Возвращение и отвращение
Французский консультант Жак Сегела, работавший с Франсуа Миттераном, Лионелем Жоспеном и некоторыми иностранными лидерами, как-то раз, в перерыве между сеансами самолюбования, заметил: «Голосуют за будущее, а не за прошлое». Разумеется, это не значит, что новые, неотягощенные грузом ошибок политики вроде Эммануэля Макрона будут всегда побеждать старых. Речь идет о погружении в прошлое, зачастую незаметном для кандидата. Комментируя действия Жака Ширака перед неудачными для него президентскими выборами 1988 года, Сегела сказал: «Защищая свои достижения, он разрушает свое будущее. В политике будущее не имеет прошедшего времени». Михаил Саакашвили ведет себя так же и с 2012 года стремится доказать отвергнувшим его избирателям, что его прежние достижения сверхценны.
В новейшей истории Грузии тема возвращения привлекала внимание трижды. В 1992-93 годах свергнутый президент Звиад Гамсахурдия и его сторонники боролись за «восстановление законной власти», и это словосочетание, по сути, содержало в себе всю их программу. О том, что случится после, они почти не говорили. Не только их противники, но и нейтральные граждане в большинстве своем были убеждены, что «звиадисты» жаждут реванша и мести, которая не принесет стране ничего хорошего, даже если она трижды праведна. Возможно, именно одержимость прошлым и уничтожила политическое будущее «звиадизма».
В 1992 году бывший первый секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе как бы «вернулся» к власти после отъезда в Москву в 1985-м. «Красная элита» надеялась, что он воскресит «добрые старые времена», но Шеварднадзе относился к образам прошлого с осторожностью и связывал свою роль прежде всего с новыми, неведомыми доселе задачами – международным признанием Грузии, привлечением иностранной помощи, инвестиций, то есть к тем направлениям, где бывший министр иностранных дел СССР тогда считался незаменимым. Шеварднадзе не мог вычеркнуть советский период из своей биографии, но пытался соблюдать баланс, постоянно говорил о каких-то будущих проектах, перспективах и т. д.
В этой связи следует упомянуть о полузабытых, но поучительных президентских выборах 1995 года и еще одном несостоявшемся возвращении. Джумбер Патиашвили (тоже бывший первый секретарь ЦК; в отличие от остальных фигурантов, он не покидал Грузию, но после отставки какое-то время находился в тени) тогда перенес борьбу на территорию прошлого. Он, как обычно, стремился оправдать свое поведение во время трагических событий 9 апреля 1989 года и указывал на жуткие последствия правления Шеварднадзе – гражданскую войну, потерю Абхазии, потоки беженцев, голод и лишения. Нащупывая точки соприкосновения со «звиадистами» и другими недовольными, он с головой погрузился в дела минувших дней – намного глубже, чем противник, и в конце концов превратился в «кандидата из прошлого» с девизом «Я был хорошим руководителем». Он набрал 19,58% – результаты выборов были частично сфальсифицированы, но Шеварднадзе и без этого получил больше голосов.
Касаясь четвертой по счету попытки возвращения во власть, нужно отметить, что Саакашвили начал увязать в своем прошлом не после поражения 2012 года, а раньше. Философ-неогегельянец Александр Кожев в спорной, но увлекательной книге «Понятие власти» рассматривает четыре теории власти, связывая их с наследием средневековых схоластов – Гегеля, Платона и Аристотеля. В последнем случае он концентрирует внимание на фигуре Вождя, умении предвидеть и наличии устремленного в будущее проекта, который позволяет вести за собой последователей и всю страну. И, по сути, подводит читателя к выводу: «Нет проекта – нет вождя». «Нацдвижение», как и любая партия, правившая Грузией после провозглашения независимости, буквально пропитана духом вождизма, но здесь важнее другое. Михаил Саакашвили сделал восстановление территориальной целостности Грузии своим главным проектом, часто обещал и чуть ли не пророчествовал. «Следующую зиму мы проведем в условиях более теплого климата, вернемся в наши дома, я вам обещаю и гарантирую, никогда до сих пор я не говорил ничего так конкретно», – сказал Саакашвили 28 ноября 2007 года на встрече с беженцами. «Цхинвальский режим расшатан, как зуб, который следует извлечь, и я уверен: если выборы 5 января пройдут хорошо, – это действительно вопрос недель и месяцев. Я абсолютно уверен, у меня об этом точная информация… Русские проговорились несколько раз, что Южная Осетия их не интересует. Они проговорились» (04.12.2007, встреча со студентами).
Когда в августе 2008-го стало ясно, что все предвидения и планы Саакашвили на данном направлении пошли прахом, он попытался компенсировать это, указывая на свои успехи в процессе реформ 2004-07 годов. Именно тогда он начал уделять своему прошлому все больше внимания, а поражение на выборах 2012 года лишь зафиксировало его в таком положении. До войны дело обстояло иначе: после жестокого разгона митинга 7 ноября 2007 года, обвинений в связи с убийством Сандро Гиргвлиани и постоянным нарушением прав сограждан Саакашвили указывал на будущее (восстановление целостности, вступление в НАТО и т. д.), чтобы увлечь электорат за собой. Но после августовской катастрофы он все чаще говорил о прежних заслугах.
