«Политолог должен быть дерзким»
Анна Андреевна, добрый день. Вы, наверное, видели то безобразие, которым мы занимаемся?
Да.
Собственно, сама идея портала заключается не в том, чтобы, так сказать, гнать на политологию, а поговорить о проблемах и о важных аспектах науки. Основную часть нашей аудитории составляют студенты, поэтому вполне логично поговорить о проблемах науки с преподавателем, тем более, что вы достаточно скептически относитесь к нашему проекту…
Нет, я не скептически отношусь к данному проекту. Просто ваш текст про причины не поступать на политологию может быть не совсем правильно понят. Посыл, который несет в себе текст, могут понять те, кто в профессии, но его, скорее всего, не поймут абитуриенты. Прочитав его, они подумают: «Боже мой, нафига мне поступать на эту вашу политологию». И вот именно это бьет по набору студентов на программы по политологии.
То есть в том, что касается этого конкретного текста, я с вами согласна, по большей части. Я не согласна с тем, что у математиков имеется «политологическое» воображение. У нас с вами есть то, что Чарльз Миллс назвал социологическим воображением (но раз уж речь о политологии, давайте адаптируем и будем называть это политологическим воображением), в то время как люди, которые не варились в политологической среде, я уверена, не могут придумывать крутые идеи из мира политического (по-моему, хорошие программы по политологии должны учить именно этому; хотя знание методов сбора и анализа данных, конечно, никто не отменял). Но вот симбиоз людей из разных направлений – это очень полезно. Я сама работаю в паре с экономистом, который делает мне адски сложную эконометрику, которую я сама делать не умею.
Мой скепсис же сводится к тому, что, учитывая, как много я занимаюсь пиаром программы, я понимаю, что такие тексты могут бить по нашим абитуриентам, которые этой кухни просто не знают. И при этом кажется, что текст ваш вы адресуете именно им, а не тем, кто вообще-то является его целевой аудиторией. Если уж по-честному, обращен ведь он, очевидно, к академическому сообществу.
А что для вас сегодня политология?
Это моя профессия :)
Может что-то еще?
Во-первых, я хочу сказать, что я не люблю слово «политология». Мне кажется, было бы правильнее говорить «политическая наука». К сожалению, мы все равно будем использовать слово «политология» в русском языке, потому что это уже устоявшееся понятие. Почему мне не нравится, когда говорят «политология»? Потому что от слова «политология» есть производное «политолог», и проблема состоит в том, что в телевизоре у нас политологами называют, в основном, каких-нибудь не очень молодых мужчин, желательно с бородой и в очках, которые, в общем-то, к политологии, понятой как политическая наука, отношения не имеют вовсе. Об этом много кто писал, и вы писали в тексте про говорящие головы.
У нас политологами называют, в основном, каких-нибудь не очень молодых мужчин, желательно с бородой и в очках, которые, в общем-то, к политологии, понятой как политическая наука, отношения не имеют вовсе.
Но если возвращаться к вопросу о том, что такое «политическая наука», то это, конечно, область знания, которая принадлежит к классу социальных наук. То есть это не гуманитарная дисциплина, как это часто понимается в России. И занимаются ученые-политологи тем, что изучают власть и борьбу за власть. Кроме этого, я бы сказала, что политология занимается изучением и того, как функционирует государство. Это тот большой раздел политологии, который был заложен еще в середине прошлого века Гарольдом Лассуэллом, стремившимся к тому, чтобы политология помогала государству работать лучше, эффективнее. Об этом он говорил, в частности, в своей инаугурационной речи, когда стал президентом Американской ассоциации политической науки. Поэтому я считаю, что политология – это история не только про борьбу за власть, но и про то, как осуществлять государственную политику. Ну а для меня лично политология – это профессия. Я считаю себя исследовательницей, но никогда не говорю, что я политолог.
Когда я закончила магистратуру за рубежом, я думала, что никогда-никогда не буду заниматься чем-то, что связано с академической деятельностью.
А как вы пришли в науку?
Если очень коротко, то случайно.
Вообще, когда я закончила магистратуру за рубежом, я думала, что никогда-никогда не буду заниматься чем-то, что связано с академической деятельностью. Не буду больше учиться и уж точно не буду заниматься политологией как профессией. Но дальше оказалось, что академическая деятельность мне нравится больше многих других.
После окончания учебы я устроилась на работу в Европейский университет в Санкт-Петербурге, занималась администрированием проекта, связанного с Европейским союзом. Я придумывала события в рамках этого проекта, организовывала мероприятия, встречалась с очень интересными людьми. Все это было очень весело и хорошо, но через год я поняла, что лично мне работа в офисе не подходит. То есть буквально – история про то, что все познается в сравнении, это про меня. Когда я эту свою нелюбовь к офисной работе осознала, поступила в аспирантуру СПбГУ. Еще немного поработала в ЕУ и уволилась. И практически полгода была без работы. Потом Андрей Стародубцев сказал, что в питерской Вышке есть позиция. Так я получила эту работу, и с 2012 года я занимаюсь наукой и преподаванием, и мне это нравится!
