История военврача Лидии Бельской

 

Военврач Лидия Алексеевна Бельская (Точилкина)

Автор - Bledso

Просто ис­то­рия. Ин­тер­вью очень длин­ное, но и очень ин­те­рес­ное. Ре­ко­мен­дую.

Я ро­ди­лась 1-го ав­гу­ста 1921 года в городе Ба­ла­ко­во Са­ра­тов­ской об­ла­сти.

Пару слов, по­жа­луй­ста, о до­во­ен­ной жизни вашей семьи.

Папа мой учился в Пет­ро­гра­де в юн­кер­ском учи­ли­ще, но в ре­во­лю­цию сразу же встал на сто­ро­ну народа. А мама была из со­сто­я­тель­ной семьи, и с папой они по­зна­ко­ми­лись, когда их часть при­сла­ли в наши края бо­роть­ся с бандой Серова, Пя­та­ко­ва и других. Они встре­ти­лись, по­лю­би­ли друг друга, но мамины ро­ди­те­ли были ка­те­го­ри­че­ски против их брака: «Если вый­дешь за него - ты нам не дочь!»

Ведь он был во­ен­ный, а они счи­та­ли, что во­ен­ные нам не ровня. Но мама все равно ушла к нему, правда, сразу пре­ду­пре­ди­ла: «Выйду за тебя, только если об­вен­ча­ем­ся!» Но он же крас­ный ко­ман­дир… И тогда папа до­го­во­рил­ся с одним ба­тюш­кой из какого-то села, и на та­ран­та­се вместе с двумя дру­зья­ми и мамой они по­еха­ли туда, и там без сви­де­те­лей по­вен­ча­лись. И только лишь когда ро­ди­лась я, и когда вы­яс­ни­лось, что у папы ро­ди­те­ли имели свой хутор в нашей же Са­ра­тов­ской об­ла­сти, т.е. были не совсем про­сто­лю­ди­ны, ро­ди­те­ли мамы рас­та­я­ли и при­ня­ли его в семью.

Я очень рано поняла, что хочу стать док­то­ром. Когда мне было лет пять, ро­ди­те­ли по­да­ри­ли мне куклу, у ко­то­рой от­кры­ва­лись и за­кры­ва­лись глаза. По тем вре­ме­нам почти со­кро­ви­ще. Но на меня, пя­ти­лет­нюю, этот по­да­рок про­из­вел неожи­дан­ное впе­чат­ле­ние. Я смот­ре­ла на нее и думала только об одном - как же это ра­бо­та­ет? Смот­ре­ла-смот­ре­ла, и, выждав момент, ушла в другую ком­на­ту и раз­би­ла ей голову, а там всякие вин­ти­ки, пру­жин­ки… Мама, ко­неч­но, была просто в шоке, а папа так сказал: «У нас растет смыш­ле­ный ре­бе­нок, раз ее такие вещи ин­те­ре­су­ют!»

И помню, как тогда же за­хо­те­ла на­учить­ся играть на гитаре. У нас один сосед, дядя Вася, играл на ла­воч­ке у дома, и, глядя на него, мне вдруг тоже за­хо­те­лось на­учить­ся. Так что вы ду­ма­е­те? Папа повел меня в му­зы­каль­ный ма­га­зин, и я сама вы­бра­ла себе ше­сти­струн­ную гитару. А дядя Вася научил меня неко­то­рым азам. Так что дет­ство свое я вспо­ми­наю просто пре­крас­но.

В школе я учи­лась на от­лич­но, осо­бен­но мне нра­ви­лась ли­те­ра­ту­ра. Помню, как после какого-то спек­так­ля, где я и пела, и тан­це­ва­ла, учи­тель физики на­сто­я­тель­но ре­ко­мен­до­вал мне по­сту­пать в те­ат­раль­ное учи­ли­ще. Но я хотела быть только врачом, и после 10-го класса по­сту­пи­ла в Са­ра­тов­ский мед­ин­сти­тут, ко­то­рый тогда счи­тал­ся одним из лучших во всем Союзе.

Учи­лась хорошо, мне все было очень ин­те­рес­но. Даже трупов в морге не бо­я­лась, счи­та­ла, что мне это будет нужно. Вот только никого из ребят и пре­по­да­ва­те­лей, к со­жа­ле­нию, уже не вспом­ню.

22-е июня пом­ни­те?

У всех только было и раз­го­во­ров, что люди должны идти на фронт. Даже школь­ни­ки про­си­лись: «Я тоже хочу на фронт!»

На­сколь­ко неожи­дан­ным ока­за­лось из­ве­стие о начале войны?

Лично для меня аб­со­лют­но неожи­дан­но, потому что ни­ка­ких таких раз­го­во­ров я не слы­ша­ла. Мы, ко­неч­но, знали, что в Европе идет война, но думали, что до нас она не дойдет. И по­чув­ство­ва­ли остро, когда в городе по­яви­лись бе­жен­цы. Что в Са­ра­тов, что в Ба­ла­ко­во их при­е­ха­ло очень много. Первых всех рас­се­ли­ли, но потом столь­ко народу при­е­ха­ло, что их некуда было селить и люди с детьми сидели прямо на улицах… И моя мама при­ве­ла к нам в дом двух бе­же­нок из Москвы с доч­ка­ми. С ними мы делили и про­дук­ты, и одежду, и все что угодно.

Люди как-то об­суж­да­ли неуда­чи начала войны?

Таких раз­го­во­ров я не помню. А вот то, что все бо­я­лись бом­бе­жек, это за­пом­ни­лось. Весь город был за­тем­нен, и все наши маль­чи­ки со­сто­я­ли в груп­пах, ко­то­рые ходили и про­ве­ря­ли, нет ли из какого окна света.

А был ли такой момент, когда вы по­ду­ма­ли, а что, если про­иг­ра­ем?

Нет, такого мо­мен­та не было, но общая на­сто­ро­жен­ность, ко­неч­но, ощу­ща­лась. И видимо не только у нас. Если вы знаете, через Волгу на­про­тив Са­ра­то­ва на­хо­ди­лась рес­пуб­ли­ка по­волж­ских немцев, так чуть ли не в одну ночь их всех вы­вез­ли, потому что ру­ко­вод­ство страны все­рьез опа­са­лось, что они пе­рей­дут на сто­ро­ну Гер­ма­нии.

