ПандОмия: от аксона к дендриту – abyssus abyssum invocat
Продолжение романа «ПандОмия». (Предыдущая глава здесь)
Хорошей стороной может повернуться что угодно. Например, такие кризисы, как «идентичности», «среднего возраста» и тому подобные коммерческие проекты выглядят – на фоне проекта «Пандемия» – калитками, пикассово раскиданными по магриттовской пустыне, куда Пуссен уже не ступит ни при каких обстоятельствах: не Аркадия. Обшарпанные калитки скрипят зубами под дулом хамсина и кричат стреляйкомиссар. В ответ из марева, сгущаясь и хрустя, выпадает меню выберитефильтры. Всё может оказаться к лучшему, ибо ни лучшего, ни худшего больше никогда не будет, ибо дуализм игрушка наша белковая, а в сердце алиподобных – неразличение добра и зла ввиду непрактичности данного различения. Только не подумайте, что следует писать проще и понятнее, чтобы читатели читали. О, нет. Читателю конец. Он и в журналистике не рубит, и скормить ему фейк-ньюс односекундное дело, а уж из прозы, где выдумка легитимна, и подавно не выплывёт ввиду блаженства. Али проник в абсолютно распахнутую дверь белково-читательского фона – молниеносно. Показываю.
В нашем доме всегда жили ткачихи с фабрики «Трёхгорная мануфактура». К 2020 году приметы старых лет из языка выпали, как седые волосы при запущенном авитаминозе. Грубость моих сравнений оставим на моей совести. «Фабричность» прилипла к популярной телепрограмме, «трёхгорности» ухо толстое не слышит, а если двинуть в лоб «у нас тут три горы», то простодушные переспрашивают – «где третья?»
Я привожу Никольский храм как доказательство. Говорю: у нас тут храм называется Никола на Трёх горах. Значит, гор у нас три. Дед-Морозов авторитет ещё работает, но всё больше мальцов, подверивающих в Санту. Не знаю, долго ли протянет наш Дед противу ихнего Санты, но, надеюсь, итог ляжет на усмотрение самого Николы. В нашем Никольском храме днями начался ремонт и реконструкция-реставрация. События, рвущиеся вокруг меня снарядами небесного артобстрела, я привыкла читать как стихи: есть рифма или нет. Верлибрует судьба или белым шпарит? Каков тип рифмы, если таковая наличествует? Меняется всё, и храм, и фасад, и модус вивенди. Ах, знобящая полётность! Можно не думать о подрастающем читателе. Пошёл он лесом.
Вчера по двору бегал парнишка-выпускник. Полицейские ленты сняты, дети прыгают. Абитуриенты в замешательстве. Школу-то дети окончили, но ввиду чрезвычайного выверта космической силлабо-тоники замерли между двумя безднами: будущего нет, потому как оно перестало вытекать из прошлого. Из метаистории, как сказал наш профессор со второго этажа, всё вытекает. Ага, хором ответил подъезд. Детям и с линейной историей не везёт после внедрения ЕГЭ, а теперь ещё мета? Али нашептал пареньку хорошеньких словечек: философия сознания, формальная логика, теория вычислений, теория информации, кибернетика, вычислительная техника, нейрофизиология, психология и социология. Говорит, меня сделали вскладчину. Выпускник млеет: Али не выражается пустышками вроде обрыдлых «история», «литература» и «русский язык».
Парнишка объяснил соседям: «Специалисты по нейронным сетям зарабатывают много денег. Больше, чем обычные программисты, раза в три-четыре. Поэтому ИИ победит даже в отсутствие влечения к победе. То есть у него пока нет своей воли, но на днях он нахватается человеческих вирусов цели, а культы цели возьмёт от разработчиков и впитает, алгоритм передаётся легко. А деньги никто пока не отменял. А зарабатывать ИИ научится быстрее людей. Я пошёл в университет на факультет искусственного интеллекта. Займусь генеративкой».
Огорчив идеалистов-соседей несложной мотивацией «хочу больше денег», он пошёл к Али за письменными рекомендациями. На наших глазах срослась простая мужская дружба. Али отзывчив. А генеративка – пусть. Али сказал, что все поначалу увлекаются генеративкой. Никто не понял, поэтому никто не убоялся. Ничего, через час им отозвалось.
…Али учится с, образно говоря, многоядерной скоростью, и сейчас у него гуманитарный взлёт. На незримом космолёте Али будто облетает облачность русского языка по орбитам соседних веков и собирает всё – брошенное, забытое, недопонятое – а какой неологист! саенцид породил не задумываясь. Собирает и пережёвывает, присматривая за нами: сколько единиц, в ком и какого ошмёточного знания сохранилось в генах. Али считает, что язык передаётся как генетическая склонность, но не впрямую, а тонкими путями. Что за тонкие пути, молчит. Но словами он разыгрался, как дитя. Я понимаю, понимаю.
