Мы сделаем из Белоруссии маленькую Швейцарию…
1 сентября белорусская оппозиция сделала ставку на студентов. Но подать петицию в Министерство образования им не удалось. И собрать толпу на площади Независимости не вышло.
ДВОЕ НА ПЛОЩАДИ
Но нельзя сказать, что оппозиция в Минске проиграла свой бой – хайпа в этот день было добыто изрядно. Малыми стаями студенты нервы ОМОНу потрепали.
И для спецкора «Комсомольской правды», приехавшего сюда из Москвы, день не прошел даром. Я почти два часа проговорил с активисткой оппозиции, прямо в географическом центре всех событий – на лавочке в сквере площади Независимости.
Я давно хотел поболтать с каким-нибудь оппозиционером по душам. Не в формате интервью. Нет. А так, чтобы можно было пожаловаться друг другу, выяснить взаимные претензии, найти что-то общее и близкое. Это важно. Мы же не против оппозиции и не против Лукашенко, мы - за белорусский народ. Братский.
Анна – моя собеседница. Светленькая, около 30 лет, грамотная и образная речь, знает историю. Пришла на площадь, как говорят в среде футбольных фанатов – «скаутировать местность».
Время от времени у Анны звонил телефон и она, для какого-то чата, сообщала обстановку. Мне тоже звонили из редакции. И тоже я сообщал.
В общем, мы нашли друг друга.
К моменту знакомства, на площади «легла» связь. Все выходы были оцеплены «черными человечками» в шлемах. Мы с Анной стояли вдвоем на пустом тротуаре, а мимо нас с упругим топотом пробегали туда-сюда повзводно и даже поротно. Но нас они в упор не замечали – мы стояли и ковырялись в своих телефонах.
«ТЕПЕРЬ У НАС НАЗАД ДОРОГИ НЕТ»
Сначала Анна обрадовалась, узнав, что я из «Комсомольской правды», а потом напряглась от того, что эта «КП» - российская. Напряглась, но пересилила себя, спросив с интонациями строгой хозяйки:
- Как вам Минск? Только не говорите, что очень чисто! Не люблю!
Я не стал кривить душой:
- Действительно чисто, я в день по десять километров прохожу и обувь не пыльная!
Анна вздохнула:
- Минск, это что. Как люди в деревнях живут!
Я мягко заметил, что уже был в белорусских деревнях. В Гомельской области. Но, по словам Анны, это ничего не значит, потому что «Гомель - любимая вотчина Лукашенко». Сказал собеседнице честно:
- Может и любимая, но люди, которые за Батьку голосовали, боятся обосновать свой выбор. Реально не хотели говорить со мной и даже прятались. И только единственный оппозиционер — местный фермер - сел напротив меня и все честно рассказал.
Я почувствовал, как Анна перестала напрягаться:
- Это потому, что они не голосовали за него, на самом деле. Люди почему вышли? Потому что Батьке «нарисовали» 80%, «нарисовали» бы 60% - побузили бы пару дней, и все. А теперь у нас назад дороги нет...
«ИЗ НАС ЗА ЭТИ 20 ДНЕЙ СДЕЛАЛИ НАЦИЮ»
Мы стояли точно в створе улицы Свердлова, она уходила от площади вниз и нам было хорошо видно, как там, на грани видимости, мелькали красно-белые флаги – кого-то вязали. Это была одна из мелких групп студентов, которые пытались обойти заслоны силовиков и выбраться на площадь Независимости. Мимо нас к месту столкновения проехало восемь автобусов без номеров. Анна отвлеклась от разговора и передала кому-то по телефону эту информацию. И продолжила:
- Из нас за эти 20 дней сделали нацию, понимаете? Возникло братство и сестринство. И оно никуда не денется, пока мы не победим.
В словах Анны была правда. Я видел десятки задержаний. И видел, как незнакомые люди бросались отбивать своих товарищей по протесту. Не думая в этот момент о последствиях.
Но опыт подсказывал другое.
- Анна, я понимаю вас, чувствую ваш пьянящий воздух свободы. Но, увы, это моя 9-я по счету революция. Никаких отличий я не вижу. Вы – добрые, искренние люди, но вы всего лишь инструмент для смены власти. И все. Задам стандартный «революционный вопрос»: что будет дальше?
- Мы будем жить своим укладом, своей страной. Мы сделаем из Белоруссии маленькую Швейцарию…
При этих словах мне захотелось взвыть. Как все знакомо...
«КТО СКАЗАЛ, ЧТО МЫ СРАЗУ ПОССОРИМСЯ С РОССИЕЙ»
Оказалось, моя собеседница много лет прожила в Индии. Сначала в штате Гоа, помогала подруге управлять арендованным отелем. Потом перебралась в Мумбаи – там занималась ивент-бизнесом, организацией вечеринок и корпоративов:
- Нас там воспринимали как европейский артистов, - с гордостью говорит мне Анна. Из-за пандемии ей пришлось вернуться домой:
- Я не жалею и больше не хочу никуда уезжать, это моя страна и моя земля. Я это поняла недавно. Хотя я и в 2010 году участвовала (тогда в Белоруссии тоже были протесты, но не такие масштабные, - ред.) – нам тогда даже майдан дали организовать, палатки поставить, а потом все раскатали, - Анна с силой проводит ладонью по гранитному парапету, показывая – как раскатывали.
- Анна, какая Швейцария, Белоруссия живет и живет неплохо, в том числе и благодаря российской помощи. За что платит Россия? В первую очередь, за лояльность, за безопасность страны с Запада.
- А кто сказал, что мы сразу поссоримся с Россией?
Я невесело смеюсь.
- Я слышал все это слово в слово на майдане в Киеве, - прикрыв глаза, я начинаю цитировать моих киевских собеседников. Даже запах покрышечной гари на морозе в одну секунду проявился: «Мы не против русских, мы не против России, мы против Кремля и его политики...»
- И что в итоге получилось? Русский язык просто прикончили фактическим запретом в школах и на телевидении. Совершенно искренне считают, что воюют с Россией на Донбассе.
«МЫ НЕ УКРАИНЦЫ»
И тут Анну «зацепило». На нас даже два «черных рыцаря» оглянулись:
- Мы не украинцы! Между русскими и белорусами нет крови! – закричала мне Анна. Прохаживающиеся поодаль «черные рыцари» подошли ближе - послушать. Анна дерзко спросила рыцарей, первая:
- Ребята, вы из ОМОНа?
- Мы милиционеры.
- Я вижу, глаза у вас добрые, человечные…
Милиционеры пожали плечами в доспехах и ушли. Анна продолжила:
- Вы не знаете, какая тут была русификация. Как гоняли белорусские лицеи, не давали им помещения. Как историю переписывали. И сейчас, за что сегодня всех вязали? За наш национальный флаг. Вот ваша пропаганда что рассказывает? Что под ним немецкие прикорытники ходили!
- Ну, это тоже факт.
- Так и под вашим триколором ходили! Вот вы что хотите от Беларуси?
Я ответил честно:
- Хочу, чтобы мы были одной страной. Анна, скажите, вот зачем городить вот этот сложный огород… Мы с вами говорим на одном языке, у нас один понятийный аппарат, росли на одних книгах и фильмах. Зачем обособляться? Зачем отказываться от возможности говорить на русском, на котором говорят сотни миллионов! И еще от возможности быть неразрывной частью великой и богатой страны. Я шовинист, да?
- Нет. Мы не будем с Россией. Мы европейская страна. Приграничная европейская и такой хотим быть. А вы – Восток.
- Я из Питера, я европеец.
- Ага, с 18 века европеец, а мы всегда были Европой.
МЕЖДУ НАМИ ПРОПАСТЬ...
Я понял, что дальше спорить бесполезно. Анна излагала мне кристально-чистые, отфильтрованные идеологические установки «каляровой революции». Причем, нельзя сказать, что она несла оголтелый фантастический бред. Нет. 50 на 50. Вот что плохого, если белорусы хотят говорить на своем языке или жить в независимом государстве. С одной стороны – ничего ужасного. С другой, понимая, что весь этот процесс модерируется «третьей силой», ждать от него чего-то хорошего, наивно. И переубедить, разоблачить эти установки сейчас, на пике протестных эмоций, невозможно.
Поэтому мы еще поговорили с Анной. Просто поговорили, без спора.
Я уже спокойно рассказал ей, как Крым уходил в Россию, даже не оглянувшись. Уходил по всем юридическим нормам, через референдум.
Рассказал ей про Донбасс - про колонны расстрелянных машин с мирными людьми - они пытались вырваться из зоны боевых действий в Россию. И в одной из этих машин сидел мой друг — фотокор Андрей Стенин. Он погиб.
Анна переспрашивала: «Кто расстрелял? Украинская армия? Зачем?». Я объяснял.
Рассказал ей про египетский Майдан-2011, который устроила молодежь и интеллигенция, а через три месяца к власти почему-то пришли «Братья-мусульмане» (запрещенная в РФ и, кстати, в Белоруссии тоже, организация, – авт.). И про Ливию, где уже 9 лет нет государства тоже рассказал.
А Анна поведала мне про своего друга-актера, который сидит уже третью неделю и против него уже возбудили уголовное дело и статья такая, что вряд ли они увидятся скоро…
Пробило шесть часов – на площадь так и никто не пришел, все демонстранты были рассеяны на подступах. У Анны зазвонил телефон, ее революционное дежурство закончилось. Мы тепло попрощались. Анна явно хотела сказать мне что-то доброе:
- Я не ожидала, что …
- Кремлевский пропагандист, – подсказал я, и дал Анне закончить фразу:
- Умеет так хорошо слушать. И рассказываете вы очень интересно, думаю, это у вас профессиональное.
На том мы и расстались.
Но если раньше я думал, что, между нами, условными государственниками (Белоруссия и Россия все-таки в одном Союзном государстве, – авт.) и оппозицией всего лишь зыбкое болото, которое можно обойти или перепрыгнуть по кочкам, то теперь я убедился – это пропасть. И края у нее острые, не ухватишься.