Учеб­ную про­грам­му с на­ча­лом войны как-то скор­рек­ти­ро­ва­ли?

Ко­неч­но. На­при­мер, сразу от­ме­ни­ли ряд вто­ро­сте­пен­ных пред­ме­тов - латынь, кол­ло­ид­ную химию, еще что-то. Через какое-то время всех наших ребят за­бра­ли в Ака­де­мию, и оста­лись одни де­вуш­ки. До обеда мы учи­лись, а потом ра­бо­та­ли в гос­пи­та­лях. В Са­ра­тов свезли очень много разных гос­пи­та­лей. Но по­ме­ще­ний не хва­та­ло ка­та­стро­фи­че­ски, так рас­по­ло­жи­ли их не только в школах, но и в те­ат­рах, в ки­но­те­ат­рах. И везде те­ку­чая речка из ра­не­ных, ко­то­рых нам при­сы­ла­ли, в ос­нов­ном, из Ста­лин­гра­да и из-под Москвы, где шли тя­же­лые бои.

Так прошел целый год, и летом 42-го мы за­кон­чи­ли 5-й курс. В июле после по­след­не­го гос­эк­за­ме­на нам ска­за­ли: «При­хо­ди­те завтра для по­лу­че­ния ди­пло­мов. Только мы вас, де­воч­ки, очень просим, обя­за­тель­но возь­ми­те с собой чашку и ложку!» Ну, и мы, ко­неч­но, решили, что нам хотят устро­ить про­щаль­ный банкет. Все, ко­неч­но, хи-хи ха-ха, а утром на­ря­ди­лись, при­чес­ки сде­ла­ли, ведь это наш по­след­ний день в ин­сти­ту­те. При­хо­дим, что такое - во дворе полно во­ен­ных. За­хо­дим в боль­шую ауди­то­рию, а там на задних рядах сидят ко­ман­ди­ры. И мы решили, что они пришли нас раз­вле­кать.

Пришел ректор, все пре­по­да­ва­те­ли, и стали всех вы­зы­вать, вру­чать ди­пло­мы. Потом слово взял ректор: «Де­воч­ки, я вам только одно скажу. По­здрав­ляю, вы стали на­сто­я­щи­ми вра­ча­ми! Но у меня к вам вопрос - кто-то из вас хочет на фронт? На­силь­но мы никого на­пра­вить не можем, но если кто-то сам хочет, то на­пи­ши­те, по­жа­луй­ста, за­яв­ле­ние». Так мы сели, и все до единой, че­ло­век пять­де­сят-ше­сть­де­сят, на­пи­са­ли - «Прошу на­пра­вить меня на фронт!»

Они это дело уви­де­ли и го­во­рят: «Прошу встать тех, у кого есть про­бле­мы со здо­ро­вьем!» Никто не встал… «Прошу встать тех, у кого отец на фронте и мама оста­нет­ся одна боль­ная!», тоже никто не под­нял­ся. «Тогда вот что. Я по­про­шу под­нять­ся тех, чьи фа­ми­лии назову!»

За­чи­та­ли - «Эти поедут под Ста­лин­град!» За­чи­та­ли еще, в том числе и меня - «А вы по­еде­те под Москву!» Потом го­во­рит: «Я вас по­здрав­ляю, де­воч­ки! Вы­хо­ди­те во двор, там вас за­бе­рут ко­ман­ди­ры, и вы по­еде­те с ними на фронт». Тут мы воз­му­ти­лись: «По­слу­шай­те, мы же должны пойти домой, про­стить­ся с род­ны­ми!» - «Нет, мы вашим родным сами все со­об­щим. А вы как при­е­де­те в часть, по­ста­рай­тесь сразу на­пи­сать домой. А сейчас идите к ко­ман­ди­рам».

При­хо­дим на вокзал, стоит эшелон из то­вар­ных ва­го­нов, а в них нары в два яруса. И уехали, так с род­ны­ми и не про­стив­шись…

Ехали часов восемь, как вдруг на­ле­те­ли немец­кие са­мо­ле­ты и начали бом­бить. Эшелон оста­но­вил­ся, все вы­ско­чи­ли и стали раз­бе­гать­ся. Одни по­бе­жа­ли к озеру, другие к роще, а немцы на бре­ю­щем полете стали всех рас­стре­ли­вать из пу­ле­ме­тов… Я тоже вы­ско­чи­ла, а куда бежать, не со­об­ра­жу. При­се­ла у вагона и никуда не по­бе­жа­ла…

Когда, на­ко­нец, са­мо­ле­ты уле­те­ли, бро­си­лись по­мо­гать ра­не­ным. Пе­ре­вя­зы­ва­ли их, тас­ка­ли, а сами пла­ка­ли и дро­жа­ли… Из два­дца­ти наших дев­чо­нок оста­лось всего восемь-десять. Кого убило, кого ранило… Потом при­е­хал еще один состав и забрал всех ра­не­ных и убитых.

При­е­ха­ли в Москву, а ночь темная, ничего не видно, на улицах только пат­ру­ли. Нас при­ве­ли в го­сти­ни­цу на окра­ине: «Де­воч­ки, завтра за вами придут в шесть утра».

Утром стали рас­пре­де­лять, кого куда. Кого в авиа­цию, кого в тан­ко­вые части, а меня в пехоту. Я вна­ча­ле немно­го рас­стро­и­лась, но потом поняла. Ведь кого на­прав­ля­ют в пехоту? Лучших! Потому что там больше всего ра­не­ных, ведь именно пехота - лицом к лицу с врагом.

Дали мне какого-то ко­ман­ди­ра: «Он тебя про­во­дит до самой части!» А этот майор мне и го­во­рит: «Мы с тобой пойдем пешком. Тут совсем неда­ле­ко - всего ки­ло­мет­ров сорок…» Пошли с ним, а я же в на­ряд­ном платье, в туфлях на каб­луч­ках… Нас же нигде не пе­ре­оде­ли, ничего…

Прошли ки­ло­мет­ров десять, я его спра­ши­ваю: «А где немцы?» Еще прошли сколь­ко-то: «Давай по­си­дим!» - «Давай!» В общем, пришли в часть, тут он мне по­ка­зы­ва­ет: «Видишь, впе­ре­ди боль­шой овраг? На той сто­роне немцы, а по эту сто­ро­ну наши». Потом за­во­дит меня в блин­даж ко­ман­ди­ра полка. Тот на меня по­смот­рел так удив­лен­но, спра­ши­ва­ет майора: «Слушай, ты, где эту девулю взял и зачем привел ее ко мне?» - «Так это наш новый врач!» - «Так ты врач?!» - «Да!» - «А ну покажь диплом!» По­смот­рел: «Ну, ладно, иди ра­бо­тать!»

