Тереза Дурова: «Слоны и верблюды стоили нам семейных бриллиантов»
«Хорошо помню, как к дедушке приезжали люди на «Волгах» и «Чайках». Когда смотрела фильм «Крестный...
«Хорошо помню, как к дедушке приезжали люди на «Волгах» и «Чайках». Когда смотрела фильм «Крестный отец», вдруг поняла, что где-то я это видела: как к пожилому человеку приходят люди, как он сидит, а они стоят… Именно так все и происходило у нас дома!» — вспоминает народная артистка России, режиссер и художественный руководитель «Театра Терезы Дуровой».
— Тереза Ганнибаловна, история вашей легендарной семьи достойна сериала. Брат вашего прадедушки Анатолия Леонидовича Дурова — Владимир Дуров — организовал тот самый «Уголок дедушки Дурова». Ваша мама Тереза Васильевна — знаменитая дрессировщица, народная артистка России. Вы, наверное, выросли на манеже...
— А вот и нет! Когда мне было года два, родители (папа у меня тоже дрессировщик) отвезли меня, свою единственную дочку, к родителям отца в Баку. Ведь жизнь на манеже — это сплошные гастроли. В СССР были стационарные здания цирков, а программы и труппы в них постоянно обновлялись. И артистам (и людям, и животным) все время приходилось переезжать в новый город. Руководил процессом в масштабах огромной страны «Союзгосцирк», а в нем — отдел формирования программ, который и распределял сотни артистов по городам. В мегаполисах — Москве, Ленинграде, Киеве, Минске — номера показывали по полгода. В мелких городах меняли раз в 2—3 месяца. А встречались все цирковые в Москве: почти все железнодорожные или авиамаршруты проходили через столицу. В «Союзгосцирке», на лестничном пролете между первым и вторым этажом, был большой подоконник, на котором любили приземляться цирковые дети. Там всегда сидел кто-то из знакомых.
На гастролях артисты жили либо в плохих общежитиях (других не было), либо в дешевых съемных комнатах. А порой прямо в цирке — в гримерках, потому что надо было постоянно ухаживать за животными, особенно если они болеют. Вот мои родители и решили, что дочке лучше расти в Баку, где тепло, солнце, фрукты. И я действительно росла как принцесса — в огромной квартире. У меня был персональный фотограф, который фиксировал важные моменты моей жизни. И даже арбузы были персональные! В начале лета меня привозили на бахчу, я выбирала самые красивые экземпляры, на их кожуре вырезали мои инициалы, и, когда арбузы созревали, их привозили к нам домой.
— Кем были ваши бабушка и дедушка?
— Дедушка работал директором универмага, еще возглавлял охотничий магазин — единственное место, где можно было легально приобрести стрелковое оружие. Ни одно ружье в Баку не продавалось без его участия. У деда и у самого была прекрасная коллекция ружей. Азербайджанское правительство отправлялось на охоту в его компании. Хорошо помню, как к дедушке приезжали люди на «Волгах» и «Чайках». Когда смотрела фильм «Крестный отец», вдруг поняла, что где-то я это видела: как к пожилому человеку приходят люди, как он сидит, а они стоят… Именно так все и происходило у нас дома! Женщины в мужских разговорах участия не принимали, выходили из комнаты. Вообще-то бабушка была очень модная и энергичная женщина, работала секретарем-машинисткой в Баксовете — мэрии по нынешнему. Дедушка никогда не запрещал ей работать, иметь какую-то свою жизнь. Просто, когда к нам приходили гости, она, как и другие женщины, не садилась за стол с мужчинами. И я считаю это абсолютно нормальным! Не понимаю желания дам постоянно быть рядом, когда к мужу приходят друзья. У женщин ведь свои разговоры, у мужчин — свои...
— На каком языке говорили в семье?
