Реставратор Александр Попов обожал топоры
Плотницкие держал под рукой — пять или шесть в кабинете; парочку в комнате, где рисовали проектировщики; с десяток или больше в мастерской; даже в сейфе у него вместо денег хранились головы для топоров. И это только рабочие! Кроме них были ржавые, найденные по всему Северу и каменные, подаренные археологами. Саша снимал с находок копии чтобы повторять ими старую тёску. Собирал исторические рубанки, фуганки, тёсла, черты, продольные и поперечные пилы и знал, как ими работать.
Он пришел в реставрацию из науки и считал себя не строителем, а ученым. Памятники были для него загадками. Как и из чего их строили? Когда и зачем перестраивали? И, главное — как они выглядели изначально? Реставрация, как криминалистика: затесы и следы примыканий взамен папиллярных линий. Саша не уставал удивляться открытиям:
— Представляешь? — будил он в 8 утра звонком из Кириллова. — Чаши бревен Терема зачищали стамеской! Обычно их затесывали топором. А здесь просто вылизывали!
— Слушай! — перезванивал он. — Встретили следы цилиндровки. Бревна рубили на 4, затем на 8, потом на 16 граней, и под конец обстругивали вручную. Адский труд!
Находки определяли характер работы с памятником. Сегодня в стенах Терема лежат и старые, и новые бревна — и на каждом по чашам прошлись стамеской — в 1895-м или 2012-м году. Попов боролся за каждую деревяшку: вырезал гниль, изобретал протезы. Потом все ушло под обшивку и штукатурку. Теперь этого огромного труда не видно — но он был!
Саша не признавал компромиссов. Он воевал за каждую исковерканную церковь, каждый бревенчатый дом, переделанный тяп-ляп. Некоторые считали его скандалистом. Другие думали, что он набивает себе цену. Но Саша лишь отстаивал то, что было для него очевидно. Здание, построенное из сосны, нельзя реставрировать елкой. Ну что здесь непонятного? Что?
В Кириллове он открыл собственный центр — мастерскую, архитектурное бюро, музей и школу. Собрал в одном месте все необходимое для проектов. Нужны были кованные гвозди? Построил кузню. Требовались исторические справки? Посадил в штат искусствоведа. Центр занимал площади бывшего судоремонтного завода. Вокруг трубы кочегарки торчали наполовину обшитые лемехом каркасы луковичных куполов. Скрипела ветряная мельница, построенная по старым чертежам для калифорнийского Форт-Росса. Валялись гипсовые слепки, с которых срисовывали студенты, и перепачканные маслом цепные пилы. Словом, в центре хватало любого волшебства, кроме денег, потому что он был частной, существующей на заказы фирмой. Государство Попову не помогало, а прибыли не хватало на все задумки.
Но Терему было в Кириллове очень уютно. Его разложили отдельными деревяшками, нумерованными бирками из жестяных крышек, которыми обычно закатывают банки. Старые бревна смешивались с новыми и занимали свои места в срубе. Здание росло венец за венцом и поднималось над одноэтажным городом.
Выезды на базу Попова приводили нас в полный восторг. Саша размещал в домике на берегу озера с видом на монастырь. Парил в построенной по канонам бане. Угощал фирменной «Поповкой» — водкой, настоянной на лепестках роз. Но главным было общение со страстно увлеченными людьми. К Попову ехали отовсюду. Над Теремом работали ребята, попавшие в пахнущий тиной и печным дымом Кириллов из Томска, Вологды и Москвы. Шутка ли разменять квартиру в столице на угол в избе, носить ведрами воду с колонки и разгребать снег по утрам?
Сидели как-то в Кириллове в архбюро. Архитекторы — два Антона, Мальцев и Бабичев, и Лера Веретьева — крутили на мониторе проекцию единственной фотографии утерянного при советской власти крыльца на прикидочные чертежи того, как оно могло выглядеть. На старый снимок попал только нижний ярус без крыши. Спор шел о том, была ли крыша крестовой — с фронтонами на три стороны — или какой-то другой. В комнату вошел Попов.
— Буду рисовать три фронтона — объявил Бабичев. — И на каждом сверху по шишке.
Попов подошел к монитору и машинально взял лежащий рядом топор чтобы на него опереться.
— Слушай — спросил он Антона. — Видишь эти зазубрины вдоль карниза?
— Ну.
— На дальней стороне они есть, а на ближних нет. Почему?
— Действительно, почему?
— Да потому, что на той стороне обычный скат. Элементарно — крыльцо было ассиметричным.
Он перебросил топор из руки в руку, сделал еще несколько замечаний и вышел. Когда его шаги стихли, Лера сказала одно слово:
— Сенсей!