Отошли сколь­ко-то, а там на земле у блин­да­жа лежат че­ло­век пят­на­дцать ра­не­ных. Вдруг из блин­да­жа вы­ска­ки­ва­ет де­вуш­ка в белом халате, и бро­са­ет­ся мне на шею. Спра­ши­ваю ее: «Ты кто?» - «Маша!» - «Ты чего, Ма­шень­ка?» - «Я об­ра­до­ва­лась, что вы по­яви­лись, ведь нашего врача убило. Видите, сколь­ко ра­не­ных при­вез­ли, а я всего лишь мед­сест­ра…» Я су­моч­ку по­ста­ви­ла, и как была в этом на­ряд­ном платье, только халат надела, и начала ра­бо­тать. А к вечеру мне при­но­сят и гим­на­стер­ку, и брюки, и сапоги, и ремень с ко­бу­рой: «Вот, на­де­вай!» При­ме­ри­ла, но мне гим­на­стер­ка по колено, а сапоги такого раз­ме­ра, что я в них и ходить не могу. Стар­ши­на на меня по­смот­рел: «Да уж… Но у меня дру­го­го об­мун­ди­ро­ва­ния нет!» Тогда ко­ман­дир полка при­ка­зал: «Вызови наших са­пож­ни­ков, порт­ных, и пусть они ей все под­го­нят. Она же офицер и должна вы­гля­деть, как по­ло­же­но!» Ко мне пришел порт­ной: «Что тебе пошить, штаны или юбку?» - «Я при­вык­ла к пла­тьям». Об­ме­рил меня, и все сделал в лучшем виде. И с са­по­га­ми все от­лич­но решили. По­до­шло, да еще как.

Сле­ду­ю­щий вопрос - как меня на­зы­вать. То­ва­рищ лей­те­нант? Так я дев­чон­ка совсем. Лидия Алек­се­ев­на? Тоже не под­хо­дит. Ладно, решили меня ве­ли­чать - доктор Лида. И все меня в полку звали только так - доктор Лида. А я по­на­ча­лу все пе­ре­жи­ва­ла, ну почему я не старше? Тогда бы меня звали более ува­жи­тель­но. И вот с этим 738-м полком 134-й стрел­ко­вой ди­ви­зии я прошла до самой Победы.

Где тогда стояла ваша ди­ви­зия?

Вот такие во­про­сы мне даже не за­да­вай­те. Не помню таких по­дроб­но­стей. (С се­ре­ди­ны июля 1942 года 134-я стрел­ко­вая ди­ви­зия вела боевые дей­ствия у города Белый ныне Твер­ской об­ла­сти. 1-5-го ав­гу­ста 738-й стрел­ко­вый полк выбил про­тив­ни­ка из силь­ных узлов со­про­тив­ле­ния: За­озё­рье - Гу­ди­ло­во, овла­дел ими и прочно удер­жи­вал их.

24-го ноября части ди­ви­зии про­ве­ли на­сту­па­тель­ную опе­ра­цию, и, сломив со­про­тив­ле­ние про­тив­ни­ка, овла­де­ли рядом на­се­лён­ных пунк­тов на окра­ине города Белый: Свир­ку­пы, Ко­ро­лё­во, Вы­пол­зо­во, Си­мо­нов­ка. 26-го ноября 629-й стрел­ко­вый полк пе­ре­ре­зал боль­шак Смо­ленск - Белый, после чего на­ступ­ле­ние за­кон­чи­лось, и ди­ви­зия пе­ре­ш­ла к обо­роне - прим.Н.Ч.)

Но первые впе­чат­ле­ния за­пом­ни­лись?

Я еще в Са­ра­то­ве в гос­пи­та­лях такого на­смот­ре­лась, что тут для меня было просто про­дол­же­ние. А так моя задача не из­ме­ни­лась - стоять у опе­ра­ци­он­но­го стола. Только ра­не­ные, ра­не­ные и так без конца… Иногда шли такие бои, что к нам в блин­даж при­но­си­ли по семь­де­сят ра­не­ных, и при­хо­ди­лось их спа­сать круг­лые сутки. Но там же ни­ка­ко­го элек­три­че­ско­го света не было. А лампа какая - брали гильзу от сна­ря­да, за­ли­ва­ли в нее ке­ро­син, встав­ля­ли фитиль, и под­жи­га­ли. И солдат, ко­то­рый не боялся вида крови и ран, держал ее, а я в это время опе­ри­ро­ва­ла. По­нят­но?! И еще учтите такой момент.

Самое глав­ное, что мы обя­за­ны были сде­лать - как можно раньше ока­зать помощь ра­не­ным. По­это­му пол­ко­вой мед­пункт устра­и­ва­ли как можно ближе к пе­ре­до­вой. Иногда он стоял всего в 400-500 метрах от поля боя, по­это­му нас и бом­би­ли, и об­стре­ли­ва­ли, да еще как… Пу­ле­ме­ты стро­чат, оскол­ки сви­стят… Иногда взрыв­ной волной ра­не­но­го сбра­сы­ва­ло с опе­ра­ци­он­но­го стола... Помню случай, когда рядом раз­дал­ся взрыв, ра­не­но­го сбро­си­ло, а меня уда­ри­ло о косяк… Потом вста­ешь и на­чи­на­ешь себя ощу­пы­вать и со­об­ра­жать - так руки, ноги целы, голова на месте: «Под­ни­май­те ра­не­но­го, про­дол­жа­ем ра­бо­тать…»

А какая была уста­нов­ка - пер­вы­ми брать самых тя­же­лых?

Тут нельзя ска­зать од­но­знач­но. Это за­ви­се­ло от врача, без всякой логики. Ко­неч­но, пер­вы­ми ста­ра­лись брать самых тя­же­лых, кому оста­лись счи­тан­ные часы. Если при­но­си­ли много ра­не­ных, я вы­хо­ди­ла и смот­ре­ла, кого взять пер­во­го. И на всю жизнь за­пом­ни­ла такой эпизод.

Выхожу, а один ра­не­ный, у него нога ото­рва­на, так он культю поднял и к дереву при­сло­нил, чтобы кровь меньше текла. Я на него по­ка­за­ла: «Немед­лен­но!» А он вдруг го­во­рит: «Доктор, возь­ми­те первым моего друга…» Так-то у меня креп­кие нервы, но тут мне прямо пла­кать за­хо­те­лось от такой доб­ро­ты… Вот что значит, готов отдать свою жизнь другу… - «Я вас беру обоих!» У меня же два стола было. На одном опе­ри­рую, а на другом Ма­шень­ка за­кан­чи­ва­ет, пе­ре­вя­зы­ва­ет. И еще три са­ни­та­ра с нами. Они ра­не­ных вно­си­ли, вы­но­си­ли. Копали нам окоп­чи­ки на случай об­стре­лов. На со­бач­ках при­во­зи­ли, вы­во­зи­ли, а ведь там в полный рост не под­нять­ся. Только полз­ком.

Неко­то­рые ве­те­ра­ны вспо­ми­на­ют, что в мед­сан­ба­ты при­ни­ма­ли солдат только из своего под­раз­де­ле­ния. Я при­ни­ма­ла всех подряд, и не помню, чтобы хоть раз спро­си­ла, из какого че­ло­век полка.

Как вы можете оце­нить ор­га­ни­за­цию ме­ди­цин­ской службы на фронте? Спра­ши­ваю, потому что у нас очень хо­ро­шая ста­тист­ка по вы­жи­ва­е­мо­сти, а многие ве­те­ра­ны рас­ска­зы­ва­ют, что даже не всех ра­не­ных вы­тас­ки­ва­ли с поля боя.

Даже если ра­не­ных было много, то ста­ра­лись вы­не­сти всех и как можно скорее. Но, ко­неч­но, это за­ви­сит от ко­ман­ди­ров, людей, об­ста­нов­ки. А насчет упу­ще­ний я не думала. Я знала одно - как можно быст­рее вы­та­щить ра­не­ных, об­ра­бо­тать, если нужно, сде­лать сроч­ную опе­ра­цию и от­пра­вить в тыл.

Ле­карств было до­ста­точ­но?

Я сама до сих пор удив­ля­юсь, чего-чего, но ле­карств всегда хва­та­ло. А когда кто-то жа­лу­ет­ся, что у них того не хва­та­ло, этого, то я думаю, что это за­ви­се­ло от ко­ман­до­ва­ния во­ин­ской части. Ведь ко­ман­ди­ры разные по­па­да­лись. Но мне грех было жа­ло­вать­ся. Пе­ре­вя­зоч­но­го ма­те­ри­а­ла, этих ко­сы­нок, на ко­то­рых под­вя­зы­ва­ли руки, ле­карств - сколь­ко угодно.

При­ня­то счи­тать, что на фронте люди от нерв­но­го на­пря­же­ния почти не болели.

Я не помню, чтобы видела хоть кого-то с ги­пер­то­ни­че­ской бо­лез­нью. Никто не об­ра­щал­ся ни с дав­ле­ни­ем, ни с про­сту­да­ми, одним словом, ни­ка­ких бо­лез­ней, только с ра­не­ни­я­ми. Но после войны это все, ко­неч­но, очень ска­за­лось. Тут уж все бо­ляч­ки сразу по­вы­ле­за­ли… Но на фронте дей­стви­тель­но было такое нерв­ное на­пря­же­ние, что люди дер­жа­лись. Правда, я вспо­ми­наю такой случай.

Как-то ко мне пришли: «Доктор, у нас целая рота не может встать на ноги! Все слегли…» По­полз­ла с этим парнем туда. А он не рус­ский, азиат. Ползем по чи­сто­му полю, смотрю, немец лежит. Я его спра­ши­ваю: «И куда мы с тобой ползем? Там же немцы!» По­вер­ну­ли налево, через неко­то­рое время услы­ша­ла нашу речь. Офицер, ко­неч­но, на него на­бро­сил­ся: «Ты куда док­то­ра повел?!»

Я их осмот­ре­ла, а это, ока­зы­ва­ет­ся, от пе­ре­охла­жде­ния. Ночью они на марше про­мо­чи­ли ноги, а потом как ударил мороз… И всех этих ребят с пе­ре­охла­жде­ни­ем нижних ко­неч­но­стей при­ш­лось оттуда вы­тас­ки­вать и от­прав­лять на со­ба­ках к нам.

Что лично для Вас было самым тя­же­лым на фронте?

Я как-то со всем справ­ля­лась, но тя­же­лее всего пе­ре­но­си­ла нехват­ку сна. Вре­ме­на­ми просто хро­ни­че­ски не до­сы­па­ла, по­это­му на­учи­лась спать стоя. Пока меняли ра­не­но­го, стояла, при­сло­нив­шись к косяку двери, и немнож­ко дре­ма­ла. Даже на­учи­лась спать при ходьбе на марше. Только нужно было за что-то дер­жать­ся. Шла, за нашу телегу дер­жа­лась и спала… Или на при­ва­ле скажу Ма­шень­ке: «Пойду в сто­ро­ноч­ке посплю!» Один раз отошла так, при­лег­ла под сосной, тут ко­ман­да идти дальше, а меня нет. Сол­да­тик под­бе­га­ет: «Доктор Лида, мы уже уходим! Пой­дем­те скорее!» До­ве­лось по­спать и на снегу, и по колено в грязи, и кля­нусь вам, на фронте мне не ве­ри­лось, что еще когда-нибудь при­дет­ся спать на нор­маль­ной кро­ва­ти. Мне тогда ка­за­лось, что чистая по­стель - это какая-то неве­ро­ят­ная, недо­сти­жи­мая рос­кошь. С тех самых пор и по сей день для меня самое глав­ное бо­гат­ство - чистая по­стель и воз­мож­ность вы­спать­ся.

И ко­неч­но, не хва­та­ло эле­мен­тар­ных са­ни­тар­ных усло­вий. Мы же с Машей де­вуш­ки, нам нужно по­мыть­ся, а где? Ведь кругом одни муж­чи­ны. Так вы­ве­ши­ва­ли плащ-па­лат­ку и мылись в ней по оче­ре­ди.