— Дедушка знал и армянский, и азербайджанский, и турецкий. Но со мной все общались по-русски. Причем в детстве у меня был довольно сильный акцент и множество слов из лексикона лабухов — джазовых музыкантов. С нами жил Володя — брат папы, который играл в джаз-банде. Поэтому я понимала, что пахан — это папа, кирять — выпивать, берлять — есть, а башлять — платить... Эта прекрасная, беззаботная страница моей жизни закончилась, когда в 10 лет я захотела жить с родителями. Новая, цирковая, среда была очень интересной. Прежде всего благодаря моей безумно красивой маме. Тереза Дурова была ростом 150 сантиметров, носила обувь 33-го размера, но, когда выходила на манеж, возникало ощущение, что ей там мало места. От нее нельзя было отвести глаз, слоны и верблюды как бы отходили на второй план. Вот она — актерская харизма... В цирке у меня быстро развилось чувство ответственности. Я должна была убирать в клетках у лисиц и куниц, мыть там пол, менять опилки, нарезать мясо в суп для собак (а для поросенка мы варили кашу — такую вкусную, что я ее и сама с удовольствием ела). И попы обезьянам подтирать приходилось. Я вставала в пять утра, чтобы успеть все сделать перед школой.
— Вас не угнетала черная работа?
— Да вы что! Для меня самым большим наказанием было, что меня не пустят на конюшню (так в цирке называют любое помещение, где находятся животные — лошади, зебры, верблюды, пони, обезьяны, слоны, попугаи, пеликаны)... Выполняя свою часть работы, мы, дети, входили в цирковой клан, становились полноправными членами сообщества, с которыми считаются и которых не жалеют. Вопрос стоял не так: «Что ж ты, деточка, не дала еды лисичке?» А вот так: «Если ты ее не покормишь, она завтра сдохнет!» Цирковые дети росли самостоятельными. Вот я из-за гастрольной жизни сменила 69 школ, и в каждую устраивалась сама. В новом городе узнавала, где ближайшая, и с документами шла к директору: «Я из цирка, мне надо в такой-то класс, вот мой дневник, вот табель». До уроков занималась с животными, потом бежала в школу, затем снова на конюшню, а между делом в гримерках делала уроки. Школы в СССР, к слову, были очень разные. В Сочи почему-то девочкам не разрешали прическу «хвостик», только косички. В Батуми надо было ходить в темных — коричневых или черных — чулках. А в Ташкенте меня поразило, что люди не делали мне замечания из-за мини-юбки. В Москве старшее поколение постоянно ворчало, а для узбекских бабушек я просто не существовала. Такое игнорирование, презрение было настолько неприятно, что в Ташкенте я быстро переоделась в платья нормальной длины...
— Цирковые артисты были обеспеченными людьми?
— Так случилось, что основоположники нашей династии, мои прадеды Владимир и Анатолий Дуровы, в жизни разошлись. Старший брат после революции остался в Москве. И ему удалось сохранить квартиры, фамильный антиквариат, дорогую мебель. А нашей ветви — потомкам Анатолия — довелось блуждать по разным городам. И в 30-е годы все, что у нас было — в том числе бриллианты и прочие ценности, пришлось продать. Бабушке Марии Анатольевне и ее мужу надо было за свой счет покупать животных, чтобы их дети могли развивать аттракцион, продолжать династию. Слоны и верблюды — это ведь очень дорогое удовольствие. Мария Анатольевна долго ездила со всей нашей семьей на гастроли (в цирке вообще принято возить с собой и стариков, и малышей). Последние годы жизни она провела в Одессе, в общежитии для престарелых артистов цирка со всей страны. Кстати, я не помню там совсем немощных постояльцев. Когда мы приезжали к бабушке, и она, и ее соседи были не молоды, но довольно бодры, потому что продолжали интересоваться жизнью цирка, где выступали их дети и внуки.
