Долгая дорога в страну возрастных изменений
Дороги, которые мы выбираем
Глава VI
Дороги, которые мы выбираем
Однажды Александр Сергеевич написал про своего героя Онегина: «Им овладело беспокойство, охота к перемене мест…» – и отправил его в путешествие по стране, что послужило поводом к созданию отдельной главы про внутренний туризм первой четверти девятнадцатого века. Если в пушкинскую эпоху немногие могли себе позволить добровольную «перемену мест», то в наши дни – пожалуйте на все четыре стороны любым возможным способом, какой вам вздумается. Многие выбирают автомобиль и колесят по городам и весям как у себя на родине, так и за рубежом. В целях экономии они, подобно улитке, тащат за собой домик со всеми удобствами, намечая по собственному желанию место, время и продолжительность стоянки. Большой популярностью пользуются водные круизы по морям, океанам, рекам, каналам, фьордам, озёрам на суперлайнерах, пароходах, яхтах, баржах, лодках и даже плотах. Немало поклонников имеют перемещения на поездах вроде транссибирского экспресса. Среди моих знакомых есть хайкеры (от англ. hike – «ходить пешком»; не путать с электронными взломщиками хакерами). Они обрекают себя на многодневные пешие приключения с тяжеленным рюкзаком за плечами и наслаждаются собственной выносливостью и отсутствием элементарных удобств. Недавно я познакомилась с велопутником, объехавшим наш шарик на велосипеде (мы сидели рядом в очереди на приём к остеопату: у него возникли серьёзные проблемы со спиной и ногами).
Я всегда восхищалась теми, кто в любой момент готов сорваться с места и отправиться за новыми впечатлениями. В наше время «охота к перемене мест» приобрела массовый характер. Сегодня даже как-то неприлично не упомянуть вскользь что-нибудь вроде: «Я только что вернулась с острова Пасхи». Или: «Прекрасный вид открывается с Мачу-Пикчу, скажу я вам». Если честно, то я, пожалуй, тоже люблю путешествовать, но без фанатизма, и мне нечем удивить собеседника, разве что рассказами о Новой Зеландии. Впрочем, о Стране длинного белого облака я уже публиковала отдельную статью. Порывшись в памяти, я, конечно, могла бы извлечь из прошлого опыт автомобильных пробегов Москва – Киев – Мукачево – Ужгород – Минск – Москва или Москва – Ленинград – Таллин – Рига – Ленинград – Москва. Можно вспомнить и автотур по всей Швейцарии, когда от страха я вжималась в сиденье и закрывала глаза, чтобы не видеть справа страшных пропастей.
Был период, когда мне очень хотелось повторить маршрут Эркюля Пуаро и компании «Ориентал Экспресс» Париж – Стамбул или Лондон – Венеция. Не получилось, потому что знаменитая компания потерпела финансовый крах. Не удалось мне и обогнуть нашу Землю на круизном лайнере, хотя желание имелось. Прежде чем его осуществить, я решила потренироваться на чём-нибудь простеньком и воспользовалась двенадцатипалубным паромом «Синдерелла», курсирующим между Хельсинки и Стокгольмом. Полсуток мне вполне хватило, чтобы насладиться одним морским закатом и одним восходом, поужинать в одном из десяти ресторанов, ограничиться аперитивами и дижестивами в трёх из пятнадцати баров, прогуляться по верхней палубе и продефилировать – по торгово-развлекательной вместе с толпами случайных попутчиков, жаждущих развлечений. Мне не хватило времени поплавать в бассейне, сходить в сауну, позаниматься в джиме и поиграть в мини-гольф. Я также не попала на джазовый фестиваль, не посмотрела в кинотеатре американскую киношку и не блеснула грацией на танцплощадке. Вместо этого я почти выспалась и осознала, что много-много недель замкнутого пространства с тысячами людей на борту, пусть и в очень-очень комфортабельных условиях и даже с частыми вылазками на берег, не принесут мне ни моральной, ни физической сатисфакции.
Не сложились у меня и отношения с яхтами. Смотреть на них – да, нравится, но плавать – нет. Как-то нас с мужем пригласили в недельный круиз по части Средиземного моря с заездами на Корсику и Сицилию. Стартовали мы из Ниццы около семи вечера, а ночью поднялся шторм, да такой интенсивности, что пришлось повернуть назад, и поутру мы проснулись в соседнем с Ниццей порту Монте-Карло. Оказалось, что именно в августе по морю частенько гуляет африканский сирокко, с которым скромным яхтам лучше не спорить. Тем не менее мелкими переплывами нам удалось добраться до Генуи, где на нас напал ураган. С неба сыпался град из ледяных голубиных яиц, ветер сбивал с ног, чёрные тучи превратили день в умирающий вечер, а яхту вместе с нами заперли в порту. Через три дня, сытые по горло морскими приключениями, мы вернулись на землю и улетели домой.
Через три года нас соблазнили ещё одним плаванием на яхте. На сей раз речь шла о норвежских фьордах с выходом в Северное море. И опять случилась непогода, только вместо сирокко задуло что-то другое. Это «другое» привязало нас к узкому, глубоко вдающемуся в материк морскому заливу с высокими скалистыми берегами. Целую неделю капитан вместе с нами курсировал по нему взад-вперёд, чтобы отчитаться за истраченное топливо и мы бы не могли потребовать возвращения денег. Можно сказать, что нам всё же повезло, потому что Согнефьорд оказался самым протяжённым в Норвегии (целых 200 км), а не самым коротким, куда тоже планировалось заглянуть. Правый берег нашего залива был более пологим, что позволяло нам легко попадать на сушу, где нас поджидала масса достопримечательностей. Например, мы посетили богатую барскую усадьбу. Таковой она являлась исключительно с точки зрения местного путеводителя. По нашим же, российским, представлениям, в таких скромных деревянных домах у нас во времена жуткого царизма обитали лишь помещики самой средней руки.
Побывали мы и на знаменитой железной дороге начала двадцатого века. Отреставрированные вагончики и пыхтящий паровозик с огромным трудом затащили купивших билеты на гору, откуда с одной стороны открывался вид, а с другой – падал водопад. Пока прибывшие на раритетном транспорте любовались творчеством матушкиприроды, ели мороженое или справляли нужду, любительская театральная труппа представляла интермедию по мотивам местного фольклора. Уродливые тролли и одетые в живописные лохмотья лесные девы воображали, что они ритмично танцуют под несущиеся из репродуктора звуки. Мне казалось, что радиошум не имел ничего общего с музыкой, хотя в выданной нам программке упоминалось имя всемирно известного норвежского композитора Грига. Должна отдать должное потомкам викингов: они изо всех сил гордятся своим культурным, пусть и не очень обширным, наследием. Практически в каждом населённом пункте в тысячу жителей в самом неожиданном месте вас подстерегает памятник либо Эдварду Григу, либо писателю Генрику Ибсену. Нам, однако, выпала честь познакомиться ещё с одним ярким представителем местной цивилизации. Им оказался некий Оле Булль 1810 года рождения из города Бергена.
Как это часто бывает, успешная карьера Оле складывалась не благодаря чему-либо, а вопреки. Вопреки желанию отца мальчик стал заниматься музыкой и играть на скрипке. В девятилетнем возрасте он уже солировал в оркестре бергенского музыкального общества. Провалившись на экзаменах в университет и не прижившись в Германии, юный Оле отправился в Париж, где начал концертировать и быстро добился успеха. Вместе с Ференцем Листом он исполнил Крейцерову сонату Бетховена и удостоился высочайшей похвалы от Роберта Шумана, сравнившего его с Никколо Паганини. Кроме музыки и скрипки Булль яростно любил родину и был сторонником норвежского самоопределения. Он выступал за государственную независимость от Швеции и культурную – от Дании. Булль имел грандиозный успех в США, заработал там неплохие деньги и немедленно потратил их на создание коммуны с утопическими взглядами на равноправие и демократию. Упомянутый выше Генрик Ибсен иронизировал над социалистическим проектом Оле и вывел его в пьесе «Пер Гюнт» в качестве основателя эфемерного государства Гюнтиана. Булль не обиделся и продолжал учить норвежскую молодёжь музыке и патриотизму. Близ родного Бергена, в местечке Люсё, Оле Булль построил экзотический деревянный замок в мавританском стиле, сей культурный объект мы и посетили. Из слов экскурсовода я поняла, что главной заслугой Оле является та роль, которую он сыграл в жизни Грига. Состоя в очень дальнем и весьма относительном родстве с семьёй Эдварда, именно Булль убедил родителей музыкально одарённого юноши послать его учиться в Лейпцигскую консерваторию. Экскурсовод также донёс до нас забавный факт: родной брат Оле по имени Кнуд был весьма посредственным художником и отменным фальшивомонетчиком.
