для хранения богатейших фондов. И температурно-влажностный режим, и механизированная доставка книг и нот в читальный зал. В перспективе будет построена галерея, которая соединит это здание с Первым корпусом.

Когда будем разрезать ленточку – а эта церемония планируется с участием министра культуры РФ Ольги Борисовны Любимовой, все будут замедлять шаги, просто двигаясь по коридорам, поскольку будет на что посмотреть.

– Давно в планах сделать и самостоятельное здание для Оперного театра...

– Самое главное, что мы имеем возможность воспользоваться для этого участком во дворе четвёртого корпуса в Среднем Кисловском переулке. Это не собственность консерватории, но земля, переданная нам в оперативное управление. Проект в принципе готов, дальше – вопрос финансирования. Это, конечно, немалые деньги, но собственный Оперный театр – одна из самых острых потребностей Московской консерватории.

– Национальная парижская консерватория располагается в квартале, который называется Cite de la Musique – Город музыки. Там же теперь новый зал Парижской филармонии. И у нас может сложиться такой музыкальный квартал?

– Сама эта формулировка – «музыкальный квартал» – давно продекларирована, и ещё при прошлом мэре Юрии Лужкове возникала мысль воспользоваться тем, что рядом расположены «Геликон-опера», консерватория, в Брюсовом переулке – Союз композиторов. Идея родилась параллельно предложению Ирины Александровны Антоновой сделать вокруг Музея имени Пушкина музейный городок, что во многом уже нашло воплощение. А у нас складывается «музыкальный городок»: судите сами – четыре концертных зала и Оперный театр Московской консерватории. Но, готовя такой объект, надо одновременно решать, скажем, и проблему парковок, и этот вопрос заложен в проект театра. Тут главное, чтобы строительство попало в надёжные руки подрядчиков. Я бы хотел напомнить, что Московская консерватория – единственная из всех музыкальных вузов имеющая право быть государственным заказчиком. Нигде – ни в Петербурге, ни в других регионах – такого нет. Поэтому у нас и такой большой штат, связанный с инженерией, юридическим и финансовым сопровождением. Мы сами контролируем ход всех работ, планируем этапы и следим за их выполнением. Иногда даже приходится наводить порядок через судебные инстанции.

– Вы ленинградец по рождению. Остаётся ли внутренняя связь с Северной столицей, несмотря на то что вы и учились, и давно живёте в Москве? И можно ли сказать, что вы объединяете в себе культурные традиции Москвы и Петербурга?

– Родной город всегда останется родным городом, тем более что первые 15 лет я жил именно в Ленинграде и начинал там своё музыкальное образование. Дистанция между Московской и Петербургской консерваториями в мои студенческие годы была очень ощутима. Ректоры в то время учитывали существование друг друга, но никакого творческого или административного контакта не происходило. Поэтому, когда я стал ректором, буквально сразу поехал в Петербургскую консерваторию, которую тогда возглавлял Сергей Павлович Ролдугин. Мы с ним обсудили все проблемы, перспективы развития наших контактов. Вот с этого всё и началось, а потом я... поздравил ещё пять ректоров Петербургской консерватории, сменявших на протяжении десяти лет друг друга (!). И мне очень жаль, что Петербургская консерватория отчасти и по этой причине не воспользовалась ситуацией своего 150-летия, ничего не приобрела и даже многое потеряла.

– В Московской консерватории вы прошли путь от студента до ректора. Нынешние студенты отличаются от молодёжи вашего поколения? Если да, то в чём?

– В ремесленном смысле – нет. Они пока унаследовали ту систему профессиональной подготовки по специальности на уровне специальных музыкальных школ-десятилеток, колледжей. В отношении же общего уровня подготовки я бы сказал, что они проиграли. Это видно по сложности приёмных требований по музыкально-теоретическим дисциплинам, которые нам приходится снижать. Легко можно в этом убедиться, если взять диктант по сольфеджио 10–15-летней давности и дать его сегодняшним абитуриентам – они его не напишут. Вот это печально, но объясняется тем, что уровень подготовки по сольфеджио, гармонии повсеместно упал. Это произошло потому, что в среднем звене педагоги по этим предметам – это выпускники вузов, а цифры приёма на эти специальности падают. В Институте имени Ипполитова-Иванова в этом году не принято ни одного студента на «музыковедение», так как министерство не дало мест. Вот так и подрезаются возможности насытить наши колледжи, училища квалифицированными специалистами по музыкально-теоретическим дисциплинам. Об этой тревожной статистике не раз говорилось, но, к сожалению, решение исходит от людей, не очень хорошо разбирающихся в специфике музыкального искусства. Всё это отражается на этой молодой поросли: когда они приходят к нам, то приходится прилагать большие усилия, чтобы подтянуть их до уровня, необходимого для Московской консерватории.