И еще об обеспеченности. Первая квартира у моей семьи появилась только в 1967 году. Тогда построили кооперативные дома для цирковых артистов на улице Черняховского, и те, у кого были деньги, купили там жилье. А маме квартиру — небольшую двухкомнатную — дали, как заслуженному человеку, в честь 50-летия Октября. Она в ней прожила до смерти. И это была не квартира, а перевалочный пункт, где мы останавливались между гастролями. У нас часто ночевали артисты, у которых еще не было жилья в Москве. На этот случай у нас имелось много матрасов.
— Все-таки, сколько тогда зарабатывали артисты цирка?
— Очень по-разному, как и сейчас. У меня, как у ученицы, зарплата была 18 рублей в месяц, потом 64, затем 72 рубля. А мама благодаря званию и имени получала 15 рублей (а потом и 20, и 25) — за один выход! А работала она каждый день, кроме понедельника, в выходные у нее было по три спектакля. По сравнению со средней зарплатой в стране — 120 рублей — у мамы в месяц выходила приличная сумма. Но так зарабатывали только звезды. И то я знаю многих цирковых актеров высшего эшелона, у которых после смерти оставалась пустая сберкнижка, — они всё проживали. И дома их роскошью не отличались. Если постоянно на гастролях, если неустроенный быт, то и нет смысла обустраивать квартиру, в которой бываешь раза три в год. Когда мы уезжали на гастроли, всегда оставляли в комнатах ведра с водой, чтобы мебель — шкаф и пара табуреток — в запертой месяцами квартире не растрескивалась от сухости воздуха.
— Зато цирковые — в отличие от громадного большинства советских людей — выезжали за границу...
— Да, ездили. На Западе были классные антрепренеры, которые устраивали роскошные гастроли. Советский цирк зарабатывал для государства огромные деньги, но артистам доставалось совсем немного. И этими копейками надо было грамотно распорядиться, закупив за границей «правильный» дефицит и выгодно продав его на родине. Одна моя приятельница притащила из Японии огромный ковер на продажу. Думала, на вырученные деньги купит квартиру. Но еле смогла его пристроить за какие-то копейки. Зато другая подруга работала в Токио на выставке, где стоял автомат по изготовлению полиэтиленовых пакетов. Она каждый день прихватывала с собой побольше этих пакетов и увезла домой целую кучу. В Москве такие вещи шли на ура, и она озолотилась...
— А как можно было попасть на выгодные гастроли за рубеж? За взятки?
— По сегодняшним меркам цирковые получали за границей такие крохи, что делиться с чиновниками «Союзгосцирка» было нечем. Привозили какие-то сувенирчики, но даже смешно об этом говорить. И в любом случае плохой номер что за границу, что на главные площадки страны никто и никогда не выпустил бы. Конечно, находились какие-то интриганы. Например, кто-то хотел подмазаться к легендарному Евгению Милаеву. Ведь тот был не просто выдающимся артистом цирка — эквилибристом, акробатом, но и мужем Галины Брежневой и отцом внучки генсека Виктории. Я была знакома и с его дочкой от первого брака Наташей. Когда Галина стала третьей женой Милаева, она официально удочерила Наташу и усыновила ее брата-близнеца Сашу (их мать умерла во время родов. — Прим. ред.). Милаевы-младшие были тружениками, настоящими цирковыми артистами, с детства работали в номере отца. Даже после развода их отца с Брежневой дети все равно дружили и с ней, и со своей сводной сестрой Викой. Эту клановую «конструкцию» в цирке все знали, наверняка кто-то пытался воспользоваться знакомством. Но никакие знакомства или интриги не могут помочь сделать действительно яркий номер или стать выдающимся артистом.
— Цирк неотделим от риска, иногда смертельного...