Контакты с местным населением носили ограниченный характер, что не помешало нам заметить чуть ли не поголовную норвежскую светловолосость, светлоглазость и светлокожесть. Неброскость и сдержанность в одежде, так же как и в сельской архитектуре, свидетельствовали о скромности нации в целом. Из-за медлительности движений людей и скучающе-бесстрастных выражений их лиц казалось, что здесь никто никуда не торопится и всем всё до лампочки. Однако ежели случалось к ним обратиться, то они охотно откликались, если владели английским. Во всяком случае, когда мы с приятельницей заблудились в малиново-клубничных полях, они нас спасли и вывели на нужную дорогу. Хочу отметить, что ягода малина, а особенно клубника в Норвегии очень хороши, и благодарить за это надо Гольфстрим. Он смягчает климат в бергенских землях, повышает урожайность и благотворно влияет на вкусовые качества нежной ягодной продукции.
Выяснили мы и кое-что неприятное, отрицательно влияющее на общую картину скромного, но достойного благополучия. Увы, кое-кто в Норвегии любит выпить настолько сильно, что государство вынуждено контролировать торговлю спиртным. Всю страну обслуживают всего лишь несколько специализированных алкошопов. В ресторанах цены на градусные напитки запредельные и навынос не торгуют. Не подозревая о подобных сложностях, наша компания из-за холода и непогоды в два счёта расправилась с яхтенными запасами тяжёлого алкоголя типа водка-виски-коньяк, а пополнение резерва обернулось ещё одним сценарием к американскому экшен «Миссия невыполнима». К ближайшей винной точке нам было не подплыть: она располагалась километрах в восьмидесяти от берега в глубь суши. Справедливо сославшись на очевидный факт, что яхта не автомобиль, капитан категорически отказался ехать в алкошоп. Тогда мы ему напомнили, что вообще-то клиент всегда прав, пригрозили разорвать контракт и потребовать возврат денег за оставшиеся дни. Не знал капитан, взяв нас на борт, что русские не сдаются. Конечно, мы победили, и к вечеру такси доставило на борт подкрепление высокоградусных напитков.
С достопамятной поездки минуло лет десять, и в память о ней в очень холодные дни я надеваю купленный в Бергене толстый вязаный свитер с характерным норвежским орнаментом и готовлю скандинавский рыбный суп из лосося со сливками. К нему полагается рюмка аквавита, но за неимением оного под рукой приходится довольствоваться стопкой водки.
Оглядываясь назад, понимаешь, что горбачёвская перестройка лишила «охоту к перемене мест» в нашей стране элитарности, разве что прокатиться вокруг Земли на космическом корабле пока мало кому доступно. Сегодня кратковременные перемещения люди внесли в разряд развлечений: кто-то хочет отвлечься от повседневности, кто-то избавиться от скуки или испытать себя на выносливость, кто-то жаждет продемонстрировать оригинальность и т.д. С медицинской точки зрения путешествия можно рассматривать как психотерапевтический способ по преодолению кризисной ситуации в отношениях с самим собой, с семьёй или на службе. Что касается меня, то чем дальше я продвигаюсь по дороге в страну возрастных изменений, тем больше мне нравится упорядоченная жизнь и я всё чаще цитирую американского актёра Гэри Купера из фильма «Любовь после полудня»: «Если нашёл правильную комбинацию, зачем её менять?» Вот и мне всё меньше хочется новизны, я не переживаю, что не успела побывать где-то там, далеко-далеко... В конце концов, можно заглянуть в интернет и восполнить пробелы – пусть только визуально, зато какая экономия средств!
Тем не менее кое-что меня роднит с Евгением Онегиным: время от времени мною овладевает беспокойство, особенно осенью. Я выяснила, что оно носит возрастной и биологический характер. Ещё каких-нибудь десять лет назад я посмеивалась над своими финскими друзьями: видите ли, они не могут зимовать на родине, они уподобляются перелётным птицам и отбывают на полгода на юг Испании. Напрасно я иронизировала, ибо сегодня, как и они, пытаюсь выскользнуть из прочных объятий северной зимней ночи. Я хочу убежать от грязной слякоти под ногами, от безрадостного, затянутого облаками неба, от пронизывающего влажного ветра. Куда делись морозы за минус двадцать, снежные сугробы и бриллиантовый блеск инея на солнышке? Впрочем, даже если они и вернутся, им меня не удержать. Последние три года я улетаю на зимовку в тёплые края. Постепенно и незаметно для себя я перешла в категорию возрастных переселенцев. Они добровольно покидают насиженные места и перебираются в другую среду обитания. Таких кочевников становится всё больше и больше, потому что население земного шара стремительно стареет.