Зачастую Саакашвили стрелял себе в ногу сам, без помощи Путина. Вот незначительный, но весьма характерный эпизод: 10 февраля 2007-го генсек Североатлантического альянса Яап де Хооп Схеффер заявил, что к 2009 году НАТО «должно будет оценить амбиции Украины и Грузии». 12 февраля Саакашвили сказал, что тот «впервые назвал дату вступления Грузии в НАТО». А уже 27 февраля, на совместной пресс-конференции ему пришлось молча выслушать реплику Яапа де Хооп Схеффера «Я никогда не называю сроки или даты». «Националы» часто говорили, что вот-вот, на следующем саммите Альянс предоставит Грузии MAP (План действий по членству в НАТО), а когда этого не происходило, под хохот оппонентов доказывали, что «Нам дали нечто лучшее, чем MAP» (фраза породила устойчивое выражение). А ведь проект евроатлантической интеграции при правильном обращении мог долгие годы приносить Саакашвили политические очки – стабильно, понемногу, как вклад в надежном банке. Подобных примеров больше чем достаточно.
На погруженность в прошлое указывает и нашумевшее заявление от 27 августа: «Ошибки, разумеется, были, в том числе, и очень тяжелые ошибки. Но Бог свидетель, я хотел всего самого лучшего для моего народа, хотел, чтобы мой народ жил лучше, намного богаче. И все же по прошествии лет я хочу прилюдно извиниться перед вами за ошибки, которые я допустил из-за того, что не доделал до конца. В то же время я безгранично благодарен грузинскому народу, сделавшему меня участником исторического процесса успешного строительства грузинского государства». И далее: «я точно знаю, что моя работа на посту президента не прошла зря и многое из созданного нами сохранено и сегодня работает. Но в то же время, когда я слушаю новости из Грузии, я точно догадываюсь и знаю, что мы можем жить намного лучше, и каждый грузин может быть богатым, и вместе у нас это получится!» Попытка обозначить проект «Будущее обогащение» в заявлении Саакашвили присутствует, но доля (ну, или доза) прошлого, прошедшего времени непропорционально велика. При этом его единомышленники призывают оппонентов не вспоминать постоянно о событиях 2004-12 годов, когда те указывают на убийства и пытки, с демонстративным презрением отметают и извинения, и само слово «ошибки», подчеркивая, что речь идет о преступлениях.
Отношение к ним является одной из главных интеллектуальных проблем современной Грузии, которая напоминает о диаметрально противоположных подходах двух друзей и блистательных мыслителей Вальтера Беньямина и Макса Хоркхаймера. Последний доказывал, что искупление вины не может восстановить прежний порядок вещей и справедливость в полной мере, поскольку преступления уже совершены и нанесенный ими ущерб нельзя восполнить – «Их уже нет с нами. Убитая реальность убита до конца». Но из сказанного вовсе не следует, что идея восстановления справедливости во всей полноте когда-нибудь перестанет овладевать умами. Иванишвили уже несколько раз успешно разыграл эту карту. Следует вспомнить и о замечании Ницше, спровоцировавшем упомянутую полемику (и не только ее): «При некотором избытке истории жизнь разрушается и вырождается, а вслед за нею вырождается под конец и сама история».
К слову, Фридрих Ницше – единственный философ, о котором доподлинно известно, что его пробовали читать и Иванишвили, и Саакашвили (можно даже попытаться угадать, какие идеи им понравились). Впрочем, верхушка грузинского общества увлеклась Ницше задолго до того, как заметила фигурантов. «Избыток истории» налицо – «Грузинская мечта» и «Нацдвижение» раз за разом окунают в нее общество, словно в зловонную лужу, и обвиняют друг друга. Новейшая история отняла у нас политику и, возможно, скоро начнет отнимать саму жизнь.
В 2016-м, размышляя о причинах поражения на выборах, бывший мэр Тбилиси Гиги Угулава писал, что «Нацдвижению» следовало назвать кандидата в премьер-министры, поскольку неопределенность «создала впечатление, что мы предлагаем обществу формальное или неформальное правление Миши Саакашвили, и получилось так, что на нынешнем этапе существования страна выбрала неформальное правление Иванишвили». В последнее время лидеры «Нацдвижения» (например, Саломе Самадашвили в эфире «Мтавари архи» 26.08.20) говорили, что Саакашвили должен стать премьер-министром, а другие оппозиционные партии, в том числе и ближайший союзник «Нацдвижения» – «Европейская Грузия», отвергали эту идею. «Националы», исходя из тактических соображений, могут изменить позицию, но впечатление, что избирателям «предлагают формальное или неформальное правление» Саакашвили, почти наверняка создастся вновь. Пропагандистская машина «Грузинской мечты» приложит к этому все усилия, дабы вынудить электорат поддержать одного из двух вождей, а не одну из 66 партий, зарегистрированных Центризбиркомом («Для полного счастья нужно еще 600», – пошутил известный режиссер). В кулуарах власти такой расклад считают беспроигрышным.