А вот го­ло­дать могла сколь­ко угодно. За­ча­стую даже поесть было неко­гда, так я на­учи­лась пе­ре­би­вать чув­ство голода - просто попить ки­пят­ка. Даже без сахара. Откуда на фронте сахар? Благо го­ря­чая вода у нас всегда была, нужно же ки­пя­тить ин­стру­мен­ты. И так с фронта при­вык­ла на всю жизнь - выпью стакан го­ря­чей воды и есть уже не хочу. Хотя иногда при­хо­ди­лось совсем туго.

Помню, в Бе­ло­рус­сии, когда пар­ти­за­ны повели нас в тыл к немцам, шли через пин­ские болота, след в след, есте­ствен­но, туда про­до­воль­ствие нам никак нельзя было под­вез­ти. А стар­ши­ны несли только сухари и вы­да­ва­ли всего по одному в день. Так от него еще ку­со­чек от­ло­мишь и дашь ра­не­но­му. Как вспом­ню, так самой не ве­рит­ся, что все это пе­ре­жи­ла… Но я что хочу особо под­черк­нуть. В таких жутких усло­ви­ях мы му­чи­лись, стра­да­ли, но при этом оста­ва­лись людьми.

Бывало, идем в дождь или снег, грязь кругом, все ноги мокрые, потом привал. По­дой­дет какой-то солдат, обычно по­жи­лой: «Доктор Лида, у тебя же все ножки мокрые. А ну-ка снимай свои сапоги! Пока я их почищу и посушу, ты по­дер­жи ножки в моей шапке…» По­нят­но, как за нами уха­жи­ва­ли? Стар­шие от­но­си­лись как к дочкам, а мо­ло­дые как к сест­рич­кам. Бе­рег­ли нас! Бывало, что когда на марше вдруг на­чи­на­лась бом­беж­ка, то нас с Машей тол­ка­ли в самую боль­шую во­рон­ку, а сверху ребята. При­кры­ва­ли нас собой…

А было и так. Как-то вдруг при­хо­дит ко мне строем взвод раз­вед­ки: «Доктор Лида, по­здрав­ля­ем с 8-м марта! Мы тебе по­да­рок при­нес­ли!», и вру­ча­ют ма­лень­кий «валь­тер», ко­то­рый по­ме­щал­ся в кар­мане. А немцы такие пи­сто­ле­ти­ки только ге­не­ра­лам вы­да­ва­ли. По­нят­но вам? Люди ведь чув­ству­ют, когда ты не просто ра­бо­та­ешь, а всю душу вкла­ды­ва­ешь. Со­от­вет­ствен­но и от­но­ше­ние.

Од­на­ж­ды при­бе­га­ют ребята: «Дев­ча­та, немцы окру­жа­ют! Приказ ко­ман­ди­ра полка - бегите с Ма­шень­кой в ту рощу!» А меня ра­не­ные за халат держат: «Доктор Лида, не остав­ляй­те нас. Мы же все по­гиб­нем без вас!» - «Ко­неч­но, я вас не остав­лю!» И они все, кто мог дер­жать оружие, ор­га­ни­зо­ва­ли кру­го­вую обо­ро­ну. А когда ко­ман­дир полка узнал, что мы с Машей оста­лись, при­слал целую роту, и она ото­гна­ла немцев.

Или еще такой случай. Од­на­ж­ды мне на стол по­ло­жи­ли мо­ло­до­го лей­те­нан­та. А у него была раз­би­та рука. Там нельзя было нечего сде­лать, при­ш­лось ам­пу­ти­ро­вать. Наркоз быстро прошел, он пришел в себя, и слышу крик: «Доктор, как ты могла от­ре­зать мне руку?! Как мне теперь жить?!» Стала его успо­ка­и­вать: «Слушай, ты жив, а это глав­ное! Ты мо­ло­дой, по­лу­чишь про­фес­сию, же­нишь­ся…» - «Ты, что такое го­во­ришь?! Я ведь даже ни одной де­вуш­ки еще не це­ло­вал… А теперь кто за меня такого пойдет?» - «Пойдут! Еще бегать за тобой будут. Ты же такой кра­си­вый…» - «А ты бы пошла?» - «Пошла!» - «Ты се­рьез­но?» - «Се­рьез­но!» - «Тогда иди и по­це­луй!» И я его по­це­ло­ва­ла… У него сразу на­стро­е­ние под­ня­лось, прямо на глазах стал ме­нять­ся: «Слушай, а я могу го­во­рить, что ты моя неве­ста?» - «Можешь!» - «Тогда я тебя потом найду!» Так что на фронте при­ш­лось от­да­вать не только свои знания и руки, но и ку­со­чек сердца и ча­стич­ку души…

Как вы счи­та­е­те, жен­щи­нам есть место на войне?

А почему нет?! Если жен­щи­на - врач, и их не хва­та­ет, то почему нет?

Но ведь на фронте даже муж­чи­ны гру­бе­ют и телом и душой.

Так ведь там и усло­вия какие. Когда там ко­кет­ни­чать и улы­бать­ся? Мы, на­при­мер, мужчин на­ме­рен­но от­тал­ки­ва­ли, чтобы нас как женщин не тро­га­ли. Но и де­вуш­ки ведь разные. Были такие, ко­то­рые на­о­бо­рот, стре­ми­лись по­ско­рее за­бе­ре­ме­неть и уехать… Другие хотели быть по­бли­же к на­чаль­ству. Но в ос­нов­ном были такие, ко­то­рые стре­ми­лись честно вы­пол­нить свой долг, помочь. Вот я, на­при­мер, про­пу­сти­ла через свои руки тысячи ра­не­ных, и гор­жусь этим. И гор­жусь тем, что прошла фронт де­вуш­кой и вышла замуж за лю­би­мо­го че­ло­ве­ка.

Из­ви­ни­те за бес­такт­ный вопрос, а к вам не при­ста­ва­ли? Го­во­рят, многие стар­шие офи­це­ры этим гре­ши­ли.

Вспо­ми­наю всего один такой случай. Когда мы на­сту­па­ли в Польше ко мне вдруг при­хо­дит мед­сест­ра из поль­ской тан­ко­вой бри­га­ды: «Доктор, у нас в бри­га­де врача нет, по­это­му наш ко­ман­дир по­про­сил вашего, чтобы вы при­ни­ма­ли и наших тан­ки­стов. Так что будем ра­бо­тать вместе. И еще ко­ман­дир бри­га­ды очень хочет с вами по­зна­ко­мить­ся».

Раз такое дело, пошла. Так что вы ду­ма­е­те? Ко­ман­ди­ром бри­га­ды ока­зал­ся наш рус­ский мужик лет сорока, только одет в поль­скую форму. И вот он решил по­хо­дить в же­ни­хах: «Ох, какой доктор будет наших ра­не­ных лечить!» Но я сразу все точки над и рас­ста­ви­ла: «Не смейте меня тро­гать!» и без всяких раз­го­во­ров ушла. Но это чужой, а у нас в полку все знали, что мы с Машей де­вуш­ки по­ря­доч­ные: «Этих де­во­чек оби­жать нельзя!»

Тем более у нас ко­ман­дир полка был такой су­ро­вый дядька, что если бы он только увидел, что мы с кем-то за­иг­ры­ва­ем… Он и на со­ве­ща­нии всех офи­це­ров строго-на­стро­го пре­ду­пре­дил: «Если кто начнет бегать к ним, сразу от­прав­лю в другую часть! Вы должны в своих под­раз­де­ле­ни­ях на­хо­дить­ся, а не бегать на дев­чо­нок смот­реть!» Но помню, один ко­ман­дир по­ва­дил­ся к нам ходить, мол, живот у него болит. По­смот­ре­ла его, ничего не нашла, но на всякий случай что-то дала: «По­пей­те и все прой­дет!» День прошел, он об­рат­но при­хо­дит - «Опять болит!» Хотя вроде ничего не должно болеть.

На третий пришел, я по­гля­де­ла и только тут поняла - он ходит, чтобы на нас с Машей по­смот­реть. Нас же всего две де­вуш­ки в полку было. Думаю, раз такое дело, надо бы его про­учить. Дала ему сла­би­тель­но­го, и он сразу пе­ре­стал ходить.

А о том, что неко­то­рые ге­не­ра­лы и офи­це­ры под­би­ра­ли себе кого-то для но­чев­ки, мы, ко­неч­но, знали. Но я была де­вуш­ка очень стро­гих правил. Мне мама с дет­ства по­сто­ян­но вну­ша­ла: «Не смей ни с кем иметь от­но­ше­ний! Ты должна быть чест­ной и по­ря­доч­ной и до­стать­ся бу­ду­ще­му мужу де­вуш­кой! Тогда ты с ним будешь жить очень хорошо!» Правда, такой момент.

Где-то в начале 1945 года мама вдруг при­сы­ла­ет мне при­мер­но такое письмо: «До­чень­ка моя, я знаю, что на фронте люди гибнут, но знаю и другое. Что многие де­вуш­ки воз­вра­ща­ют­ся с фронта по бе­ре­мен­но­сти. До­чень­ка, ты по­ду­май, может, и ты так при­е­дешь?..» Я, ко­неч­но, по­ни­маю, что мама за меня сильно бес­по­ко­и­лась, но, чтобы она сама мне такое пред­ло­жи­ла… Но такой ва­ри­ант для меня был просто немыс­лим, о чем я и на­пи­са­ла: «Нет, мама…»

Са­мо­стре­лы вам по­па­да­лись?

Бывало. Но их было легко вы­чис­лить, потому что оста­ва­лись следы пороха. Меня вы­зы­ва­ли: «По­смот­ри­те, его ранило или сам в себя стре­лял?» Я вы­но­си­ла свое за­клю­че­ние, а дальше уже не моя забота.

Почти все ве­те­ра­ны при­зна­ют­ся, что им хоть раз при­ш­лось при­сут­ство­вать при по­ка­за­тель­ных рас­стре­лах.

Я такого ни разу не видела.

Но с осо­би­ста­ми ведь при­хо­ди­лось об­щать­ся?

Ко­неч­но, об­ща­лась. Вот когда вы­зы­ва­ли по поводу са­мо­стре­лов и когда нам при­но­си­ли ра­не­ных немцев, за­хва­чен­ных раз­вед­чи­ка­ми. Помню, по­ло­жи­ли мне на стол пер­во­го немца. А помимо того, что и в школе, и в ин­сти­ту­те мы учили немец­кий, так у нас в ин­сти­ту­те учи­лось много немцев По­вол­жья. А в школе я с немкой сидела за одной партой, и у них у всех я мно­го­му в плане языка на­учи­лась. И когда я этого немца про­опе­ри­ро­ва­ла, что-то по­го­во­ри­ла с ним. Не так хорошо, как потом в Гер­ма­нии, но, во всяком случае, все поняла. После опе­ра­ции немца за­бра­ли, но через какое-то время при­хо­дит офицер раз­вед­ки: «Что ты с ним сде­ла­ла? Он ничего не от­ве­ча­ет!» - «Ребята, он же под нар­ко­зом еще. По­го­ди­те немно­го, скоро он придет в себя».

А что вы ис­пы­ты­ва­ли к этому немцу?

Нена­ви­сти не было. Хоть я и видела, сколь­ко людей они убили, и общая нена­висть как к врагу была, но когда мне его при­нес­ли, тут уже оста­лось только чув­ство долга - я врач и должна помочь ра­не­но­му! И граж­дан­ским немцам потом при­хо­ди­лось по­мо­гать.

Как-то мне вы­де­ли­ли ком­на­ту в мно­го­этаж­ном доме, и стали туда нести ра­не­ных. И вдруг за­хо­дит немка и го­во­рит: «Майн ман - кранк!» Ну, ясно же - мой муж ранен. И просит, чтобы я с ней под­ня­лась на 3-й этаж. Но я ей объ­яс­ни­ла: «Найн, фрау! Пусть ваш муж спу­стит­ся сюда, и я ему помогу. Но я к вам не пойду, у меня ра­не­ные!» И часа через два он спу­стил­ся. Так что немцы тоже знали, что граж­дан­ских наши ребята не тро­га­ют, а доктор при­не­сет только пользу. И по­ля­ков при­хо­ди­лось лечить.

Когда стояли где-то в Польше, к нашему ком­пол­ка вдруг яви­лась де­ле­га­ция от го­ро­жан этого го­род­ка: «Не мог бы ваш доктор при­нять наших людей? А то у нас и ра­не­ные есть и боль­ные, а врача нет». - «Мы пока не осо­бен­но заняты, так что пусть при­хо­дят. По­мо­жем!» Слу­шай­те, я-то на­де­я­лась, что после боев хоть немно­го от­дох­ну, а тут такие оче­ре­ди пошли, и при­ш­лось всех при­ни­мать. А сле­дить за по­ряд­ком по­ста­ви­ли одного по­жи­ло­го сол­да­та. Но через пару дней смот­рим с Ма­шень­кой, и не можем понять, в чем дело - к нашему сто­ро­жу стали без конца ходить офи­це­ры. Да еще как, сразу по несколь­ко че­ло­век. Но кто-то нам объ­яс­нил: «Еще бы им не ходить, им всем дядя Петя по бу­ты­лоч­ке дает!» Ока­зы­ва­ет­ся, поляки по при­выч­ке хотели за прием как-то пла­тить, но этот солдат вна­ча­ле го­во­рил всем: «Наш доктор ниц не бере!» А потом по­ду­мал и до­ба­вил: «Тильки бимбер!», и поляки стали ему при­но­сить бу­тыл­ки са­мо­го­на. Ого, думаю… Ко­неч­но, мы воз­му­ти­лись, дядю Петю по­ме­ня­ли на дру­го­го сол­да­та и это без­об­ра­зие пре­кра­ти­лось.

А ведь мы с Ма­шень­кой совсем не пили. Боже со­хра­ни! Я даже запаха тогда не пе­ре­но­си­ла. Все это знали, по­это­му, когда вы­да­ва­ли «нар­ко­мов­ские» сто грам­мов, возле нас всегда кто-то из ребят кру­тил­ся: «Доктор Лида, се­год­ня моя оче­редь!» Я так хо­хо­та­ла...

Почти все ве­те­ра­ны вспо­ми­на­ют, что в Польше и Гер­ма­нии было много слу­ча­ев отрав­ле­ний тех­ни­че­ским спир­том.

У нас было отрав­ле­ние, но не от спирта, а от еды. Новый 1945-й год мы встре­ча­ли на окра­ине какого-то города в Польше. Уже го­то­ви­лись тогда к на­ступ­ле­нию на Гер­ма­нию. И по случаю празд­ни­ка наш ко­ман­дир полка при­ка­зал на­крыть стол и позвал весь ко­манд­ный состав. Наши повара что-то при­го­то­ви­ли, и вдруг при­хо­дят две польки и при­но­сят хо­ло­дец раз­ме­ром с обыч­ный стол: «Мы хотим вас по­здра­вить!» Ну, все, ко­неч­но, об­ра­до­ва­лись, на­ре­за­ли его ку­соч­ка­ми, и в момент разо­бра­ли. Они это дело уви­де­ли: «Мы еще при­не­сем!» При­нес­ли. Опять съели, по­си­де­ли, все хорошо, но прошел час, как стало кому-то плохо. А потом и дру­го­му, тре­тье­му, всем… Хорошо нам с Машей до­ста­лось по ма­лень­ко­му ку­соч­ку, а ребята съели по­боль­ше. И мы с Машей бегали, делали про­мы­ва­ние же­луд­ков. Я сразу до­га­да­лась, видно же, что отрав­ле­ние. Слава Богу, никто не умер, но чем эта ис­то­рия за­кон­чи­лась, нашли этих по­ля­чек или нет, так и не знаю.

Боль­шин­ство ве­те­ра­нов вспо­ми­на­ют, что поляки не осо­бен­но об­ра­до­ва­лись нашим вой­скам.

Мне все-таки ка­жет­ся, что такие случаи были еди­нич­ны­ми, а общий фон был совсем другой. Во всяком случае, я оце­ни­ваю по­ля­ков по дру­го­му па­мят­но­му для меня эпи­зо­ду.

Когда взяли По­знань и наш полк со­би­рал­ся войти в город, то из поль­ских частей, ко­то­рые шли позади нас, к нашему ко­ман­ди­ру полка пришли их офи­це­ры: «Пу­сти­те нас, по­жа­луй­ста, чтобы мы прошли пер­вы­ми! Мы сейчас как раз пе­ре­оде­ва­ем­ся в новое об­мун­ди­ро­ва­ние, пусть на нас люди по­смот­рят, по­ра­ду­ют­ся!» А я слы­ша­ла, что в бою поль­ские части по­сто­ян­но при­хо­ди­лось под­го­нять, но наш ко­ман­дир пошел им нав­стре­чу: «Ладно, идите!» И когда они пошли, мы сели обе­дать.

Но пока ждали обеда, из бли­жай­ших домов на улицу вы­сы­па­ли жители, и стали на нас смот­реть. И больше всего их за­ин­те­ре­со­ва­ли мы с Ма­шень­кой, словно де­вуш­ка-офицер - это такая ред­кость. Стали нас рас­смат­ри­вать со всех сторон и на­хва­ли­вать: «О, пани офицер! Файне! Гарны див­чи­ны!» Тут ко мне под­хо­дит одна полька лет пя­ти­де­ся­ти, обняла: «Пойдем ко мне, я тебя угощу!» - «Спа­си­бо, но я не могу ото­рвать­ся от своих ребят. Я врач!» Она отошла, потом воз­вра­ща­ет­ся и кладет мне что-то в карман: «Вот тебе мой ма­лень­кий по­да­ру­нок!» Я по­смот­ре­ла, а это де­ре­вян­ная иконка Божьей матери. - «Она тебя спасет!» Я ее обняла, по­це­ло­ва­ла, по­ло­жи­ла ико­ноч­ку в карман.

Многие ве­те­ра­ны при­зна­ют­ся, что именно на войне впер­вые се­рьез­но за­ду­ма­лись о Боге. Даже рас­хо­жее вы­ра­же­ние такое есть - на войне ате­и­стов нет!

