Дмитрий Быков // «ФАС», №6(6), 2 декабря 1999 года
новые русские сказки
Крошка Кири
из сборника «Как Путин стал президентом США: новые русские сказки» // Санкт-Петербург: «RedFish», 2005, твёрдый переплёт, 448 стр., тираж: 7.000 экз., ISBN 5-483-00085-4 >
Поскольку большинство реалий, упомянутых в сказках, отлично помнятся почти всем очевидцам российской истории, автор решил отказаться от подробного комментария. Ниже упоминаются только факты, без которых понимание сказок будет затруднено. И потом — дети. Дети ведь любят сказки, а поводы для них знают вряд ли. Так что всё это ради них.
6. КРОШКА КИРИ
Сергей Кириенко (1962 г.р.) в апреле 1998 года сменил Виктора Черномырдина на посту председателя правительства. Все сильно выпали в осадок. Кириенко громко пришёл и ещё громче ушёл — после августовского кризиса, во время которого фактически лопнула вся виртуальная (она же «постиндустриальная») экономика страны. Имел клички Киндер-сюрприз и Премьер СВ (каламбур основан на инициалах Кириенко и названии известной рекламной фирмы). С 2000 года — полномочный представитель президента в Поволжском федеральном округе. С именем Кириенко вообще связано страшное количество скандалов, слухов и анекдотов — то вспоминается история о каком-то пропавшем во время его премьерства валютном транше, то слух о его причастности к секте сайентологов, то его громкий судебный процесс против «Новой газеты», а слухи о его отставке вообще циркулируют по Нижнему Новгороду с момента назначения на последнюю должность: но отчего-то все с него по-прежнему как с гуся вода. Наверное, играют свою роль большие очки и честные глаза.
Крошка Кири
Крошка Кири, родившийся и выросший на юге одной большой и бестолковой страны, обладал единственным, но полезным волшебным свойством: на него так и хотелось что-нибудь свалить. Объяснить это можно было, с одной стороны, тем, что уж больно он был чистенький, хорошенький, опрятный и маленький до полного гномообразия. С другой же стороны, что-то в его уверенной повадке, поблёскивающих очёчках и твёрдой круглой головёнке выдавало такую надёжность и внушало такую уверенность, что и самые бессовестные подставщики знали: ничего ему не будет. Крошка Кири был прямо-таки рождён для того, чтобы всё, за что любого другого давно убили бы, сходило ему с рук. Крошка Цахес, описанный нашим немецким предшественником и кумиром, обладал счастливой способностью нравиться влиятельным людям. Крошка Кири обладал не менее счастливой способностью выходить сухим из любой воды, хотя бы и самой мокрой. Что бы на него ни валили, какой бы ответственностью ни наделяли,— наш крошка, как некий радужный пузырь, взлетал себе всё выше и выше. Его приход в какую-нибудь новую сферу деятельности означал, что близится в этой сфере глубочайший кризис, и только маленький Кири способен без всякого ущерба для себя оказаться крайним в долгой цепочке провалов. Почему его с детства и бросали на самые безнадёжные участки работы, которые он, конечно, не спасал, но и ущерба никакого не терпел, а то и зарабатывал народную любовь.
Это чудесное свойство стало проявляться буквально с рождения. Бывало, разобьют шаловливые дети дорогую вазу, брызнут хрустальные осколки по паркету — крошка Кири тут как тут. Вбегают чьи-то разгневанные родители, которым не посчастливилось принимать в этот день гостей, а шалуны уж выставили на порог маленького Кири: всё он! И плевать циничным детям, что малютка присоединился к их буйным играм в последний момент, когда ваза уже опасно накренилась: всё равно ему ничего не будет, а их и выпороть могут. Посмотрит гневный родитель на аккуратного крошку, на чистенькую его матроску с отложным воротничком, на честные, в круглых очёчках глаза,— да и скажет: молодец, смелый мальчик, всё равно этот печальный инцидент с нашей собственностью был исторически обусловлен… И Кири получает конфету.
Собственно, по этой схеме и строилась вся его жизнь: чуть где аврал или катастрофа — сейчас бегут за Кири. Со стороны могло даже показаться, что аккуратный малыш одним своим появлением притягивает неприятности. Но не следует путать причину и следствие: Кири работал не притягивателем бедствий, а громоотводом. Личное обаяние малютки было таково, лепет его так честен, а матроска так отутюжена, что срывать на нём зло не смело никакое начальство.
