"Умирать надо!" Лежачая пенсионерка из Казани оказалась не нужна ни медикам, ни соцзащите
Одинокую пенсионерку с прогрессирующей болезнью Паркинсона, которая, судя по всему, упала во время приступа, выписали из РКБ в тот же день, что и положили. После приступа Антонина Григорьевна не может ходить и связно разговаривать — поэтому её дочь, Марина Лебединская, живущая за семь с половиной тысяч километров от Казани, в Хабаровске, оставила там ребенка-инвалида и спешно вылетела в столицу Татарстана, где столкнулась с очередной проблемой. В отделе соцзащиты ей заявили, что возьмут под свою опеку Антонину Григорьевну лишь после того, как та через суд будет признана недееспособной.
12 августа кандидат в президенты РТ Рустам Минниханов рассказывал на встрече со своими доверенными лицами, как он собирается "повышать качество жизни наших граждан". "Самая главная задача — это качественное образование, здоровье наших граждан, перспектива будущего. Вот эти вопросы очень важны", — в восхищении цитировали действующего и, судя по всему, еще как минимум один срок не собирающегося покидать свой пост главу республики провластные СМИ.
В "хрущевской" двушке Антонины Башкировой мы на этой же неделе обсуждали с её дочерью куда менее головокружительные перспективы. Сколько еще планирует пробыть в Казани Марина Алексеевна. И кто без нее будет заботиться о её маме. Антонина Григорьевна лежала на застеленном дешевенькой простынкой диване и, вслушиваясь в наш диалог, периодически пыталась присоединиться к разговору. К сожалению, понять её порою было трудно, а чаще всего — невозможно.
На стареньком советском серванте — икона, снимок Антонины Григорьевны в молодости и отрывной календарь.
Мама, рассказывает Марина Алексеевна, каждый день скрупулезно вырывала по листочку. Последний раз она сделала это 27 июля. В этот же день они созвонились в последний раз — и никаких сложностей в общении не возникло. Вновь, как и не раз до этого, обсуждали протесты в Хабаровске. 83-летняя Антонина Григорьевна продолжала интересоваться событиями в стране и мире, целыми днями смотрела телевизор и слушала радио, заверяет дочь.
А 29 июля соседи обнаружили её на лестничной клетке, в ступоре, с лицом, покрытым синяками. Соседки завели пенсионерку домой и вызвали скорую. Чтобы неотложка гарантированно приехала, кто-то предложил сообщить про инсульт. Что случилось с Антониной Григорьевной, так никто и не узнал.
"МЕНЯ ХОТЬ РАЗРУБИ НАПОПОЛАМ"
— Синяки страшные, как будто её били. Но наверняка она просто упала. Из-за Паркинсона, — рассуждает Марина Алексеевна. — Болезнь у мамы прогрессирует. Я приезжала в сентябре, года три назад, и стала наблюдать. Думала, у нее сердце, она же с инфарктом лежала два раза в реанимации. А в 2017-м проявилась болезнь Паркинсона. И таблетки, — дочь показывает на большую пачку на столе, — она, видимо, не принимала. Следить некому было за ней, сама по себе! Что-то пила, что-то не пила… Вот 9 мая мы с ней разговаривали, она говорит: "Ездила на кладбище, еле дошла, мне помог мужчина дойти до нашей ограды. А обратно, говорит, я шла сама. До какой-нибудь ограды дойду — постою. Отдохну — опять пойду".
— И до сих пор у нее никакого опекуна не было?
— Не было. Я еще говорила: "Мама, тебе нужен человек, чтобы тебе помогал, приносил продукты...". — "Нет, не надо!" До последнего была сама, на своих ногах…
Антонину Григорьевну привезли в РКБ. Состояние пенсионерки, свидетельствуют соседки, а также двоюродный брат Марины Алексеевны с женой, было ужасное. Лицо и шея в страшных гематомах, пока женщину спускали по лестнице вниз, она кричала.
А в больнице, рассказывает дочь, Башкирову "осмотрели, сделали компьютерную томографию, выставили ей диагнозы все, сделали рекомендацию и… отправили домой".
— Меня задевает, что так отнеслись к человеку. А если бы она умерла? Тридцать первого я уже прилетела в Казань: она была дома, уже наняли сиделку… давление высокое держалось. Думаю, как это так, её выписали из больницы с таким давлением? 240 на 140? Она же могла умереть тут же!
— И привез её сюда ваш двоюродный брат?
— Да, двоюродный брат на машине. Они её тоже не могли поднять, так как он сам болеет, ему нельзя тяжелое поднимать после операции. И его жена попросила ребят, они вот на этот стул посадили её и подняли в квартиру.
Человек старый, уже не ходит, отказали ноги. Как ей идти, как её транспортировать такую тяжелую? Ну хотя бы неделю можно было понаблюдать, покапать… Понаблюдать хотя бы неделю за ней!