Мама меня, ко­неч­но, ста­ра­лась как-то про­све­щать в этом во­про­се, учила мо­лит­вам, но в прин­ци­пе меня не вос­пи­ты­ва­ли в духе ре­ли­гии. До войны я, на­при­мер, всего раз была в церкви и ни­ко­гда в жизни не носила кре­стик. Хотя сама мама была на­бож­ная жен­щи­на. Иконы, правда, в доме дер­жа­ла в кла­дов­ке, и ходила мо­лить­ся туда. Но с какого-то мо­мен­та, и моя на­бож­ная ма­моч­ка пе­ре­ста­ла ходить в цер­ковь. Я слы­ша­ла, как она объ­яс­ни­ла со­сед­ке: «А в цер­ковь пой­дешь - больше на­гре­шишь, чем по­мо­лишь­ся! Ба­тюш­ка все ходит, за­смат­ри­ва­ет­ся…» Мама у меня была ин­те­рес­ная жен­щи­на, с боль­шой грудью, и он ее то локтем за­де­нет, то еще как-то за­це­пит…

Но после войны мне мама как-то об­мол­ви­лась, что она еже­днев­но читала какую-то мо­лит­ву по сорок раз, чтобы я оста­лась жива… А я о Боге не за­ду­мы­ва­лась. Врать не буду. И не видела, чтобы кто-то мо­лил­ся или по­бе­жал в цер­ковь. На фронте таких не было.

Неко­то­рые ве­те­ра­ны при­зна­ют­ся, что у них были какие-то личные при­ме­ты, суе­ве­рия.

Нет, у меня ничего такого не было. Всегда думала так - что мне суж­де­но, так и будет. Можно ска­зать, верила в судьбу. Только одно для себя за­га­да­ла. Если меня сильно по­ка­ле­чит - за­стре­люсь, но ка­ле­кой жить не буду! Помню такой эпизод.

Как-то к нам в блин­даж пришли двое ребят: «Доктор Лида, да­вай­те выйдем, там такой кра­си­вый закат!» А на фронте чем еще лю­бо­вать­ся? Говорю: «Вы­хо­ди­те, я сейчас вас догоню». Спустя пять ми­ну­ток выхожу, раз­ры­ва­ет­ся снаряд и они оба по­ги­ба­ют… Вот что такое судьба…

А можете вы­де­лить самый явный случай, когда вы могли по­гиб­нуть?

Таких слу­ча­ев было немало, я их уже и забыла все. Но, по­жа­луй, по-на­сто­я­ще­му я за­гля­ну­ла смерти в глаза на Висле. Когда ре­бя­там из нашего полка уда­лось за­хва­тить неболь­шой плац­дарм на той сто­роне, (В ночь с 28 на 29-е июля 1944 года части 738-го и 629-го стрел­ко­вых полков за­хва­ти­ли на за­пад­ном берегу реки Висла плац­дарм, во­шед­ший в ис­то­рию Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны под на­зва­ни­ем «Пу­лав­ский» - прим.Н.Ч.) меня срочно вы­зы­ва­ет ко­ман­дир полка: «Доктор Лида, ты пла­вать умеешь?» - «Ко­неч­но, я же на Волге вы­рос­ла!» - «А грести на лодке?» - «Ко­неч­но, могу!» - «Тогда вот что. На той сто­роне очень много ра­не­ных, а помочь им некому». По­смот­рел так на меня: «Надо, по­ни­ма­ешь! Надо…» Срочно со­бра­ли по­боль­ше ле­карств, но ре­зи­но­вая ло­доч­ка ока­за­лась совсем неболь­шая: «При­дет­ся тебе одной плыть… Но ты не бойся, мы тебя при­кро­ем огнем!»

По­плы­ла, и вот тут мне впер­вые стало по-на­сто­я­ще­му страш­но… Немцы бьют, наши при­кры­ва­ют, кругом сплош­ная стрель­ба, фон­та­ны воды от взры­вов… Всю лодку залило водой, а я гребу, гребу, гребу изо всех сил и думаю: «Сол­ныш­ко, я тебя вижу, на­вер­ное, в по­след­ний раз…» А потом уже и думать пе­ре­ста­ла, решила, будь что будет… И когда почти до­плы­ла, двое бойцов бро­си­лись в воду и быстро вы­та­щи­ли меня с этой ло­доч­кой в тран­шею. Вот такой случай… А потом целый день под непре­рыв­ным об­стре­лом я за­ни­ма­лась ра­не­ны­ми, а в пе­ре­ры­вах под­но­си­ла мины к ми­но­ме­там… И только ночью к нам пе­ре­пра­вил­ся весь полк и дали такой бой, что немцы по­бе­жа­ли.

Вы на­вер­ня­ка знаете, что в по­след­ние два­дцать пять лет при­ня­то го­во­рить, что у нас солдат не бе­рег­ли, и «Сталин просто за­ва­лил немцев тру­па­ми». Вот у вас лично, было ощу­ще­ние, что людей у нас не бе­ре­гут?

Глу­пость полная, даже не хо­чет­ся это об­суж­дать! Ко­неч­но, бе­рег­ли людей и делали для этого все воз­мож­ное. А если го­во­рить о Ста­лине, то я считаю, что он был очень умным че­ло­ве­ком. И считаю его чест­ным и по­ря­доч­ным в том от­но­ше­нии, что, будучи у власти он не на­жи­вал­ся. Как из­вест­но, после его смерти у него из всех бо­гатств оста­лись только стоп­тан­ные сапоги да ста­рень­кая шинель… И сы­но­вья его во­е­ва­ли, и один из них погиб. А сейчас по­смот­ри­те, что тво­рит­ся?!

Почти все ве­те­ра­ны го­во­рят, что без него бы мы не по­бе­ди­ли.

Я со­глас­на, пра­виль­но го­во­рят.

Чем вам за­пом­нил­ся день Победы?

Ти­ши­ной. Мгно­вен­но на­сту­пив­шей ти­ши­ной… Когда объ­яви­ли, что Берлин взят, боже мой, вы бы видели, как наши ребята ра­до­ва­лись. Как кри­ча­ли ура, как качали друг друга, как вышли с гар­мош­кой, все это сло­ва­ми не пе­ре­дать… А мы с Машей у себя в сан­ча­сти сели на пол и пла­ка­ли на­взрыд. Потому что к нам перед этим при­нес­ли двоих тя­же­ло­ра­не­ных ребят, а мы ничем не могли им помочь. Они уми­ра­ли у нас на глазах и не знали, что война за­кон­чи­лась… За все время на