— Кто это сделал?— грозно спрашивало оно.
— А это наш Кири!— отвечали подросшие мальчишки.
— А, Кири,— добрело начальство, теплея глазами.— Ну, пусть себе. Наверное, это было обусловлено тово… исторически.
После школы Кири срочно направили на завод, потому что производство в его Отечестве начало падать, как некая Пизанская башня, и пизец этой башни казался всё более неотвратимым. И точно — вскорости большинство заводов встало, но Кири уже перебросили в комсомол. Комсомолом в той стране называлась загадочная организация, позволявшая наиболее активным молодым людям в обмен на небольшую и, в общем, необременительную ложь жить по вполне цивилизованным стандартам, то есть совокупляться с подругами в саунах, ездить по заграницам, слушать хорошую музыку и даже изучать менеджмент — в тех пределах, в которых он вообще зачем-нибудь нужен в стране, где никто ничем не управляет. В комсомоле, где Кири отвечал за культуру и досуг, намечалась всё та же пизанская ситуация (Кири, в соответствии со своим назначением, явился в эту страну как некий гонец из Пизы, в тот самый момент, когда всё начало помаленечку разваливаться). Не успел Кири прийти в комсомол, как тот накрылся, выпустив, однако, в жизнь отряд молодых людей, умевших лгать, посещать сауны и имитировать менеджмент. После недолгого пребывания в бизнесе (все банки и фонды в тех краях возникали и попались стремительно, так что Кири был при деле) нашего героя бросили на самую опасную должность в правительстве — он стал отвечать за топливно-энергетический комплекс. Дело в том, что как раз в то время начал разражаться небольшой мировой кризис, цены на нефть поползли вниз, и чтобы прикрыть катастрофу с главной статьёй местного экспорта, был призван наш универсальный громоотвод.
— Упали, стало быть, цены-то?— спрашивали у Кири испуганные граждане.
— Упали, друзья,— честно отвечал Кири, поблёскивая очёчками.
— То есть у нас, тово… поступлений не предвидится?
— Никаких,— ещё честнее отвечал Кири, наклоняя головку.
— Стало, лапу сосать будем?
— Придётся и пососать,— констатировал Кири с бесстрастием хирурга.
— А… ну и ладно. Впервой, что ль,— кивали сограждане, умиляясь честности крошки: мог бы соврать, но постыдился — значит, и роптать грешно.
Как раз в то время в Кирином отечестве количество Пизанских башен начало понемногу переходить в качество и явственно обозначился край той весёлой жизни, которой Кирины сверстники и братья по классу жили в последние десять пет. Страна набрала внешних и внутренних долгов, установила фиксированный курс доллара, производить же, однако, ничего не начала, а питаться нефтью уже не могла по причине снижения её стоимости и питательности. Глава государства, знакомый с делами очень поверхностно, но обладавший мощным нюхом на всякие пизанские проявления, вызвал начальника правительства.
— Что, кренимся?— спросил он его со своей знаменитой прямотой.
— Не без того,— ответил начальник правительства со своей знаменитой кривизной.
— Что делать будем?— в упор спросил глава.
— Так-то оно так, а ежели не туда, так мы завсегда!— отвечал начальник с присущей ему меткостью.
— Слушай,— раздумчиво произнёс глава, осенённый догадкою.— Есть у тебя в правительстве такой… махонький такой… аккуратный, словом! Молодой совсем! Как его звать-то?
— Гениально!— вскричал начальник правительства, взмахивая бровями.— Как же я сам-то не допер!— и с чувством исполненного долга подал в отставку, а Кири был призван к рулю. И хотя местный парламент попервости роптал, государственная воля прозорливого главы оказалась сильнее: подросшего мальчика в матроске утвердили начальником правительства.
— Да ты что делаешь?— пытались урезонивать главу отдельные недотёпы.— Нешто такого можно ставить на второй пост в стране?
— Только такого и можно,— загадочно отвечал глава.
— Да он руль один раз крутанёт — и всё рухнет!
— Он и крутануть не успеет, как всё уже рухнет,— сказал глава, и в эту самую секунду его пророчество исполнилось с точностью до миллиметра. Сначала упал рубль, а потом и всё остальное — кроме, разумеется, настроения Кири. Он вышел к народу, честно блестя очёчками, и прямо посмотрел ему в глаза.
На Кири с тоскою взирали братья по среднему классу, сроду ничего не сделавшие, но уже привыкшие к тому, что за это-то невмешательство в жизнь платят лучше всего. Обалдевшие вкладчики разводили руками на руинах банковской системы. Бюджетники, которым уже нечего было терять, взирали на Кири даже с каким-то состраданием. Пролетариат и крестьянство, о существовании которых страна вспоминала только раз в четыре года, когда о них напоминал гомункулус Гена, со своих огородов умилённо шептали:
— Махонькой какой…
— Так что ж, это конец, Кири?— прямо спросил кто-то из бюджетников.
— Он,— лаконически отвечал малютка.
— Стало быть, крякнулись реформы-то наши?
— Абсолютно,— кивнул Кири.
— Десять лет — и всё не туда?— мрачно хохотнул какой-то пролетарий.
— Похоже,— ясным голосом произнёс крошка.
— И внешние, стало быть, долги заморозим, и внутри, стало быть, всё треснуло?
— А как же,— твёрдо сказал Кири.— Если конец, так всему.
— Ну ничего… ничего… ты, главное, не огорчайся!— хором заутешал крошку народ.— Ну подумаешь, что конец! Начнём, наконец, с нуля, оттолкнёмся от дна… Исторически, стал быть, обусловлено… Ведь не ты ж виноват, маленький. Подставили тебя. Иди с миром.
И во все время, что страна пыталась разобраться в том, всё ли лопнуло или кое-что осталось, рылась в руинах, откапывала сбережённые копейки, никто не говорил о Кири плохого слова. Да и не был он ни в чём виноват. Его всегда звали в последний момент.
Случилось так, что в столице того государства правил недалёкий, жестокий и падкий на лесть хан ПА, что расшифровывалось как «Почётный Архитектор». Он очень любил, чтобы его называли Па, как любящего отца, и именно таковым себя ощущал на протяжении добрых шести пет. Почётный Архитектор действительно застроил всю столицу новыми зданиями по своему вкусу, но всякую масленицу сменяет Великий пост, и сколько ни затыкал Па-хан глотки своим недоброжелателям, ясно было, что в его ханстве настаёт время упадка. Вечно жировать не дано никому, особенно в стране, в которую ежедневно прибывают новые гонцы из Пизы.
Сам Па-хан, будучи личностью недальновидной и заглядывая не дальше козырька своей кожаной короны, признать надвигающегося кризиса не желал и лютовал всё яростнее. Но советники его, по-восточному подобострастные и лживые, видели чуть подальше. Им-то первым и пришла светлая мысль позвать Кири.
— А что, ежели нам его поставить на ханство?— шептались они.
— Па не допустит! Па его зубами загрызёт!
— Ну, загрызть-то не загрызёт, а облает сильно,— смекали самые умные.— А кого Па облает, у того рейтинг сам собой подрастёт — хочешь не хочешь, а подрастёт! Глядишь, когда всё окончательно поползёт, будет нам на кого свалить. Срочно бегите за Кири!
И гонцы немедленно прибыли к Кири с предложением ни много ни мало возглавить столицу, которая в сознании большинства её жителей уже неразрывно ассоциировалась с Паханом.
Кири в то время как раз сидел без работы, потому что всё уже рухнуло и больше его никто для прикрытия не звал. Правда, собирался окончательно накрыться так называемый праволиберальный блок, и Кири позвали его возглавить, но поскольку блок находился уже в состоянии полураспада, ангажемент мог прекратиться в любой момент. Так что Кири с радостью согласился, не забыв, однако, спросить:
— А что, у вас там действительно скоро… крышка?
— Идёт к тому,— угрюмо кивнули гонцы.
— Так я готов,— гордо сказал Кири и пошёл походом на столицу.
Па-хан, разумеется, не был готов к такому обороту событий и немедленно обрушил на бедного малыша поток такой грязной ругани, что симпатии всех старушек, молодушек и невинных детей тут же обратились в сторону Кири. Вскоре его шансы возглавить столицу сделались более чем реальны, и даже Па-хан прекратил свои атаки, ибо стало очевидно: на случай очередного всеобщего руха Кири незаменим.