— Да! Но все мои знакомые воздушные гимнасты, упав из-под купола цирка, возвращались на манеж (если, конечно, выживали...) Причем в том же качестве. Очень редко артист меняет цирковую профессию, и гимнаст становится, например, фокусником. Дело в том, что «с нуля» освоить новый жанр сложно, этим занимаются годами, часто с детства... У мамы травм было много. Однажды за кулисами ее затоптала зебра — животное испугалось резкого жеста какого-то человека. Мама получила переломы ребер. Но она надела корсет, сверху — платье посвободнее, сделала несколько обезболивающих уколов и на следующий день вышла на манеж со слонами. В другой раз маме верблюд нечаянно наступил на ногу. Он встал на барьер и приветствовал публику, а сидевшая на первом ряду женщина вдруг махнула сумкой. Верблюд отпрыгнул назад, а мама в туфлях на шпильках не успела отскочить. С переломом стопы, с адской болью мама доковыляла до тумбы, предназначенной для пеликанов, и ухватилась за нее. Папа сразу понял, что что-то не так, и выскочил на манеж, чтобы разобраться с животными. А клоун Дементьев сбегал в гримерку, взял цветок из поролона, вложил в него ватку с нашатырем, выскочил на манеж и разыграл сценку, что он принес розу в подарок Дуровой, и она должна ее понюхать. Публика и не поняла, что номер пошел не по плану! Меня травмы миновали. За это я благодарна родителям, которые учили: «Травмированный дрессировщик — это плохой дрессировщик. Животное не виновато, всегда виноват человек, который не предусмотрел все нюансы...»
— Какое животное самое опасное?
— Самое непредсказуемое — медведь: у него нет мимики, и его реакции не поймешь. Однажды мама не дождалась, пока в конце номера медведь полностью развернется. Стоя на задних лапах, мишка делал правой передней лапой «комплимент», а в это время мама рядом делала то же самое левой рукой. Она поспешила на долю секунды, из-за этого мишка решил поменять лапу и громадным когтем зацепил мамино платье. Спину ей сильно поцарапал, но из-за громадного воротника ничего более страшного не произошло. Однако после того, как другой мишка разорвал маме колено, мы с этими зверями больше не работали. Тогда мама за кулисами вела медведя на репетицию. Мимо пробежал какой-то ребенок, и мишка молниеносно рванул в его сторону. Миниатюрная мама не могла бы силой удержать зверя, но перекрыла ему путь, чтобы защитить малыша, — выставила перед мордой медведя колено. Зверь в него вцепился, ребенок стоит и смотрит на это, а мама только тихо стонет: «Мальчик, уйди, пожалуйста». Хорошо еще, что это был совсем молодой мишка, и мама с ним как-то справилась. К слову, арену мама покинула почти в 75 лет — после того как умерла ее любимая слониха Монри. А имя Терезы Дуровой теперь носит Пензенский цирк.
— А как получилось, что вы довольно рано ушли с манежа?
— У меня рабочий стаж на арене с 12 лет: сначала меня оформили как ученицу дрессировщика, потому что формально нельзя было выпускать на манеж ребенка, но меня выпускали... Мою жизнь кардинальным образом изменила встреча с будущим мужем (Сергеем Абрамовым, сыном писателя, классика советской фантастики Александра Абрамова. — Прим. ред.). Сережа был начинающим журналистом, приехал в цирк взять интервью у мамы, увидел на манеже меня, и... через год мы поженились. Первые пару лет после свадьбы я еще продолжала гастролировать, а муж работал в Москве. Но когда родился сын Артем, надо было решать: либо я работаю в цирке и редко вижу ребенка и мужа, либо наоборот. Выбрала второе и ушла из цирка. Окончила режиссерский факультет ГИТИСа, но не предполагала, что у меня появится свой театр. Видимо, это была судьба. В 1991 году бывший коллега пожаловался, что цирки остро нуждаются в хороших клоунах. Но как их найти? Я решила собрать клоунов в Москве — организовать международный фестиваль. Мне очень помог Никулин. Юрий Владимирович работал с мамой в одной программе, он и для меня был близким человеком, между собой мы Никулина звали «дед». Для фестиваля нужна была площадка. Я нашла ДК завода им. Ленина (теперь в нем располагается «Театр Терезы Дуровой». — Прим. ред.), и Никулин первым подписал соответствующее письмо московскому руководству, а за ним и все остальные, к кому я обратилась с этой просьбой. Юрий Владимирович не раз давал мне полезные советы и делал те звонки, после которых я уже могла идти в нужные кабинеты.