Вы сказали, что случайно попали на политологию, получается, что вы выбирали между какими-то направлениями?
Нет, я бы не сказала. Сама я по образованию регионовед. Надо сказать, что у нас регионоведение преподают, если можно так выразиться, неполитологически. Сегодня моя картина мира мне подсказывает, что международные отношения, включая регионоведение, – это часть политологии, субдисциплина политологии. Если политология – это про борьбу за власть, то международные отношения – это про борьбу за власть в международном измерении, между странами. Но в российской традиции, насколько я могу судить, международные отношения понимаются несколько иначе, они значительно более исторические и менее аналитические. Когда я училась в бакалавриате, нас не учили методам, был, кажется, всего один предмет по дизайну исследования, но было очень много истории. История – это хорошо, но, когда я закончила учебу, я не была политологом. И, наверное, после бакалавриата вообще плохо представляла, что такое политология. А потом со мной случилось несколько вещей. Во-первых, это несколько школ ЕУ. На них я познакомилась с Владимиром Гельманом, Григорием Голосовым, Ириной Бусыгиной, с большим числом ведущих политологов. Эти школы были короткими, но интенсивными. Ну и моя магистратура в Бельгии тоже сильно помогла в понимании того, как же делать исследования.
Какими качествами должен обладать политический исследователь?
Я думаю, что исследователь должен быть дерзким. А дерзость эта должна проявляться в готовности придумывать неочевидные вещи (это то, с чего мы начали наш разговор). Политологическое воображение должно сочетаться с дерзостью, чтобы политолог не боялся придумывать новые идеи.
С другой стороны, нужно знать математику и методы. Не бояться всего этого, просто научиться.
Исследователь должен быть дерзким. А дерзость эта должна проявляться в готовности придумывать неочевидные вещи.
А какие, по вашему мнению, задачи сегодня стоят перед политической наукой в России?
Сегодня в Вышке выстраивают следующую систему стимулов: нужно много публиковаться, хорошо публиковаться, и не в российских журналах. Я не уверена, что это правильно. Вернее, не так. Публиковаться в зарубежных журналах точно нужно, это делает российскую политическую науку хоть сколько-нибудь заметной. У Михаила Соколова и Кирилла Титаева есть статья про провинциальную и туземную науку. Чтобы стать провинцией, которую хоть немного видно из метрополии, нужно много публиковаться в англоязычных журналах. Есть люди, которые считают, что в России всего два политолога: Гельман и Голосов. Считают они так ровно потому, что Гельман и Голосов публикуют свои статьи по-английски в хороших зарубежных журналах и, как следствие, их работы известны и востребованы международным академическим сообществом. Так вот нужно, чтобы таких политологов стало больше.
Если мы хотим, чтобы наша наука была осмыслена, в том числе, на русском языке, ее кто-то должен осмыслять и проговаривать.
С другой стороны, я думаю, что публиковаться в российских журналах – это не плохо, потому что, если мы хотим, чтобы наша наука была осмыслена, в том числе, на русском языке, ее кто-то должен осмыслять и проговаривать. Такие осмысление и проговаривание возможны в аудитории, но, в первую очередь, в статьях. Проблема состоит в том, что те люди, которые могут публиковаться по-английски, перестают публиковаться на русском. А те, кто не может публиковаться по-английски, часто публикуют какую-то свою «самобытную» политологию. Кажется, что российская политическая наука на русском языке вынуждена быть туземной, потому что те, кто мог бы делать ее не туземной, а хотя бы провинциальной, делают это на английском языке.
А это характерно только для России или для любой не англоязычной политологии?
Я не знаю. Знаю, что похожая история была у китайцев. Долгое время они публиковались в своем маленьком мирке (ну относительно маленьком, учитывая население Китая). В какой-то момент Китай решил сделать программу типа нашей 5-100. Но они ее сделали по-другому. Насколько я знаю, они сделали ставку не на то, чтобы вкачивать деньги в свои университеты, а на то, чтобы китайцев направлять в США, обучать их там на программах PhD, а потом возвращать к себе обратно. Если посмотреть на статистику, то у китайцев за последние 5-10 лет случился космический взрыв числа публикаций на английском. Они вышли из своего туземного мирка в провинцию. В провинцию, потому что политология как была американской наукой, так таковой и остается.
Ваш любимый политический философ?
Политический философ? Боже мой… Ханна Арендт, наверное.
А любимое произведение на политическую тематику?
Я думаю, что это книга Саймона Хикса, которая в каком-то смысле является учебником. Она называется «The Political System of the European Union», и это абсолютно блестящая работа о том, как смотреть на Европейский союз с позиций сравнительной политологии, а не как на что-то совершенно уникальное и не поддающееся сравнению. Ну и в принципе, я большая фанатка Хикса. Мне кажется, что сложно ею не быть, если занимаешься изучением Европейского союза.