Чем окончилась борьба Кири за ханский престол, мы пока не знаем, а чего не знаем, о том не говорим. Лишь о двух вещах мы считаем необходимым предупредить благосклонного читателя. Во-первых, если Кири пустят в президенты страны, это будет вернейшим признаком, что существовать под прежним названием стране осталось не больше месяца. А во-вторых, когда его призовёт Господь, это будет означать, что Ему срочно потребовался подставной заместитель, потому что до конца света остаются считанные секунды. Следите за Кири, господа. И помните, что, если Кири не стал президентом и не взят на небеса, значит, и у нашей Родины, и у остального человечества есть покуда время.
Это чудесное свойство стало проявляться буквально с рождения. Бывало, разобьют шаловливые дети дорогую вазу, брызнут хрустальные осколки по паркету — крошка Кири тут как тут. Вбегают чьи-то разгневанные родители, которым не посчастливилось принимать в этот день гостей, а шалуны уж выставили на порог маленького Кири: всё он! И плевать циничным детям, что малютка присоединился к их буйным играм в последний момент, когда ваза уже опасно накренилась: всё равно ему ничего не будет, а их и выпороть могут. Посмотрит гневный родитель на аккуратного крошку, на чистенькую его матроску с отложным воротничком, на честные, в круглых очёчках глаза,— да и скажет: молодец, смелый мальчик, всё равно этот печальный инцидент с нашей собственностью был исторически обусловлен… И Кири получает конфету.
Собственно, по этой схеме и строилась вся его жизнь: чуть где аврал или катастрофа — сейчас бегут за Кири. Со стороны могло даже показаться, что аккуратный малыш одним своим появлением притягивает неприятности. Но не следует путать причину и следствие: Кири работал не притягивателем бедствий, а громоотводом. Личное обаяние малютки было таково, лепет его так честен, а матроска так отутюжена, что срывать на нём зло не смело никакое начальство.
— Кто это сделал?— грозно спрашивало оно.
— А это наш Кири!— отвечали подросшие мальчишки.
— А, Кири,— добрело начальство, теплея глазами.— Ну, пусть себе. Наверное, это было обусловлено тово… исторически.
После школы Кири срочно направили на завод, потому что производство в его Отечестве начало падать, как некая Пизанская башня, и пизец этой башни казался всё более неотвратимым. И точно — вскорости большинство заводов встало, но Кири уже перебросили в комсомол. Комсомолом в той стране называлась загадочная организация, позволявшая наиболее активным молодым людям в обмен на небольшую и, в общем, необременительную ложь жить по вполне цивилизованным стандартам, то есть совокупляться с подругами в саунах, ездить по заграницам, слушать хорошую музыку и даже изучать менеджмент — в тех пределах, в которых он вообще зачем-нибудь нужен в стране, где никто ничем не управляет. В комсомоле, где Кири отвечал за культуру и досуг, намечалась всё та же пизанская ситуация (Кири, в соответствии со своим назначением, явился в эту страну как некий гонец из Пизы, в тот самый момент, когда всё начало помаленечку разваливаться). Не успел Кири прийти в комсомол, как тот накрылся, выпустив, однако, в жизнь отряд молодых людей, умевших лгать, посещать сауны и имитировать менеджмент. После недолгого пребывания в бизнесе (все банки и фонды в тех краях возникали и попались стремительно, так что Кири был при деле) нашего героя бросили на самую опасную должность в правительстве — он стал отвечать за топливно-энергетический комплекс. Дело в том, что как раз в то время начал разражаться небольшой мировой кризис, цены на нефть поползли вниз, и чтобы прикрыть катастрофу с главной статьёй местного экспорта, был призван наш универсальный громоотвод.
— Упали, стало быть, цены-то?— спрашивали у Кири испуганные граждане.
— Упали, друзья,— честно отвечал Кири, поблёскивая очёчками.
— То есть у нас, тово… поступлений не предвидится?
— Никаких,— ещё честнее отвечал Кири, наклоняя головку.
— Стало, лапу сосать будем?
— Придётся и пососать,— констатировал Кири с бесстрастием хирурга.
— А… ну и ладно. Впервой, что ль,— кивали сограждане, умиляясь честности крошки: мог бы соврать, но постыдился — значит, и роптать грешно.
Как раз в то время в Кирином отечестве количество Пизанских башен начало понемногу переходить в качество и явственно обозначился край той весёлой жизни, которой Кирины сверстники и братья по классу жили в последние десять пет. Страна набрала внешних и внутренних долгов, установила фиксированный курс доллара, производить же, однако, ничего не начала, а питаться нефтью уже не могла по причине снижения её стоимости и питательности. Глава государства, знакомый с делами очень поверхностно, но обладавший мощным нюхом на всякие пизанские проявления, вызвал начальника правительства.
— Что, кренимся?— спросил он его со своей знаменитой прямотой.
— Не без того,— ответил начальник правительства со своей знаменитой кривизной.
— Что делать будем?— в упор спросил глава.
— Так-то оно так, а ежели не туда, так мы завсегда!— отвечал начальник с присущей ему меткостью.
— Слушай,— раздумчиво произнёс глава, осенённый догадкою.— Есть у тебя в правительстве такой… махонький такой… аккуратный, словом! Молодой совсем! Как его звать-то?
— Гениально!— вскричал начальник правительства, взмахивая бровями.— Как же я сам-то не допер!— и с чувством исполненного долга подал в отставку, а Кири был призван к рулю. И хотя местный парламент попервости роптал, государственная воля прозорливого главы оказалась сильнее: подросшего мальчика в матроске утвердили начальником правительства.
— Да ты что делаешь?— пытались урезонивать главу отдельные недотёпы.— Нешто такого можно ставить на второй пост в стране?
— Только такого и можно,— загадочно отвечал глава.
— Да он руль один раз крутанёт — и всё рухнет!
— Он и крутануть не успеет, как всё уже рухнет,— сказал глава, и в эту самую секунду его пророчество исполнилось с точностью до миллиметра. Сначала упал рубль, а потом и всё остальное — кроме, разумеется, настроения Кири. Он вышел к народу, честно блестя очёчками, и прямо посмотрел ему в глаза.
На Кири с тоскою взирали братья по среднему классу, сроду ничего не сделавшие, но уже привыкшие к тому, что за это-то невмешательство в жизнь платят лучше всего. Обалдевшие вкладчики разводили руками на руинах банковской системы. Бюджетники, которым уже нечего было терять, взирали на Кири даже с каким-то состраданием. Пролетариат и крестьянство, о существовании которых страна вспоминала только раз в четыре года, когда о них напоминал гомункулус Гена, со своих огородов умилённо шептали:
— Махонькой какой…
— Так что ж, это конец, Кири?— прямо спросил кто-то из бюджетников.
— Он,— лаконически отвечал малютка.
— Стало быть, крякнулись реформы-то наши?
— Абсолютно,— кивнул Кири.
— Десять лет — и всё не туда?— мрачно хохотнул какой-то пролетарий.
— Похоже,— ясным голосом произнёс крошка.
— И внешние, стало быть, долги заморозим, и внутри, стало быть, всё треснуло?
— А как же,— твёрдо сказал Кири.— Если конец, так всему.
— Ну ничего… ничего… ты, главное, не огорчайся!— хором заутешал крошку народ.— Ну подумаешь, что конец! Начнём, наконец, с нуля, оттолкнёмся от дна… Исторически, стал быть, обусловлено… Ведь не ты ж виноват, маленький. Подставили тебя. Иди с миром.
И во все время, что страна пыталась разобраться в том, всё ли лопнуло или кое-что осталось, рылась в руинах, откапывала сбережённые копейки, никто не говорил о Кири плохого слова. Да и не был он ни в чём виноват. Его всегда звали в последний момент.
Случилось так, что в столице того государства правил недалёкий, жестокий и падкий на лесть хан ПА, что расшифровывалось как «Почётный Архитектор». Он очень любил, чтобы его называли Па, как любящего отца, и именно таковым себя ощущал на протяжении добрых шести пет. Почётный Архитектор действительно застроил всю столицу новыми зданиями по своему вкусу, но всякую масленицу сменяет Великий пост, и сколько ни затыкал Па-хан глотки своим недоброжелателям, ясно было, что в его ханстве настаёт время упадка. Вечно жировать не дано никому, особенно в стране, в которую ежедневно прибывают новые гонцы из Пизы.
Сам Па-хан, будучи личностью недальновидной и заглядывая не дальше козырька своей кожаной короны, признать надвигающегося кризиса не желал и лютовал всё яростнее. Но советники его, по-восточному подобострастные и лживые, видели чуть подальше. Им-то первым и пришла светлая мысль позвать Кири.
— А что, ежели нам его поставить на ханство?— шептались они.
— Па не допустит! Па его зубами загрызёт!
— Ну, загрызть-то не загрызёт, а облает сильно,— смекали самые умные.— А кого Па облает, у того рейтинг сам собой подрастёт — хочешь не хочешь, а подрастёт! Глядишь, когда всё окончательно поползёт, будет нам на кого свалить. Срочно бегите за Кири!
И гонцы немедленно прибыли к Кири с предложением ни много ни мало возглавить столицу, которая в сознании большинства её жителей уже неразрывно ассоциировалась с Паханом.
Кири в то время как раз сидел без работы, потому что всё уже рухнуло и больше его никто для прикрытия не звал. Правда, собирался окончательно накрыться так называемый праволиберальный блок, и Кири позвали его возглавить, но поскольку блок находился уже в состоянии полураспада, ангажемент мог прекратиться в любой момент. Так что Кири с радостью согласился, не забыв, однако, спросить:
— А что, у вас там действительно скоро… крышка?
— Идёт к тому,— угрюмо кивнули гонцы.
— Так я готов,— гордо сказал Кири и пошёл походом на столицу.
Па-хан, разумеется, не был готов к такому обороту событий и немедленно обрушил на бедного малыша поток такой грязной ругани, что симпатии всех старушек, молодушек и невинных детей тут же обратились в сторону Кири. Вскоре его шансы возглавить столицу сделались более чем реальны, и даже Па-хан прекратил свои атаки, ибо стало очевидно: на случай очередного всеобщего руха Кири незаменим.
Чем окончилась борьба Кири за ханский престол, мы пока не знаем, а чего не знаем, о том не говорим. Лишь о двух вещах мы считаем необходимым предупредить благосклонного читателя. Во-первых, если Кири пустят в президенты страны, это будет вернейшим признаком, что существовать под прежним названием стране осталось не больше месяца. А во-вторых, когда его призовёт Господь, это будет означать, что Ему срочно потребовался подставной заместитель, потому что до конца света остаются считанные секунды. Следите за Кири, господа. И помните, что, если Кири не стал президентом и не взят на небеса, значит, и у нашей Родины, и у остального человечества есть покуда время.
из сборника «Как Путин стал президентом США: новые русские сказки» // Санкт-Петербург: «RedFish», 2005, твёрдый переплёт, 448 стр., тираж: 7.000 экз., ISBN 5-483-00085-4 >
Поскольку большинство реалий, упомянутых в сказках, отлично помнятся почти всем очевидцам российской истории, автор решил отказаться от подробного комментария. Ниже упоминаются только факты, без которых понимание сказок будет затруднено. И потом — дети. Дети ведь любят сказки, а поводы для них знают вряд ли. Так что всё это ради них.
6. КРОШКА КИРИ
Сергей Кириенко (1962 г.р.) в апреле 1998 года сменил Виктора Черномырдина на посту председателя правительства. Все сильно выпали в осадок. Кириенко громко пришёл и ещё громче ушёл — после августовского кризиса, во время которого фактически лопнула вся виртуальная (она же «постиндустриальная») экономика страны. Имел клички Киндер-сюрприз и Премьер СВ (каламбур основан на инициалах Кириенко и названии известной рекламной фирмы). С 2000 года — полномочный представитель президента в Поволжском федеральном округе. С именем Кириенко вообще связано страшное количество скандалов, слухов и анекдотов — то вспоминается история о каком-то пропавшем во время его премьерства валютном транше, то слух о его причастности к секте сайентологов, то его громкий судебный процесс против «Новой газеты», а слухи о его отставке вообще циркулируют по Нижнему Новгороду с момента назначения на последнюю должность: но отчего-то все с него по-прежнему как с гуся вода. Наверное, играют свою роль большие очки и честные глаза.