— И вам пришлось откладывать срочно все дела…
— Да. И лететь срочно из Хабаровска. Несмотря на то, что у меня у самой дочь — инвалид первой группы, тяжелая. У неё спинальная мышечная атрофия. Я сейчас там дочь бросила тоже на людей, попросила… Меня хоть разруби напополам. Одну половину надо здесь оставить, а другую — там.
"У МЕНЯ ПРОСТО НЕТ ВЫХОДА..."
— Мама теперь не сможет ходить самостоятельно?
— Я вот с врачом терапевтом, когда вызвала её, говорю: "Она поднимется на ноги?" — "Нет". Я её вызвала не 31-го, я её вызвала в понедельник (судя по всему, уже 3 августа — "Idel.Реалии"). Она приехала в семь вечера, посмотрела, выписку сделала, сказала: "Если состояние будет хуже, вызывайте скорую". "Почему, — говорит, — они не положили её, я не знаю".
— Терапевт этому явно удивилась?
— Да. Она ещё позвонила туда, спросила, а почему вот так?
— И что там ответили?
— Ну-у-у… Она говорит: "Ну если даже на скорой её увезут, вы же не захотите опять её везти". Я говорю: "Конечно, чего её дергать туда-сюда?" Я её не подниму, она ногами не ходит!
— И как вы будете выходить из этой ситуации, вы уже представили себе?
— Ну мы договариваемся… Потому что мне надо всё равно… Я не могу здесь долго сидеть. У меня же там тоже инвалид, я являюсь попечителем. Не дай бог, и она свалится, будет лежать никакая. Мы договариваемся с пансионатом.
— А соцзащита?
— Я обращалась в соцзащиту [Приволжского района Казани], это бесполезный номер. Это хождение по мукам, — пытается копировать интонацию соцработницы. — "Идите в суд, подавайте дела в суд..." Пока суд рассмотрит, что она недееспособная… Сколько ждать? Где-то полгода наверное, пока будет вынесено решение суда? "Потом придёте в администрацию..." Смысл?
— То есть теперь, когда вам понадобился соцработник, соцзащита говорит, что только через суд они могут это?
— Да. Сначала, говорит, оформляйте через суд это дело, ждите, как вам вынесут решение, признают её недееспособной. Потом придёте к нам… Да она на ладан дышит!
— А пансионат — частная структура?
— Да, частная. Туда вот, за Раифой.
— Наверное, не бесплатно всё это?
— Ну, конечно, надо будет оплачивать. Но там она хоть будет под присмотром, накормленная… А что теперь делать? У меня выхода нету просто. У меня просто нет выхода…
"ХОТЯ БЫ НЕДЕЛЮ НА КАПЕЛЬНИЦЕ ПОДЕРЖАЛИ..."
Я пытаюсь поговорить с самой Антониной Григорьевной.
— Ну, попробуйте. Но что она может сказать, — вздыхает дочь.
Добиваюсь, честно говоря, немного. Женщина называет имена родственников. Когда касаюсь больничной темы, скорбно и отчетливо произносит "Обидели меня!" — и воздевает руки к потолку.
Дальше у меня уже не получается не разобрать.
— У нее было сотрясение головного мозга наверняка, — уверена Марина Алексеевна. — Потому что её сильно тошнило. Я даже слышала по телефону. Со мной разговаривают, а я слышу её состояние. И с ней была сиделка. Говорит, ее даже сильно тошнило. Состояние, конечно, было... Видели же какое. Я удалила те кадры, там даже было видео — как она кричала, когда её выводили соседи в скорую. Аж страшно было.
В консультации за подписью дежурного врача-невролога из РКБ (копия есть в распоряжении редакции) о возможном сотрясении мозга, правда, ни слова. Диагностированы: цереброваскулярная болезнь, хроническая ишемия головного мозга, болезнь Паркинсона четвертой стадии. Рекомендованы (помимо ряда лекарственных препаратов) контроль и наблюдение врачей-специалистов по месту жительства. Томография выявила еще одну патологию — обызвествленная менингиома, 9 на 8 мм.
Дочь подозревает, что у матери мог быть и инсульт.
— Ей даже препарат выписали от инсульта, вот она пьёт, — говорит Марина Алексеевна, демонстрируя мне соответствующую коробочку.
— И её с таким-то букетом выписывают домой? — удивляюсь я. — Получается, пожилой человек в таком состоянии у нас, никому кроме родственников не нужен. Ни медикам, ни соцзащите…
— Ни-ко-му! — отчётливо, по слогам выговаривает дочь. — Сказали: поезжай, бабушка, обратно. А как ехать, когда ноги даже не шли? И одна-одинокая. Тем более сказали родственники: она одинокая, у неё нет никого. В больнице вот даже… хотя бы неделю, хотя бы на капельнице подержали, понаблюдали…Там же ничего такого существенного не просилось. Хотя бы до меня! Я бы приехала через неделю...