Еще один член политсовета «Нацдвижения» Заза Бибилашвили (он покинул партию в феврале 2020 года), рассуждая о поражении, писал в 2016-м: «Когда речь идет о выборе между «насильником» и «инертным» (слово, которое он употребил, в зависимости от контекста можно также перевести как «вялый», «неумелый», «безвольный»), последний всегда победит – и в 2016-м, и в 2020-м, и в 2030-м. Гадать здесь не о чем. Крайне наивно думать, что посыпание головы пеплом или попытка скрыть персонажей позволит народу забыть пропагандистское клише: ведь стигма не является личностной. Стигма распространяется на всю партию. Если спрятать все «одиозные лица», стигма перейдет на новые. Она создана как раз для этого. Да, избиратель голосует за будущее, но тот, кого выставили убийцей или насильником, никогда не сможет стать «будущим», даже потенциально, до тех пор, пока не очистится от этой стигмы».
Саакашвили то и дело советуют отринуть роль вождя во имя создания оппозиционной коалиции, успокоить напуганных граждан, отказаться от портфелей силового блока, как предлагал лидер «Гирчи» Зураб Джапаридзе. Но расчет «националов», вероятно, строится на том, что именно эта роль, радикализм и претензия на доминирование вновь позволит их партии мобилизовать максимальное количество сторонников и пленить часть электората других оппозиционных объединений – «единоутробной» «Европейской Грузии», лейбористов и т. д. (что вряд ли беспокоит Саакашвили, скорее наоборот). «Травоядного «Нацдвижения» не бывает!» – отрезал один из работавших с ним в прошлом консультантов. Когда идея смены власти становится сверхактуальной для недовольных ею избирателей, большинство их голосов уходит к самой сильной и уверенной в себе оппозиционной партии – это наглядно доказали выборы 1990 года, когда «Круглый стол – Свободная Грузия» выказал себя наиболее бескомпромиссным противником Компартии и отнял множество голосов у «Народного фронта» и других конкурентов. Тот же вывод можно сделать, анализируя итоги 2003 года. Противоположный пример – парламентские выборы 1995-го: тему смены власти эксплуатировали не так интенсивно, и голоса оппозиционных избирателей «размазались» тонким слоем.
Но чем решительнее выглядит перед выборами «Нацдвижение», тем больше активизируются его противники. Как и в случае с «звиадистами» после переворота, значительная часть граждан (включая «условно-нейтральных») убеждена, что возвращение «националов» не что иное, как месть, кровь и террор. Виноваты в этом не только лидеры, которые не могут описать образ будущего (хоть и делают «успокоительные заявления»), но и пропагандисты в соцсетях, с упоением рассуждающие о том, кто, кого, когда и как накажет. Консультант Григола Вашадзе на президентских выборах 2018 года Виталий Шкляров очень радовался, когда представитель «Нацдвижения» неожиданно набрал в первом туре 37,73%, но вряд ли догадывался, что именно это позволит «Грузинской мечте» провести тотальную мобилизацию тех, кто не желал возвращения Саакашвили. Во втором туре она столь же неожиданно собрала почти столько же голосов, как в 2012-м, несмотря на очевидные минусы своего кандидата. Со стратегической точки зрения, первый тур выглядел как удар по Перл-Харбору, после которого адмирал Ямамото сказал: «Боюсь, мы лишь разбудили спящего великана». Если бы «националы» не стремились к максимальным показателям в первом же туре, а удовольствовались результатом в диапазоне 25-30%, с примерно 10-процентным отставанием от Зурабишвили, «Грузинская мечта», возможно, так и не проснулась бы и проиграла во втором туре.
Если власти сумеют воскресить драматургию 2016 года, сопутствующие страхи, ассоциации и идеи, то с учетом итогов прежних «биполярных выборов», улучшившихся в период пандемии рейтингов и традиционного преимущества в мажоритарных округах, «Грузинская мечта» сможет рассчитывать не менее чем на 60% мест в парламенте. Причем «партиям второго ранга» вряд ли удастся что-либо изменить, если «националы», вопреки их призывам, продолжат описывать Саакашвили как единственную реальную альтернативу Иванишвили. Это, вероятно, позволит «Нацдвижению» сохранить титул «главной оппозиционной силы», но сплотит вокруг «Грузинской мечты» тех избирателей, у которых Саакашвили вызывает лишь отвращение, особенно когда пытается вести себя как вождь.
Чем упорнее он будет стремиться войти в ту же реку, тем больше пользы принесет Бидзине Иванишвили. Это, в той или иной форме, было сказано много раз и друзьями Саакашвили, и его врагами, и нейтральными комментаторами. Но похоже, что он, словно неоднократно побежденный боксер, все еще хочет доказать свое превосходство, рвется назад в прошлое и грезит о матче-реванше на том же ринге, в присутствии тех же зрителей. «Ах, человек вечно возвращается!» – как говорил Заратустра, точнее – писал Ницше, и изменить это, видимо, нельзя.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции