Сердце, стремящееся к добру
Образ Василия Жуковского (1783–1852), классика русской литературы, мозаически сложен. Здесь есть романтические стихи, страшные баллады, несчастная любовь, подарок «побеждённого учителя» Пушкину, воспитание цесаревича Александра. Даже в этом купированном виде Жуковский привлекает к себе – талантом, скромностью, способностью тонко и сильно чувствовать. Среди страниц его биографии есть немало замечательных. Вот некоторые из них.
Васинька
История нашего героя началась 29 января 1783 года и напоминает авантюрный роман. Он незаконнорождённый сын тульского помещика Афанасия Ивановича Бунина. Среди родни – известные семьи Елагиных, Киреевских, Плещеевых, а ещё поэтесса Анна Бунина и в конце концов сам Иван Бунин. Но происхождение от пленной турчанки, наложницы отца при живой жене, казалось, закрывает перед ним все двери. Однако случилось иначе: помогли усилия семьи и его труд. Васинька, как ласково называют его в семье, растёт добрым и честным мальчиком, и его любят все. Конечно, без шалостей не обходится. Однажды мальчика так впечатляет образ Боголюбской Богоматери, принесённый на время в дом, что он, когда никого нет рядом, повторяет его мелом на полу. Рисунок принимают за чудо, и Жуковский, впоследствии набожный и благочестивый, с лукавым интересом следит за этой суетой, прежде чем признаётся в проделке. Он умён, но, как ни странно, его способности не замечают домашние учителя. Страсть к сочинительству Жуковский почувствует позже – в доме своей сестры Варвары Афанасьевны Юшковой. Жизнь здесь идёт на литературный лад: царит культ Карамзина и заведён театр, роли в котором исполняют члены семьи. Юноша-поэт воспаряет душой и сочиняет пьесы, впрочем, не совсем успешно. Артистической атмосферы дома Юшковых оказывается недостаточно – нужны знания и опыт, источником которых становится пансион.
В «убежище наук»
Благородный пансион при Московском университете – не обычная школа для мальчиков, хотя и готовит к поступлению на службу или в «рассадник просвещения». Воспитание здесь не мешает поэтическому таланту, о чём свидетельствует и список выпускников: Грибоедов, Лермонтов, Владимир Одоевский, драматург Шаховской. Директор пансиона Антон Антонович Прокопович-Антонский, учёный-энциклопедист и выдающийся педагог, полагает, что развивать ум без воспитания души невозможно. Он становится для подопечных не только требовательным учителем, но и другом. В «убежище наук» царит культ дружбы – своеобразного отражения любви Бога к Своему творению. Эти идеи витают в воздухе, и Жуковский останется им верен, когда решит впоследствии «Творца, друзей, любовь и счастье воспевать».
Стараниями Прокоповича-Антонского в пансионе трудятся лучшие университетские профессора. В Жуковском просыпается жажда знаний, а стремление к самообразованию останется с ним до конца дней.
Тогда же он сходится с семейством Тургеневых, давшим России поэтов, мыслителей, историков, экономистов. Его «незабвенным» приятелем становится Андрей Тургенев – поэт, предтеча пушкинского Ленского, по словам академика Веселовского. Именно он вводит Жуковского в мир английской и немецкой литературы. Их дружбу не омрачают даже непримиримые споры о поэзии, а память о ней после ранней смерти Тургенева Жуковский будет трепетно хранить всю жизнь.
В Татьянин день 1801 года, горя сентиментальными идеями, Тургенев и Жуковский создают Дружеское литературное общество. Это плод просвещения, который служит, по мысли основателей, развитию русской словесности. Ради этого члены общества сочиняют и горячо обсуждают свои и чужие произведения, приобретая ценный опыт писательства и критики. Именно здесь Жуковский увлечётся поэзией Карамзина, своего будущего литературного наставника.
На поприще русской словесности
Вклад Жуковского в литературу трудно оценить по достоинству. Он буквально совершает переворот в отечественной словесности своими сентиментальными, а позднее романтическими элегиями и балладами. Его читатель, воспитанный на морализаторстве и рационализме, с интересом открывает для себя дары британской музы – элегию и «страшную» балладу. Первая учит его, что поэзия способна выражать сокровенные движения души, а вторая – потрясает леденящим ужасом.
Ролью первооткрывателя Жуковский не ограничивается. Он не замыкается в самоповторах: черпая из европейских литератур, он адаптирует заимствованное, изменяя его и изменяясь вместе с ним. Удачный пример тому – его элегии. Что общего у «классичного в своём сентиментализме» (слова С.С. Аверинцева) «Сельского кладбища», подчёркнуто условной в декорациях Павловска «Славянки» и взволнованного «таинственным» «Моря»? Прежде всего то, что это элегии одного автора, осваивающего новую форму. А в многочисленных балладах, «соперничая» с подлинниками, Жуковский сохраняет сюжеты Шиллера и Гёте, Скотта и Саути, но выражает свои нравственные и эстетические идеалы. Поэтому рациональная и даже грубоватая «Ленора» Бюргера перерождается под его пером в утончённую «Людмилу» и народно-поэтическую «Светлану».