На фестиваль тогда приехало более 300 артистов из разных стран. Успех был огромный, и участникам не захотелось расставаться. Я договорилась с частью артистов, что мы еще пару недель будем показывать программу в столице. Правда, срок аренды ДК истек. И я пошла к Борису Брунову, худруку Театра эстрады. Он же был из цирковой семьи, дружил с моими родителями, а бывших цирковых не бывает! И Брунов помог, пустил в свой театр. Мы начали выступать. И именно тогда я поняла, что очень хочу сохранить артистов фестиваля как постоянную труппу. В 1993 году мы стали государственным «Театром клоунады». А потом рамки клоунады стали нам тесны. И с 2007 года мы — «Театр Терезы Дуровой», театр с музыкально-драматическими спектаклями по произведениям Марка Твена и Гоголя, Булгакова и Киплинга, Островского и Уайльда. Но основное наше направление — этника, театральные «путешествия» в разные страны. Работаем и для детей, и для подростков, и для взрослых. Конечно, трудностей за эти годы было немало. Например, в 1993-м вдруг исчез администратор вместе со всеми билетами. Нечего продавать в кассах, значит, нет и зарплат, и всего остального. Тут уж Никулин не поможет! Надо было понять, кому я перешла дорогу, кто реально контролирует в Москве концертные площадки.
— Вы имеете в виду рэкет?
— Можно это и так назвать... Я нашла этих важных людей, встретилась, объясняла, что у меня не эстрадное шоу под фанеру с дорогими билетами, а в основном детские спектакли, что это новый театр и прибыль просчитать невозможно. В общем, я никак не могу платить за разрешение выступать. А в ответ: «Забирай труппу и уезжай из Москвы на гастроли, иначе сдохнешь...» Страшно было. Но еще страшней — предать труппу, сказать своим артистам: «Извините, не получилось, до свидания». И я предложила этим важным людям отсрочку на год: «Если за год мы с моим театром сдохнем, то сдохнем — но сами. Только верните мне наши билеты...» Не успела доехать до театра, как все билеты были возвращены в московские театральные кассы...
— На сцене «Театриума» часто выступают выдающиеся артисты...
— Да, на сцене «Театриума», нашего «дома», помимо «Театра Терезы Дуровой» играет немало потрясающих актеров и трупп. Например, МХТ им. Чехова. Для Олега Павловича Табакова мы всегда выделяли комнату, куда ставили кровать, потому что он отдыхал, спал перед спектаклем. Константин Райкин, Мария Аронова, Марина Неелова — все они много раз тут играли. И все говорят, что у нас хорошая, теплая сцена...
А если говорить о собственных проектах «Театра Терезы Дуровой», которые мы постоянно запускаем параллельно с основной театральной деятельностью — спектаклями, то хочу вспомнить Элину Быстрицкую. В свое время Михаил Кожухов, ведущий телепрограмм о путешествиях, вместе с отчимом, великим артистом Алексеем Петренко, задумали телепроект «Звезда читает сказку». Искали место для съемки и обратились ко мне. С телепрограммой не срослось, но мы все стали друзьями, а с Лешей я даже поставила спектакль. Петренко говорил, что для него наши репетиции — это «сундук» с какими-то потрясающими секретами, которые не подвластны ему как драматическому актеру, но что он очень хочет познать их, покопаться в этом «сундуке». И он — суперпрофессионал — действительно у нас становился внимательным и исполнительным учеником.
Так вот о Быстрицкой. Когда телепроект со сказками у Кожухова не пошел, я спросила его: «Можно воплотить эту идею у нас в театре?» — «Конечно!» Вот в этот проект я и позвала Быстрицкую. Конечно, очень боялась — она же такая звезда! Элина Авраамовна пришла, мы разговорились, и через 10 минут меня отпустило. Передо мной сидела не только безумно красивая женщина, от которой невозможно оторвать глаз, — с ней еще было очень комфортно. Быстрицкая поразила меня и своим профессионализмом. Народной артистке СССР предстояло выступить всего перед 40 зрителями, 20 из которых дети, а она провела огромную работу. Мы долго выбирали книгу, потом Элина Авраамовна несколько раз приезжала в театр и читала сказку под секундомер. Детскую аудиторию удержать без жесткого хронометража невозможно, поэтому мы корректировали текст, чтобы уложиться в 25 минут. Детские сердца она в итоге покорила! Помню, когда зрители уже разошлись, в зале остался один мальчик лет семи. Он смотрел на Элину Авраамовну как завороженный, не дыша — не мог двигаться! Быстрицкая спросила: «Что ты хочешь, мальчик?» Он пролепетал: «Напишите мне на программке пожелание...» И она написала ему что-то очень теплое... После спектакля мы с Быстрицкой долго-долго болтали у меня в кабинете. Потом она спохватилась: «Ой, я забыла, что мне надо с собакой погулять!» Она безумно любила свою собаку...
Еще в этом проекте участвовали Ольга Дроздова и Дима Певцов. Они решили озвучить советские диафильмы. Очень смешно получилось: Дроздова стоит у экрана и читает закадровый текст, а Певцов сидит между зрителями на полу и крутит диафильм. Все дети зачарованно смотрят на красавицу Ольгу, а их мамаши — на красавца Диму...
— Вы ведь не только благодаря «Театру Терезы Дуровой» знакомы со многими кинозвездами?
— Да, еще и благодаря мужу. В нашу гостеприимную квартиру в Сокольниках приходило множество потрясающих людей. Вот раздается звонок в дверь. Открываю, а там стоит какой-то странный человек. Говорит «здрасте!» и смело проходит в квартиру. И только потом спрашивает: «А Сережа дома?» Зову мужа. Незнакомец улыбается: «Давайте познакомимся. Я — Юнгвальд-Хилькевич». А тогда только-только «Д’Артаньян и три мушкетера» прошли на телевидении. И продолжает: «Я прочитал вашу повесть и очень хочу снять по ней фильм. Давайте поработаем!» Так началась работа мужа в кино и наша долгая дружба с Георгием Юнгвальд-Хилькевичем.
Самый известный их фильм — «Выше радуги» с юными Димой Марьяновым и Володей Пресняковым, которых я много раз видела тогда на съемках — обычные мальчишки. А потом Марьянов, большой, мощный мужчина, играл на нашей площадке. А сын Володи Преснякова Никита у нас выступал, когда ему было лет восемь, со своей школой. Он подготовил песню, среди зрителей была вся его семья, включая Аллу Пугачеву. Никита вел себя очень тихо и скромно. А вот дочка Вали Юдашкина Галя, которая тоже училась в этой школе, оказалась побойчее. Спрашиваю ее: «Будешь петь на сцене?» — «Буду». — «А умеешь?» — «Нет». — «А танцевать будешь?» — «Буду». — «А умеешь?» — «Нет»...