Моду на возрастную перемену мест ввели британцы. Они всегда тяготились своим островным происхождением, страдали, если можно так сказать, фобией «куска суши, окружённого со всех сторон морем». Оттого-то Британия и стала владычицей всех морей, потому-то до сих пор королева Елизавета II является официальной главой таких государств, как Новая Зеландия, Австралия, Канада и др. Жителям острова до ужаса надоел родной климат с резкими перепадами атмосферного давления, вечным дризлингом (моросящим дождём) или неожиданными краткими ливнями, с ветром, влажностью и нехваткой витамина D. Не стоит забывать и о еде, провоцирующей несварение желудка и подагру, а вместе с климатом способствующей артрозам с артритами и сердечно-сосудистым недугам. Рост благосостояния в двадцатом веке стимулировал возрастные переселенческие настроения, а во второй его половине в среднем классе общества укрепился стереотип счастливой старости – домик на юге, будь то в Испании, Италии, Греции, Франции, на Карибах… В этих тёплых краях уже давно появились возрастные английские колонии. До последнего вздоха подданные британской короны стараются насладиться теплом, солнцем, морем и местной едой. Многие из них находят последний приют в новых местах проживания. Очень показателен небольшой городок Больё на Лазурном Берегу. В нём стоит многочисленный британский гарнизон тех, кому за 60, и специально для него работают «Английская аптека», киоски с англоязычной прессой, кинотеатр, где все фильмы с титрами на языке Шекспира. В Больё имеется также англиканская церковь, а при ней аккуратное тенистое кладбище для прихожан. В знак признательности местные британские старожилы пытаются говорить по-французски, что очень мило с их стороны, несмотря на чудовищный акцент. Хочу отметить, что Лазурный Берег, принимающий пожилых англиков, в долгу не остался и Ницца свою феерическую морскую набережную нарекла promenade des Anglais (Английский Променад).
В последние два десятилетия интернациональную диаспору поклонников французского тепла потеснили новые русские. Как водится, аборигены готовы продать им всё что угодно, но особой симпатии к ним не питают. Здесь их считают маловоспитанными выскочками-нуворишами. Средний возраст понаехавшей русской буржуазии значительно уступает количеству лет европейцев и американцев, выбравших тёплую солнечную дорогу в страну возрастных изменений. Собственно говоря, русские приехали сюда не за счастливой старостью (во всяком случае, пока что), им нужна стабильность, спокойная и комфортная жизнь, гарантируемая счетами в иностранных банках.
Ну а остальные россияне с ограниченными материальными средствами, по какому пути они двигаются в сторону возрастных трансформаций? Как это заведено в русских народных сказках, рано или поздно перед каждым путником возникает выбор: куда идти – прямо, направо, налево?.. Ухаживая за бабушкой, потом присматривая за мамой и свекровью, я давно стала задумываться над этим выбором и пришла к следующим выводам. Степень удобства дороги напрямую зависит от пенсионных накоплений, от тяжести хронических заболеваний и от отношения к тебе близких. Ох, как был прав мудрец Конфуций, провозгласивший: «Береги здоровье смолоду!» А мы добавляем: «Оно очень пригодится в старости». Я всё чаще вспоминаю желание бабушки умереть, догоняя троллейбус. Оно означало, что ты не только в состоянии прекрасно двигаться, но и отличаешь троллейбус от автобуса и трамвая. Я о подобном и мечтать не могу, потому что давно живу за городом, где ближайшее общественное транспортное средство – электричка, да и то раз в час. Звучит отвратительно и цинично, но больше всех повезёт людям, страдающим деменцией. Однажды им станет абсолютно всё равно, что происходит вокруг – как с окружающими, так и с ними.
В какой-то момент мне показалось, что лучшая дорога ведёт в дом престарелых. Конечно, дом этот должен быть идеальным с точки зрения удобств и забот о проживающих в нём – этакий частный элитный приют типа шестизвёздочного отеля с круглосуточными медицинскими услугами. Мужу идея понравилась, мы ею поделились с ближайшими друзьями, и все вместе задумались о проекте «Счастливая гавань». Действительно, а почему бы не собрать приятную во всех отношениях возрастную команду и, продумав источники финансирования, взять в аренду особняк, соседствующий с санаторно-курортным учреждением с хорошей репутацией и в комфортном климате? Подписать с заведением контракт на обслуживание и, пока участников проекта не захватили в плен деменция с Альцгеймером, предаваться некрупным радостям жизни. Это будет означать: в меру, но вкусно есть и пить, делиться воспоминаниями о былом, перемывать косточки близким и спорить о судьбах мира. Важно также не забывать о развлечениях: играть в настольные игры, устраивая карточно-шахматные турниры, обсуждать прочитанное и увиденное, упоительно сплетничать обо всём на свете, прогуливаясь по саду или парку на своих двоих или в самоходном электрическом кресле. Ну и, конечно, в оставшееся свободное время приходить в восторг от самих себя.
«Я всегда восхищалась теми, кто в любой момент готов сорваться с места и отправиться за новыми впечатлениями. В наше время «охота к перемене мест» приобрела массовый характер.»
Безусловно, идея обустройства комфортной старости не нова и в каждой стране решается по-разному. В Штатах, например, стали появляться городки с исключительно возрастным населением или многоэтажные дома, полностью заселённые пожилыми людьми. За отдельную плату за ними присматривают и им помогают, до тех пор пока они в состоянии самостоятельно двигаться. А что касается беспощадной финишной прямой, то тут как распорядится природа и насколько хватит накоплений.
Что касается нашего проекта «Счастливая гавань», то мы решили велосипед не изобретать и для начала изучить чужую модель устройства. А уж потом, если понадобится, внести изменения и поправки. Наш выбор пал на французский вариант дома престарелых. Во Франции уже давно существует целая сеть негосударственных заведений типа пансиона для людей кому за семьдесят пять. Похоже, что в связи с увеличением продолжительности жизни возрастную планку приёма скоро поднимут до восьмидесяти. В один прекрасный день по предварительной договорённости наша разведывательная группа подъехала к четырёхэтажной резиденции в Приморских Альпах над городом Канны. Меньшая часть дома примыкала к скале, а большая, окружённая полукруглыми балконными террасами, издали любовалась морем. Огромные окна первого этажа освещали места общего пользования: кабинеты администрации, столовую, несколько гостиных, зоны отдыха и спортивный зал. Гладкий пол из сероватой плитки не позволял спотыкаться и легко протирался два-три раза в день. Неяркая мягкая мебель приглашала удобно в ней расположиться без страха, что не сможешь потом встать с кресла или дивана, ибо сиденья были высокими. Кабинетный рояль намекал, что обитателей дома развлекают музыкальными программами. Нам продемонстрировали экран, спускающийся с потолка, на котором желающие несколько раз в неделю могли смотреть неагрессивные классические фильмы.
Наш десант приняли радушно, всё рассказали и показали, поделились опытом и даже угостили обедом. Чтобы не было сомнений, что всех кормят одинаково вкусно, нас провели на кухню, представили шеф-повара и показали содержимое кастрюль и холодильных камер. Нам позволили заглядывать в любые помещения, кроме жилых, на что требовалось согласие постояльцев. Впрочем, нашлись и такие, которые разрешили зайти к ним в комнату. Нам объяснили, что каждый переезжает в дом с разным количеством вещей. Кто-то настаивает на присутствии своей мебели, кто-то берёт с собой минимум свидетелей прошлой жизни, так как размеры личных апартаментов скромны. Везде было чистенько и витал аромат освежителя воздуха. На стенах в коридорах висела разнообразная наглядность, радующая глаз цветом и внятностью сюжета. Но ещё приятнее было смотреть на лица персонала. Они были молоды, излучали приветливость и позитивность, резко контрастируя с настороженным и подозрительным видом обитателей.
К концу визита я загрустила, ибо с горечью осознала, что меньше всего на свете мне хотелось бы здесь жить. Мне показалось, что я побывала в детском саду, откуда подопечных забирают либо в госпиталь, либо на кладбище. Зато всё остальное время за ними прекрасно присматривают в размере ежемесячной платы в три тысячи евро, не считая первоначального высокого взноса. Да, в этом детском садике за всеми отличный уход. Воспитатели и нянечки вежливо сдержанны, за нарушения дисциплины никого не наказывают. Персонал профессионально отвлекает обитателей от грустных мыслей, ведёт с ними разговоры и занятия по интересам. Но самое главное – внимательно выслушивает и не спорит. Здесь всех вкусно и полезно кормят, выводят подышать горно-морским воздухом, а самых мобильных вывозят на экскурсии. Каждый из счастливчиков, попавших в сетевой дом старости, имеет право принимать гостей, жаловаться на жизнь и серьёзно болеть, потому что у него есть медицинская страховка. Разница между детскими садами для малышей и для престарелых, пожалуй, лишь в одном: у первых всё впереди, а у вторых – всё позади.
После встречи с реальностью нам, строителям «Счастливой гавани», показалось, что мы записались в ряды великих утопистов, стремясь построить свой фантастический «Город заходящего солнца». Мы осознали, что нам по крайней мере ещё лет двадцать надобно вкалывать изо всех сил, наращивая семейный капитал, чтобы реализовать мечту о достойной пристани. Получается, что, только исходя из результатов – что наживёшь, можно строить хорошо оснащённый приют для путников в край необратимых изменений.
Продолжение в следующем номере