Впрочем, элегии и баллады лишь малая толика сделанного Жуковским. За полвека в литературе он достиг многого. Например, он основывает целую поэтическую традицию поэзии о войне 1812 года («Певец во стане русских воинов») – традицию, настолько разросшуюся, что впоследствии с ней полемизирует Лермонтов в «Бородине». Жуковский-переводчик впервые знакомит русского читателя с полным текстом «Дон Кихота». Стоит Жуковский и у истоков русского байронизма, хотя и не принимает «дух отрицания, гордости и презрения» английского поэта. В «Шильонском узнике» он не столько возвышает подвиг Бонивара, сколько вызывает к нему милосердное сострадание. Заметим, что у Жуковского непросто отделить переводы от оригинальных произведений: «Слово о полку Игореве» и эпос о Сиде, фрагменты из «Махабхараты» и «Шахнаме» Фирдоуси, обработки русских сказок и «Энеиды» Вергилия в полной мере его собственные тексты. Особенно это бросается в глаза в крупнейшем переводческом проекте Жуковского – «Одиссее». Не зная древнегреческого, поэт, по его словам, «подслушивает Гомера, не слыша его речей лицом к лицу» и придаёт скитаниям царя Итаки дух былинно-сказочной русской старины.
Рыцарь без страха и упрёка
Ещё в юности Жуковский выстраивает отношения с «лукавым светом на основании «людскости», то есть вежливой приветливости. Мыслям, чувствам, творческим открытиям надлежит оставаться в тени: их не оценят. Иначе ведёт себя поэт в «малом круге» – среди родных и друзей, там, где не нужно скрываться. Таких людей у Жуковского немного – дорогие племянницы Протасовы (Мария, в которую он был безнадёжно влюблён с юношеских лет, и Александра), Андрей и Александр Тургеневы и некоторые другие. История этих связей приоткрывается в стихах и письмах. Удивительным по своей откровенности становится «журнал» Жуковского. В юности он с упоением читает «Автобиографию» Бенджамина Франклина, который видит в дневниковой форме путь к нравственному совершенствованию. Поверяя «журналу» свои мысли и планы, теперь уже Жуковский раскрывается как христианин и строго судит себя. Почти полвека Жуковский ведёт дневник, превращая его в выразительный текст, героями которого становятся дорогие ему люди, книги, места.
Если сам поэт аскетичен и строг к себе, то современники не скупятся на похвалы. Его племянница, переводчица Авдотья Елагина, замечает о нём: «Его каждый день своею возвышенностию и чистотою мог бы служить образцом сердцу, стремящемуся к добру». Эта оценка кажется заслуженной хотя бы потому, что Жуковский был заступником многих. В восемь лет он спасает от двух драчунов свою шестилетнюю племянницу Анну Юшкову (Зонтаг), будущую детскую писательницу (вспоминая этот эпизод, она назовёт его рыцарем без страха и упрёка). А потом, став педагогом и сблизившись с императорской фамилией, ходатайствует за Пушкина, добивается смягчения судьбы декабристов, спасает талантливых людей от крепостного рабства.
Жуковский незлобив и силён духом, он прощает даже тех, кто причинил ему великое зло. Когда поэт Александр Воейков под маской участия разрушает намечавшийся брак с Машей Протасовой, поэт находит силы не мстить и только навсегда отходит от ложного друга. Разумеется, Жуковский далеко не всегда пример спокойствия. Когда его надежды пали прахом, он резок в своей переписке с Машей, о чём впоследствии горько сожалеет. Стоит ли говорить, что литературные скандалы не могут вывести его из себя. Пародия на Жуковского в пьесе князя Шаховского «Урок кокеткам» вызывает гнев современников, но сам поэт отправляется в театр, чтобы увидеть комедию и от души посмеяться.
«Маститый старец»
Жуковский прожил долгую жизнь. Литературная слава и нравственный авторитет не покидают его. Семейное счастье находит его на склоне лет – рядом с двадцатилетней Елизаветой Рейтерн в маленьком домике в Пруссии он обретает всё то, о чём некогда мечтал: «Спокойная, невинная жизнь, занятия, для меня и для других полезные или приятные, дружба, искренняя привязанность к моим ближним друзьям и, наконец, если бы было можно, удовольствие некоторых умеренных благодеяний – вот все мои требования от Провидения!» Здоровье слабеет, он слепнет и вынужден диктовать свои произведения. Но дух его крепок, а сам он по-прежнему беспощадно строг к себе. Удивительным образом перекликаются слова Жуковского-юноши о том, что «главная обязанность человека есть быть честным», и восклицание его же в старости: «Лгать скверно и грешно!» – когда его секретарь, выполняя просьбу поэта, для ускорения дела идёт на обман.
Тяжёлым ударом для Жуковского становится известие о смерти Гоголя, его близкого друга. Болезнь берёт вверх, и 12 апреля 1852 года, на Фомину неделю по Пасхе, он уходит из жизни как истинный христианин, после исповеди и приобщения Святых Таин, в кругу семьи, умиротворённый и счастливый.
Андрей Евдокимов,
кандидат филологических наук, МГУ им. М.В. Ломоносова