"МЫ — ОТРАБОТАННЫЙ РЕСУРС"
— Я так понимаю, в больницах сейчас нет даже санитарок — оптимизировали…
— Я всё понимаю, но когда в таком-то критическом состоянии человек — ну как так-то? Как так? Ну как так можно? Это ж с любым… Сегодня моя мама, завтра — другой такой же будет человек.
— А как вы считаете, в чем причина, почему наше государство совсем не заботится о пожилых людях в таком вот состоянии?
— Да потому что они им не нужны! Это уже отработанный ресурс, зачем они им? И я вот, мне шестьдесят лет, и я им тоже не нужна. Зачем им выплачивать пенсию мне? Зачем? Несмотря на то, что я на производстве тоже отработала больше тридцати лет. На одном месте!
— Ну в других-то государствах пенсионеры, получается, нужны?
— Ну там совсем всё по-другому происходит. А у нас — вот так. Мы никому здесь не нужны, ни здоровые, ни больные. Никакие… У меня вон у дочери, она инвалид первой группы, подруга, такое же заболевание. И она находится в Германии. Ей коляску инвалидную бесплатно предоставили. Лечение, реабилитацию — бесплатно она проходит. Сейчас ей будут делать препараты, согласно её заболеванию, американские — тоже бесплатно! А у нас даже деткам маленьким, которым уже по годику, и которых можно поставить на ноги, родители обращаются в суды и судятся, потому что им, этим детям, не предоставляют этого лекарства.
Я рассматриваю старые фото Антонины Григорьевны, Лебединская пересказывает мне трудовую биографию своей мамы. История типична — работала много лет на заводе Искож, сначала сушильщицей, потом — в цехе пленки. Есть звание ветерана труда, уверяет Марина Алексеевна и находит награду — медаль. Правда, это медаль не ветерана труда, а юбилейная награда — "В память 1000-летия Казани".
Помимо казанцев — участников Великой Отечественной войны и граждан, "внесших значительный вклад в развитие города", этой медалью в дни празднования 1000-летия награждались "труженики тыла, работавшие в период Великой Отечественной войны 1941—1945 годов в городе Казани не менее шести месяцев либо награждённые орденами и медалями СССР за самоотверженный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов, ветераны труда".
Впрочем, эта награда уже вряд ли сыграет значительную роль в дальнейшей судьбе Антонины Григорьевны.
— Как все оформлю, все сделаю, вернусь обратно в Хабаровск, — делится планами Марина Алексеевна. — Даже если мы будем в пансионате, я хочу съездить и посмотреть, как она там будет… До конца месяца, наверное, я буду здесь. И еще в сентябре, наверное, придется прихватить мне.
— Вы тоже уже на пенсии?
— Да. Мне 60 лет самой 15 августа исполнится.
— Доход семейный, наверное, очень скромный?
— Да какой там доход? Пенсия мизерная. Хоть я на Дальнем Востоке, всё равно мизерная пенсия.
— Вы представляли себе, как скоро все ваши сбережения кончатся, если мама будет лежать в пансионате платном?
— Я представляю себе. Ну а что делать? Выхода больше нет никакого.
— То есть, судиться с соцзащитой, вы считаете, бесполезно?
— Да бесполезно, конечно. Это пройдет сколько времени! Это хождение по мукам просто будет, — обреченно подытоживает Лебединская. — Я сегодня начну оформлять, а завтра — раз! Или через два месяца. И всё. Исход будет никакой.
— Умирать пора уже, — вскрикивает Антонина Григорьевна, слушавшая наш разговор. — Умирать надо... — И сотрясается в рыданиях.
А я, уходя, не могу не затронуть тему, которая прямого отношения к ситуации Антонины Григорьевны, конечно, не имеет, но которая, в конечном счете, объясняет и её.
— У вас в Хабаровском крае с приходом Фургала что-то изменилось? Вы это почувствовали? Или осталось так же, как и везде в России?
— Вы знаете, намного стало лучше с чем… Во-первых, когда он вступил на должность губернатора, он сократил зарплату чиновникам, он стал добиваться, чтобы детям, которые с интерната… стал помогать им с квартирами — они жилье вообще не получали! Он бесплатное питание для детей сделал в школе. Он много-много чего сделал всё равно, у нас такого не было!
— Получается, если власть избрана народом, а не назначена, она поворачивается к народу лицом?
— Конечно. У нас и Комсомольск, и Хабаровск, и Охотск, и Благовещенск — они все стоят за губернатора Фургала.
— Сами ходили, протестовали?
— Нет, у меня дочь — инвалид, я не могу её бросить тоже… Но до сих пор идут митинги всё равно, и люди выходят.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.