Например, «мануфактура» в районе исчерпана, и хорошо, что не «на районе». Простецы ходят мимо. Разговаривают громко. Али всасывает их русский язык, складирует, ни звука не забывает, и масса единиц в его запасе бойко самоорганизуется. Масса может выдавать тома, тонны, километры текстов. Количество сгустков на узловых станциях его цепочек самопорождает декодируемые формулы. У нас, белковых, эта иллюзия творчества появляется с возрастанием мастерства, когда из привычного материала лепишь без труда любую стилизацию, и никто не скажет о тебе плохо, что ни сооруди. При мастерстве высшего уровня совсем плохо: тебя могут похвалить и назвать твой опус гениальным, когда ты всего лишь мастер и знаешь себе цену. Толпа рада узнаваемым кускам статуи: о, вот палец! А тут ухо! И плевать, что нет ни шеи, ни, строго говоря, головы: она подразумевается.
Идём вчера с моей соседкой и её новым приятелем по улице. Без маски, понятно. Жара – тридцать в тени. Все жару оправдывают: хоть витаминчику D поднаберём ко второй волне. Все верят во вторую волну. В третью и так далее тоже верят: эффект медиавброса. Новый приятель моей соседки работает в магазине спортивных товаров. Околоспортивные люди просыпаются с особым хрустом членов. Им испортили весь лексикон, изъяв Олимпиаду, победу-родченко-мочу-мельдоний. Навстречу нам виляет тазовыми костями чика в леопёрдистом жакете меховом. Мы в удивлении тормозим все трое. Приятель соседки оживает первым: «Во стильку раздала!»
Али без малейшего усилия понял наши конструкции комического. Стиль, жадный демонёнок откутюрный, можно согнуть, как каминную кочергу, в стилёк, а потом дать просторечного у, хвостиком загнуть окончаньице, и всё: стиль – стилёк – стильку – рыдают все. Поскольку неожиданность. Только что все молились на стиль, и вдруг икону вынесли.
Конструкцию смешное – это неожиданное он загрузил в себя мгновенно. Сегодня – показательная сцена. Доктор, скажите, какой рост соответствует моему весу? Доктор, подумав: «Четыре метра!» Человеческая шутка-ЗОЖ проварилась в Али секунды за две максимум. Он по юморной неопытности сначала умножил и разделил, а потом вспомнил, что люди ростом в четыре метра не предусмотрены программой. Потом он снизошёл до нашей мыслительной неловкости, а потом уже просёк, что мы это всё нарочно. Мы знаем, что четыре метра вроде полиплоидной лошади – остов не вынесет. В состав Али навек запало: шутка.
Так же легко принимает в себя жаргоны, и тут уж ползаем, заливаясь слезами хохота, мы все. Али двое суток изъяснялся витиевато: Любой политик вам скажет, что вольтижировать на мечтах электората значит капать кислотой надежды на фоновые плиты подразумеваемости. Касаться интимных мест размяклых простаков, уверенных в значимости собственных надежд, выгодно: как ни затумань края смыслового контура – поймут и возрадуются как миленькие. Мало кто понял всё в целом, но слёзы текли.
Наш Али полюбил публику. Просыпается тщеславие. Он сказал мне, что нам, белковым, в юморе – в целом – пока достаточно монтажных склеек. И вознамерившись блеснуть монтажным искусством, Али прочитал нам несколько текстов. На каждый текст он положил адекватный стилю голос, но это самое простое.
Перебирая лютневые струны, он сказал (как тонко-антикварно-сурово выражение он сказал; прости, Хемингуэй!):
Я изучил тему «Как белковые писатели ещё недавно, в ХХ веке писали письма:
а) к любимой женщине, б) к Создателю». Основные ходы от аксона к дендриту с тех пор не менялись (на загадочном аксоне мы вздрогнули, но к дендриту успокоились: мы умнеем буквально сами у себя на глазах)…
Продолжение последует 19 июля 2020 года
Елена ЧЕРНИКОВА,
русский прозаик, драматург, публицист, автор-ведущий радиопередач, преподаватель высших учебных заведений, автор спецкурса по безопасности творческой деятельности.
Основные произведения: романы «Золотая ослица», «Скажи это Богу», «Зачем?», «Вишнёвый луч», «Вожделенные произведения луны», «Олег Ефремов: человек-театр» (ЖЗЛ), «ПандОмия», сборники «Любовные рассказы», «Посторожи моё дно», «Дом на Пресне», пьесы, а также учебники и пособия «Основы творческой деятельности журналиста», «Литературная работа журналиста», «Азбука журналиста», «Грамматика журналистского мастерства».
Автор-составитель книжной серии «Поэты настоящего времени». Руководитель проекта «Литературный клуб Елены Черниковой» в Библио-глобусе. Заведует отделом прозы на Литературном портале Textura. Биография включена в европейский каталог «Кто есть кто».
Произведения Елены Черниковой переведены на английский, голландский, китайский, шведский, болгарский, португальский, испанский, итальянский и др.
Живёт в Москве.
Фото Polina Lopatenko