Не посещать, идет адаптация
Мама отдала мальчика с тяжелым аутизмом на время в интернат, а через полтора месяца получила с пролежнями, в синяках и с истощением. Общаться с мальчиком все это время не разрешали
Запись Не посещать, идет адаптация впервые появилась Милосердие.ru.
«Я не собиралась отказываться от сына»
Все это случилось 2018 году, но история всплыла только сейчаc.
Краснодарская НКО «Открытая среда» (помогает подросткам и взрослым с аутизмом) устраивала акцию-перформанс, актеры разыгрывали истории, которые рассказывают зрители. И жительница Краснодарского края Крестина решилась рассказать свою.
У сына Крестины Руслана тяжелая форма аутизма. «Он не разговаривает, очень агрессивное поведение. Щипает, кусает окружающих, на всех бросается, кричит, прыгает, пугает окружающих», — рассказывает Крестина.
Сейчас Руслану 12 лет. Когда ему было 8 месяцев, его отец ушел из семьи и с тех пор ни разу не видел сына. Сначала Руслан был спокойным, и даже разговаривал до 3,5 лет. Потом речь начала распадаться, стала проявляться задержка развития. В 4 года врачи поставили диагноз «атипичный аутизм».
Позже Крестина снова вышла замуж. Когда Руслану было 7, родилась дочка Анюта. Мальчик стал проявлять агрессию к сестре – не давал маме кормить девочку, отталкивал ее, кричать, щипал, кусал. В итоге, когда Руслану было 9 лет, родители решили искать помощи в интернате.
«Мы боялись, что Руслан может навредить Анюте, он проявлял агрессию. Я не собиралась отказываться от сына. Но решили попробовать на время так сделать, чтобы быть спокойными за жизнь дочки», — говорит Крестина. В апреле 2018 года Крестина передала сына в Кропоткинский детский дом-интернат для умственно-отсталых детей. Договор был оформлен на оказание социальных услуг.
Сотрудники интерната в Кропоткине заявили Крестине, забирая мальчика: «Имейте в виду, если вы не будете приезжать к ребенку, мы вас лишим родительских прав». При этом, по словам Крестины, в первые полтора месяца ей запретили навещать Руслана: «У мальчика будет адаптация. Никаких визитов. Можете только звонить».
Каждый день Крестина звонила в интернат, но трубку Руслану не передавали, объясняя, что он то лежит в изоляторе, то у него адаптация. «Я упрашивала, можно я хотя бы приеду посмотреть на него или на его фотографии, я хочу услышать его голос, крики, звуки, хоть что-нибудь, но мне говорили – нет, ждите полтора месяца», — рассказывает Крестина.
Через полтора месяца она приехала. На пропускном пункте ее остановили. Сказали, что видеться с сыном нельзя, запрещено. «Я ответила: если вы не выведете ребенка, я пойду по инстанциям. Я хочу увидеть своего сына, я не уверена, что он вообще живой», — говорит Крестина.
Через час на пропускной пункт, где сидела Крестина, привели Руслана.
«Когда я увидела сына, я его не узнала»
«У него было истощение, сломан передний зуб, он был весь в синяках. Я начала его звать к себе, он меня отталкивал. Я рыдала дикими слезами.
Посадила его там на диванчик, выложила всю еду, которую привезла. Он ел всем своим существом – руками, глазами, ногами, все себе запихивал в рот, бедный ребенок, который, похоже, все полтора месяца не ел то, что ему там давали», — рассказывает мама Руслана.
Крестина уговорила сотрудников интерната разрешить ей погулять с сыном в парке. Когда разрешили, схватила Руслана и увезла в дом своих родителей под Краснодаром.
«Он забежал на кухню, а стол был накрыт, родители как раз нас ждали. Руслан сидел возле стола и ел, ел, ел… — говорит Крестина. — Потом я решила его искупать. Волосы были пострижены, а ногти были длинные, их ему не стригли. Завела его в ванную, раздела и обомлела — под мышками были рубцы, будто его привязывали – к стулу или кровати».
Крестина хотела отвести сына в больницу, но поняла, что тогда не успеет вернуть ребенка в положенное время, обратно до интерната – 120 километров пути. В итоге она отвезла Руслана назад в интернат. Но на семейном совете решили, что Руслана надо срочно забирать.
«Фиксировали мягкими повязками во время приема пищи и медикаментов»
«На руках и плечах у Руслана были такие синяки, словно его сильно хватали или толкали. На ягодицах были пролежни, а ведь мой ребенок знает, что такое туалет, унитаз, все умеет сам, а там они, видимо, надели памперсы и не снимали», — рассказывает Крестина.
В мае 2018 года старший преподаватель кафедры судебной медицины Кубанского государственного медуниверситета Тулендинов провел экспертизу состояния здоровья ребенка, подтвердив наличие ссадин, кровоподтеков и гематом, но в заключении указал, что установленные повреждения расцениваются как «не причиняющие вреда здоровью».
Крестина написала заявления в Минсоцзащиты и прокуратуру Краснодарского края. Но в возбуждении уголовного дела был отказано.
В ходе доследственной проверки руководство интерната дало пояснения: за ребенком был обеспечен хороший уход, ребенок действительно агрессивен, во время вспышек агрессии сотрудникам учреждения «приходилось удерживать его, чтобы он не причинил себе и окружающим вреда», а также «фиксировать мягкими повязками во время приема пищи и медикаментов».
Руслан, по утверждению опрошенных сотрудников интерната, щипал, кусал себя, «в момент возбуждения начинал прыгать, падать на пол, от чего на его ногах и теле оставались синяки и царапины». Но Крестина в эти объяснения не верит.
«Вдруг нас не станет, придется снова же обращаться в интернат»
Она не пыталась дальше добиться справедливости, решила справляться сама. «На то, чтобы биться с инстанциями, у меня не было ни сил, ни времени. Да и побоялась. Родители говорили – вдруг нас не станет, кто будет за ним ухаживать, придется снова же обращаться в интернат. А теперь жалею, почему я не стала дальше развивать эту тему», — говорит Крестина.
Сейчас в семье уже трое детей. Руслану 12 лет. Приходится справляться самим. Тяжело. «Нет ни одного учреждения, где могли бы помочь, чтобы хоть немного развязать мне руки. Например, чтобы утром я могла отдавать туда ребенка и забирать вечером. Без родителей я бы не справилась: они оставались с ним, и я могла ходить на работу», — говорит Крестина.
Она — акушер дородового отделения в перинатальном центре Краснодара. Сейчас в декрете, но хотела бы в конце года выйти на работу. С Русланом хорошо справляется муж Крестины – мальчик слушается мужчин. Ну и родители помогают. Больше помощи ждать неоткуда.
«Многие мамы приходят к нам уже на грани, говорят: я больше не могу, я готова отдать его в интернат, — рассказывает Анна Сметана, председатель правления Краснодарской общественной организации «Открытая среда». — Эта история – еще один пример того, как нужна в стране система передышки для родителей особенных детей. Ее нет».
Система действует лишь с точки зрения своего удобства
«Запрет на встречи — это чудовищно, и это нарушение прав ребенка, да и законодательства. Но это такое устойчивое представление интернатов о благе для ребенка.
У нас есть безумная, с допотопных времен, позиция учреждений, что ребенок эмоционально возбуждается во время прихода родителей, плачет, и это не нужно, — говорит Елена Альшанская, директор фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
— Конечно удобнее, чтобы тихий, депрессивный, отчаявшийся ребенок молча лежал лицом к стене. Сотрудники учреждений, которые запрещают родителям навещать детей, слабо представляют себе реальные потребности детей».
Олеся Маркова, юрист РОО помощи детям с РАС «Контакт», считает, что ожидать высокопрофессиональной и узкоспециальной медицинской помощи в интернатах для инвалидов на сегодня не стоит. С ней согласна Елена Альшанская: «Родителям надо понимать, что такое помещение ребенка в учреждение, пусть даже временное, должно быть крайней мерой. Если нужна помощь, лучше искать знакомых, няню, узнать есть ли в регионе программы передышки для родителей особых детей».
Но если родителю надо уехать на время, лечь в больницу, или просто нужен кратковременный отдых, а близких и знакомых, готовых помочь, нет, как и средств на няню, тогда временное помещение в интернат остается единственной возможностью.
Кстати, по результатам исследований семей с тяжелобольными детьми был выявлен так называемый «синдром семьи с инвалидностью»: сами родители имели симптомы депрессии или психосоматические заболевания из-за сложной семейной ситуации, рассказывает Мария Сиснева, клинический психолог, попечитель БФ «Просто люди».
«Вот почему вся эта система государственных учреждений должна меняться, ведь люди все равно вынуждены будут отдавать детей в подобный интернат, если семье срочно нужна помощь, а значит, эта помощь должна быть оказана квалифицированно», — настаивает Альшанская.
Если семья не справляется, дайте ей помощника, сиделку, няню, соцработника. А в случае опасного поведения ребенка с особенностями развития должны помогать специальные службы, психотерапевтические группы. Но этого нет.
«Такому ребенку вовсе не нужна госпитализация или какая-то еще изоляция от семьи и родителей. Надо сделать все, чтобы ребенок остался в семье, а не способствовать тому, чтобы детей забирали в интернаты», — убеждена Мария Сиснева.
«Услуга передышки должна оказываться соцзащитой, но по факту такой возможности нет. Минтруда обещает заняться этим вопросом, многие семьи ждут, а НКО готовы помогать. Но нельзя все взваливать на плечи НКО — даже как поставщик социальных услуг, небольшие организации ничего не решат системно, — считает Анна Сметана. — Необходима работа государства совместно с родителями, а ее пока нет».
Фото: Алина Десятниченко
Запись Не посещать, идет адаптация впервые появилась Милосердие.ru.