При этом по стилю общения они – совсем другие, ориентированные на интернет, на соцсети. С одной стороны, ребята имеют неограниченный доступ к информации, что расширяет их горизонты, с другой – это мелководье. Всё идёт в клиповом темпе, материала – обилие, подняться над ним сложно. Раньше, чтобы приступить к написанию дипломной работы, надо было «добыть» материал, связаться с библиотеками, иногда даже сделать запросы в другие города, страны. Сейчас достаточно щёлкнуть мышкой, но в ответ вывалится столько всякого «барахла», что для извлечения полезного потребуется особый навык. Раньше мы этому не учили, но теперь приходится обращать особое внимание на работу с информацией. Конечно, они совсем другие, но – очень хорошие (улыбается).

– Насколько востребованы выпускники консерватории? Вы следите за их судьбой?

– У нас есть Ассоциация выпускников Московской консерватории Alma mater – её президентом является выдающийся музыкант, пианист и дирижёр Владимир Ашкенази, который одним из первых ассимилировался на Западе. Он не раз интересно высказывался о творческом обогащении, полученном им на фундаменте нашего российско-советского образования. Эта ассоциация и занимается сохранением контактов. Есть даже особый фестиваль «Возвращение», который консерватория поддерживает: он как раз ориентирован на то, чтобы на родину приехали из-за границы те, кто уехал туда учиться или работать, – чтобы музыканты не теряли связь со своей альма-матер. Мы также проводим собственные различные фестивали, конкурсы, куда постоянно приглашаем наших выпускников разных лет. Консерватория инициировала более десяти международных состязаний по разным специальностям, они зарегистрированы в Швейцарии, в Ассоциации международных конкурсов. Всё это активизирует общение, международное сотрудничество, и нас в этом поддерживает Попечительский совет, берущий на себя финансовое обеспечение премиального фонда, приезда именитых артистов в жюри.

– Что вы думаете о месте классической музыки в современном мире? Современной молодёжи ведь больше знакома фамилия Моргенштерна, чем Прокофьева?

– Приходится признать: падение общего уровня – несомненно. Это следствие того, чем духовно «питается» нынешняя молодёжь, куда её могут легко увлечь. Это чревато и расслоением поколения – среди них есть те, кто на вопрос на улице: «Кто такой Бетховен?» – отвечают: «Корм для собак». Таких неофитов немало, как ни странно, их больше в Москве, в мегаполисах, чем в провинции, где лучше сохраняется уровень культуры. Не случайно оптинские старцы, когда шли на плаху, предрекли, что Россия возродится, но это произойдёт в провинции. Это предсказание было сделано в 1930-е годы, так что, возможно, сейчас наступает время его осуществления. Но пока мы сами должны что-то делать, и мы прилагаем много усилий, чтобы найти общий язык с нынешним поколением, вовлечь его в подлинную культуру. Консерватория проводит много просветительских программ, которые молодёжь активно посещает.

– Вы сами следите за поп-культурой? Что вы слушаете в машине?

– В машине приёмник настроен на «Радио Jazz». Я давно интересуюсь этим направлением, даже в одной из своих книг я посвятил отдельную главу джазу и року. Так называемая лёгкая музыка всегда находит какие-то отражения в элитарной культуре. И, конечно, надо следить за тем, как и куда это всё развивается. Но есть фактор коммерческого раздувания масштабов некоторых явлений. Как сейчас, допустим, происходит с рэпом. Да, он интересен, но ему придано такое глобальное значение, что его сопоставляют с роком, который на самом деле значительно глубже, важнее. А возвращаясь к началу вашего вопроса, я говорю своим ученикам – никогда не стыдно сказать: «Я этого не знаю». Но недопустима позиция: «Я не знаю и знать не хочу».

– Недавно, переслушивая песни «Битлз», я отметила для себя, насколько изысканны, нетривиальны в них мелодика, гармонический язык...

– «Битлз» – это тоже своего рода классика. Они возникли не на пустом месте: ливерпульские группы создали среду обитания, на которой взросли «Битлз» и пошли уже дальше, стремясь к синтезу разных культур. Джордж Харрисон поехал в Индию и учился у Рави Шанкара, а потом это отразилось в песнях. Их творчество – одна из вершин рок-музыки, и дело не в успешном продюсировании, а в их оригинальности и стремлении выйти за рамки жанра. Кроме того, их заслуга в том, что они породили оппонентов, желание с ними конкурировать и таким образом дали импульс к рождению других талантливых групп. Вот «Роллинг Стоунз» – их полный антипод, но очень интересные музыканты, и не только причёсками... Все эти процессы, безусловно, находятся в поле моего зрения.

– Часто вас вижу на концертах, премьерах. Что бы вы выделили из событий последнего времени?

– Назову фестивали, которые проводит Владимир Юровский. Он как раз сумел приобщить публику к новому, повести её за собой. «Другое пространство» – очень точно названная акция, потому как речь идёт действительно о других мирах, других пространствах, куда нужно брать за руку и вести слушателей. И тут чрезвычайно важна способность дирижёра рассказать о том, что он будет делать. Хочу напомнить одно событие – исполнение в Большом зале консерватории Четвёртой симфонии Николая Корндорфа в память об этом композиторе, нашем воспитаннике. Идея принадлежала дирижёру Александру Лазареву, который разучил эту масштабную партитуру, идущую более часа, с нашим оркестром и хором. И половина успеха концерту обеспечила вступительная речь Лазарева, где он доходчиво объяснил публике событийность происходящего. Все слушали затаив дыхание. Вот так надо работать с публикой. Упомяну наш фестиваль «Московский форум», где Владимир Тарнопольский и его коллеги также занимаются просветительством, вовлекая слушателей в диалог. Назову программы Теодора Курентзиса – они великолепны не только качеством музыкального прочтения. Важно, что за ним в залы приходят люди, изначально рассматривающие поход на концерт как моду. Но он их потихонечку поворачивает в сторону серьёзного отношения – благодаря подготовительным лекциям, буклетам. У него, вы знаете, очень строгая атмосфера – нельзя фотографировать, иногда даже отбираются мобильные телефоны, чтобы ничто не отвлекало от погружения в музыку. И благодаря его авторитету все соглашаются с его требованиями.

– Вы приглашали и Юровского, и Курентзиса встать за пульт наших симфонических коллективов.

– Это неоценимая школа, которая дополняет высокий уровень обычных занятий в консерватории. Когда мы приглашаем Владимира Михайловича Юровского, то руководитель Концертного симфонического оркестра, наш блестящий мастер, педагог Анатолий Левин специально готовит к его приезду программу. Ребята технологически уже готовы к общению с маэстро такого масштаба, как Юровский, и могут под его руководством добиваться глубинных нюансов интерпретации. С молодыми оркестрантами выступал и Юрий Хатуевич Темирканов. Первый раз он приехал и несколько дней репетировал программу, посвящённую Прокофьеву, а второй раз провёл мастер-класс для дирижёров. Владимир Иванович Федосеев работал и с Оперным театром консерватории, и с симфоническим оркестром. У нас был проект «Династия Юровских», включавший серию таких концертов и мастер-классов. В нём приняли участие три представителя этой дирижёрской семьи: Михаил Юровский и его сыновья – уже упоминавшийся Владимир и его младший брат Дмитрий. Кстати, они исполняли сочинения Владимира Юровского-старшего, композитора и выпускника Московской консерватории.

– Вы внук знаменитого писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова. Насколько тесно вы общались?

– Так сложилось, что я воспитывался в семье деда: после внезапной смерти моей матери Иван Сергеевич забрал меня к себе. Конечно, всё, что связано с литературой, воспринималось через призму этого общения: это не только творчество Соколова-Микитова, а судьбы и творческие пути писателей, с которыми он был близок.

– Ваше детство прошло в замечательно красивых местах Тверской области – в Карачарове. Любите рыбалку, грибы?

– Также и охоту. Вскоре открывается осенний охотничий сезон, и я на недолгое время исчезну.

– Творчество вашего деда, семейные традиции повлияли на ваше становление и мировоззрение?

– Атмосфера дома была определяющей в выборе того, что я считал необходимым знать. Я усвоил, что есть чтение для эрудиции, а есть чтение – для души. Есть вещи, которые нельзя отнести на потом, иначе будет поздно, и они перейдут в разряд «для эрудиции». Как с поэзией – стихи надо читать в 14–18 лет. В этом возрасте надо открывать для себя этот мир, а потом возвращаться к полюбившимся строкам. Когда дед ослеп, он надиктовывал рассказы на магнитофон, потом моя бабушка расшифровывала и на пишущей машинке печатала. А я ему читал вслух и вносил его правку. Иногда я задавал вопрос: почему именно так написано, выбрано такое выражение... Он отвечал, объяснял, и это были неоценимые уроки. Я в редакторской работе тогда поднаторел, и до сих пор этот навык оказывается полезным. Его собственные произведения – это продолжение классики, самой высокодуховной и безупречной в стилистическом отношении. Я многому научился, соприкасаясь с его творчеством.