Что стоит за мифом о дефиците: какой Мамай и когда опустошил прилавки
Одна из наиболее активно используемых демпропагандой страшилок о советском времени – «тотальный дефицит», якобы ставший следствием социалистического пути развития экономики. И нужно признать, что этот миф пускает корни в сознании людей. Сколько раз доводилось слышать – и не только от тех, кто вырос в постсоветском обществе, но и от представителей старшего поколения, что советские годы – это время нехватки всего и очередей за всем.
Порой мне начинает казаться, что мы с этими людьми жили в разных странах. Но нет – даже в одном городе, ходили в одни и те же магазины. Только у меня о наполнении их прилавков остались совершенно другие воспоминания. Может быть, потому что я больше доверяю своему сознанию, нежели телевизору?
Проблема нехватки отдельных товаров, действительно, в 70-е годы – первой половине 80-х существовала. Если говорить о промышленных изделиях, то здесь в большинстве случаев возникали проблемы с «престижными», преимущественно импортными, вещами. А так, добротными одеждой и обувью, мебелью, бытовой техникой отечественного производства магазины Белгорода и Харькова (называю города, в которых я тогда проводил большую часть жизни) были буквально забиты. За некоторыми продуктами питания приходилось постоять в очереди (например, за хорошим мясом, свежей рыбой), но, во-первых, большинство продовольственных товаров можно было купить легко и быстро, а, во-вторых, то же мясо можно было безо всякой очереди купить несколько дороже в кулинарии (как полуфабрикат) или на рынке…
Почему возникали такие сложности – это другая тема, сейчас же ограничимся констатацией, что назвать их «тотальным дефицитом» ну никак нельзя. Тотальный дефицит возник уже по ходу «перестройки».
О том, что прилавки магазинов опустели именно в это время, свидетельствуют, в частности, газетные заголовки 1990-1991 годов: «В Москве появились очереди за хлебом» («Московские новости»), «Какой Мамай опустошил прилавки?» («Белгородская правда») и т. п.
Уже тогда было достаточно очевидно, что в создании такого положения виновна не социалистическая система экономики, а отказ от её важнейших принципов. Разрушение плановой системы, переключение предприятий на погоню за прибылью любой ценой, поощряемую законом «О предприятии», разрушение всех нравственных барьеров на этом пути привели к разрегулированию всего хозяйственного механизма.
Например, на совместном заседании Комиссии по торговле и услугам населению Совета Национальностей Верховного Совета СССР и Комитета Народного контроля СССР было отмечено, что при неудовлетворительном обеспечении населения одеждой предприятия лёгкой промышленности простаивают, поскольку испытывают острую нехватку сырья. Председатель Комиссии Г. Киселёв констатировал: «Сырья перестаёт хватать, прежде всего, потому, что повсеместно рушатся связи и межреспубликанские, и межрегиональные, и межотраслевые, и даже внутриотраслевые, когда, например, в одной и той же республике прядильные фабрики не поставляют пряжу текстильщикам. Всё больше на уровне предприятий появляется охотников продавать сырьё за границу, чтобы получить там твёрдую валюту, но не для того, чтобы дальше развивать своё производство, а чтобы самим обогащаться за счёт тех, кому нечего продать за рубеж».
Кооперативы, которые поначалу выдавались «перестройщиками» за эффективное средство борьбы с дефицитом, отнюдь не способствовали наполнению прилавков. По данным КРУ Министерства финансов СССР их привлекала не производственная деятельность (в 1991 году лишь 17% кооперативов занимались производством товаров народного потребления), а делание денег. Только в первом полугодии 1989 года (напомним, что закон «О кооперации» был принят в 1987 году, а плодиться кооперативы начали в 1988) число посреднических и закупочных кооперативов увеличилось в 14 раз.
Зачастую их деятельность была просто легализованной спекуляцией. Начальник Главного управления БХСС МВД СССР В. Рунышков как типичный для 1989 года привёл такой пример: кооператив скупил в Москве 300 тонн колбасы, перевёз в Якутию и продал в несколько раз дороже. Много раз вскрывались факты сговора кооператоров с нечистыми на руку работниками госпредприятий, которые снабжали их ворованными сырьём и материалами. О том, в каких масштабах кооператоры выкачивали средства, можно судить по следующему примеру: за семь месяцев 1989 года они изъяли из банков Москвы свыше полутора миллиардов рублей, – а вернулось от них в банки 60 миллионов рублей.
Сейчас уже совершенно ясно, что с самого начала кооперативы были задуманы не как средство решения каких-либо хозяйственных проблем, а для создания классовой базы контрреволюции. И эту задачу «перестройщики» решили.
Огромные масштабы приобрёл вывоз товаров из страны. В 1990 году в газетах приводились данные, что только через таможню Бреста ежедневно на Запад проходило 50 железнодорожных составов с холодильниками, телевизорами, стиральными машинами, зерном, мясом и т. п. В 1991 году Советский Союз таким путём лишился 47% произведённых холодильников и пылесосов, 38% магнитофонов, 65% магнитол, 96% радиоприёмников, 65% мясорубок, 37% швейных машин, 52% стиральных машин, 53% фотоаппаратов, 60% часов, 78% автомобилей, 75% телевизоров. Так создавался тот самый дефицит, в коем нынче обвиняют социалистическую систему. При этом речь идёт вовсе не о вывозе по линии Министерства внешней торговли. По ней, в частности, в Турцию в 1990-1991 годах не было поставлено ни одного телевизора в то время, как их ввезли в эту страну около двух миллионов. Шло неприкрытое разграбление страны.
Наконец, товары просто укрывались от покупателей. Вот один из многочисленных примеров выявленных подобных случаев: «В 18-и магазинах Москвы внезапной проверкой был зарегистрирован искусственный дефицит: товары в подсобках имелись в изобилии, а на прилавках было пусто».
Из сказанного выше однозначно следует вывод, что проблема «тотального дефицита» была порождена самими «перестройщиками». Скорее всего, это была целенаправленная операция, призванная разрушить казавшуюся ещё в начале 80-х абсолютно непоколебимой социальную стабильность советского социалистического общества. Это было одно из целого ряда скоординированных действий, которые в совокупности должны были привести – и, увы, привели – к осуществлению контрреволюции.
Виктор Василенко,
Белгород