В еще одном фильме Юнгвальд-Хилькевича и моего мужа — «Двое под одним зонтом» — главную роль играл Смоктуновский. Иннокентий Михайлович часто приходил к нам домой, чтобы обсудить с Сережей сценарий. Они подружились. В один прекрасный момент мы решили компанией махнуть в Пицунду. Я и муж приехали чуть раньше и поселились в Доме литераторов, а Смоктуновский с сыном Филиппом чуть позже, и жить должны были в Доме актера. И вот приходит к нам в гости Смоктуновский. Сережа спрашивает: «Как дела?» —
«Все нормально». — «Где поселились?» — «В администраторской». — «Где?!» Оказывается, Смоктуновскому номер, как положено, забронировали. Но какие-то девушки, которые жили там до него, решили задержаться на курорте еще на несколько дней. «Мы же не будем их выгонять, вот и согласились пожить в администраторской», — объяснил Иннокентий Михайлович. «Да вы что, обалдели?» — возмутился Сережа. И мы с мужем рванули в Дом актера. А Смоктуновский бежит за нами: «Да не трогайте девочек, они хотят отдохнуть, а мы с Филиппом как-нибудь перекантуемся...» Прибежали мы и увидели эту администраторскую: соседняя с гостиничной стойкой комната, то есть никакого покоя. И к тому же туалет в коридоре. Мы подняли скандал, и народному артисту дали положенный номер.
Смоктуновский вообще был очень скромным человеком. Помню, ему понравился костюм, который сшили для съемок. У Иннокентия Михайловича была «фрачная» фигура, прямая осанка, так что вся одежда на нем сидела отлично. А тут не просто костюм, а картинка! Но попросить подарить наряд Смоктуновский стеснялся. И тогда я сама решила поговорить об этом с Юнгвальд-Хилькевичем. Но он ответил: «Это невозможно, мы же должны отчитаться за каждый костюм». И вот пришли мы с мужем в Дом кино на премьеру, а потом в ресторан. И я вижу на Иннокентии Михайловиче тот самый шикарный наряд. Смоктуновский мне подмигнул, мол, узнаешь? Значит, я все-таки убедила Юнгвальд-Хилькевича.
На память о Георгии у нас дома висят наши с Сережей портреты. Он их сам написал и даже собственноручно повесил. Так же было и с портретом мужа кисти Александра Шилова, он —тогда еще совсем молодой художник — тоже сам вбивал гвоздь. Сначала Шилов заприметил меня в одной компании, подошел и предложил написать мой портрет. Шилов был очень модным художником, к нему очередь стояла. Но я представила, как часами сижу неподвижно, и замотала головой: «Нет, спасибо!» И подвинула к Шилову мужа: «А вот мой супруг вам попозирует!»
— Творческая атмосфера дома явно повлияла на вашего сына Артема, который стал драматургом и написал много пьес для «Театра Терезы Дуровой».
— Это произошло случайно! Артем много лет отработал журналистом — начинал вместе с Оскаром Кучерой на «Авторадио», вел программы на телевидении. А потом к нам в театр в проект «Звезда читает сказку» пришла Нонна Гришаева. Ей захотелось исполнить «Летучий корабль» по мультфильму с музыкой Максима Дунаевского. И я попросила Артема написать текст сказки. С этого все и началось. Кстати, тогда все вообще очень удачно сложилось. Надо было взять разрешение у Дунаевского. Но люди, у которых я пыталась найти его телефон, хором говорили одно и то же: «До Максима невозможно дозвониться! И с ним невозможно встретиться — он или сильно опаздывает на встречу, или вообще не приходит». Я приготовилась к трудным переговорам, набрала номер и... Максим тут же взял трубку! И в театр пришел минута в минуту! С тех пор мы с Дунаевским очень дружим, у нас идет еще один его спектакль — «Аленький цветочек». А в нашем с сыном творческом тандеме драматург — режиссер, окончательно сложившемся благодаря «Летучему кораблю», мы выпустили уже десяток музыкальных спектаклей. В этом сезоне успели «отправить» зрителей сначала в Шотландию на «Вересковом меде», а потом в Мексику с «Кукурузным человечком». И останавливаться в этой кругосветке не собираемся, на карте еще много точек, куда мы планируем махнуть вместе со зрителями «Театра Терезы Дуровой».
Статьи по теме: