Владимир Коночкин из СЗАО руководил первой в мире атомной электростанцией
Этим летом кавалер ордена «Знак Почёта» житель Покровского-Стрешнева Владимир Коночкин отмечает сразу два юбилея: своё 90-летие и 65 лет с начала работы на Обнинской АЭС — первой атомной электростанции в мире. Он проработал там 15 лет, а в 1967-1969 годах был её директором.
Железякой по столу
Начальник смены, главный инженер, директор — все эти позиции Владимир Герасимович Коночкин прошёл одну за другой.
Выпускник Московского энергетического института (МЭИ), на Обнинскую АЭС он попал в 1955 году по распределению.
— Нас вызвали — девять человек из 160 — и сказали, что распределяют в Обнинск, на почтовый ящик, но про то, что там работает атомная станция, не сказали, она открылась меньше года назад, — вспоминает он.
На Обнинскую АЭС он попал в 1955 году по распределению/Фото Ольги Чумаченко
Поселили молодых инженеров в общежитии по пять человек в комнате.
— Зарплата у меня была 1400 рублей — больше, чем у молодого специалиста в Москве, а руководители получали по 3 тысячи, — говорит Владимир Герасимович.
Но и ответственность была серьёзная.
— Начальник смены — должность ходячая, во всё вникаешь, — продолжает он. — Надо следить, чтобы не появилась течь в реакторе. И за то, как кто в смене работает, тоже начальник отвечает. Скажем, в четыре-пять утра начинает клонить в сон — я знал это по опыту и старался в это время пройти с проверкой. Как-то захожу в насосную — инженера нет, слесарь спит. Железякой ка-ак шарахну по столу!
ЧП с подъёмными кранами
Между прочим, в МЭИ молодых инженеров ничему связанному с атомом не учили. Все ядерные премудрости приходилось постигать на рабочем месте. Первыми начальниками на Обнинской АЭС были специалисты из Челябинска-40, где в 1947 году запустили первый промышленный реактор.
— Нештатных ситуаций было много. Однажды в отделении, где отрезали части тепловыделяющих элементов — ТВЭЛы, — зацепились друг за друга и перепутались тросы кранов, которые грузили ТВЭЛы. Начальник смены Малинин звонит ночью и спрашивает: что делать? А что делать? Хана! В зону над реактором входить нельзя: там запредельная радиация, роботов тогда не было, костюмов с достаточно надёжной защитой тоже. Сели мы за пульты управления — я в центральном зале, он в нижнем помещении — и всю ночь я сверху, он снизу манипулировали рукоятками и жали на кнопки. Распутали, — вспоминает Владимир Герасимович.
За этим пультом Владимир Коночкин провёл много лет/Фото из личного архива
Бетонные блоки на «пожарный» случай Обнинская АЭС работала в энергосистеме — была подключена к общей электрической сети СССР.
— Но наступила эпоха всяких идей в атомной энергетике: как использовать ядерное топливо и на других объектах — в космосе, на подводных лодках. СССР уже догонял Америку по производству плутония-39, а экспериментальной базы для его более широкого использования не было. Это и решили исследовать на Обнинской АЭС, — говорит Коночкин.
Испытания проводились в экспериментальных каналах — длинных графитовых стержнях со втулками из нержавеющих трубок. Их загружали в реактор.
— А наготове лежал штабель специальных бетонных плит в три этажа толщиной, чтобы в случае чего накрыть реактор, сделать такое хранилище, — рассказывает он.
Экскурсия для Гагарина
На одной из фотографий Владимир Коночкин стоит рядом с Юрием Гагариным. Он поясняет:
— Это 1966 год. Гагарин избирался депутатом Верховного Совета, ездил по Калужской области, приехал и к нам. Я как главный инженер провёл экскурсию — показал центральный зал, где реактор, и пульт управления. Заместитель главного инженера показывал ему передвижную атомную станцию. Гагарин слушал, смотрел, но вопросов не задавал. Думаю, что космические комплексы были посложнее, чем наша станция.
После экскурсии стали фотографироваться: традиционный снимок на фоне станции.
— К Гагарину ринулась вся свита, к нему было не подойти, и мы стояли в стороне, — вспоминает Коночкин. — Но когда снимок был сделан, Гагарин повернулся к нам и сказал: «А теперь я хочу сфотографироваться с сотрудниками станции».