Идеалисты-3
Ну а через год, в мае 1876 года, России понадобилась германская поддержка в Восточном вопросе. В войну с Турцией вступили Сербия и Черногория, а в Болгарии началось восстание. Бисмарк решил не вспоминать демарш годичной давности, он заявил в беседе с Убри прямо: «не пора ли моему превосходному другу Горчакову покончить с остатками договора 1856 года?». Больше всего в разделе Балкан Россию беспокоила позиция Англии, и тут Бисмарк выдал четкий план, придерживаясь которого Россия вполне могла решить Восточный вопрос в свою пользу. Он сказал – Берлин поддержит Петербург в случае осложнений с Англией, но непременное условие, которое ставит Германия – Россия должна договориться с Веной по разделу Балкан и определить, что кому отойдет. Если это устроит Александра II – действуйте.
Скажем прямо, лучшего подарка от Германии сложно было бы придумать. Но ответ Горчакова ошеломляет: «Нет! Правительство Российской империи не даст себя завлечь планами завоевания Константинополя и Босфора». Извините, это что??? Как можно одной стороной головы мечтать о Проливах, а второй – отвергать подобные мысли? Как хотите, это не политика, это ее подобие.
Тем не менее, сама логика событий вела Петербург к тому, что Бисмарк совершенно прав. И Горчакову срочно надо было договориться с Австро-Венгрией. Горчаков настаивал на автономии Боснии и Герцеговины под султанским сюзеренитетом, граф Андраши говорил, что цена нейтралитета в пользу России в будущей войне с Турцией – это уступка Австро-Венгрии территорий Боснии и Герцеговины. Горчаков предлагал послать международную эскадру в Адриатику для давления на Турцию, Андраши вполне логично говорил – сейчас мы с вами будущее европейской Турции решаем вдвоем, в случае посылки эскадры свои претензии предъявят Англия, Франция и Италия. Нам это надо? К тому же Англия в 1875 году купили 44% акций Суэцкого канала, и теперь Левант приобрел для Лондона настоящую ценность, зачем допускать такого игрока за стол переговоров? Кроме того, правительство Англии настроено сейчас явно антироссийски из-за миссии вашего полковника Фадеева в Египте.
Андраши намекал вот на что: русский посол в Стамбуле граф Игнатьев вел какую-то свою игру, совершенно отдельно от Горчакова и царя. Весной 1875 года он организовал в Египет поездку полковника Фадеева, который встретился с тамошним правителем Исмаил-пашой, и имел с ним продолжительную беседу. «В результате они договорились, что русские офицеры станут командовать армией хедива, а сам Фадеев получил предложение «принять заведование египетской армией». Игнатьев с Фадеевым предполагали, что в период разрастания кризиса в Османской империи надо всемерно укреплять российские позиции на ее территориях, оказывать поддержку «всем сепаратистским стремлениям в Турции» и стараться объединить всех противников султана «под рукою Константинопольского посольства» России, то есть, по сути, самого Игнатьева».
На встрече в сентябре 1875 года Фадеев и Исмаил договорились до того, что как только Россия вступит в войну с Турцией, Египет двинет свою армию в Сирию, дабы ударить в тыл войскам султана. То есть начнется неконтролируемый распад Османской империи. Слухи об этом дошли до Лондона, и разразился огромный скандал, Горчаков полностью дезавуировал Игнатьева, и активность русских спецслужб в Египте была свернута. А сам Исмаил, выслушав Фадеева, решил вторгнуться не в Сирию, а… в Эфиопию, где три раза потерпел поражение.
Меж тем в Турции власть началась шататься. 30 мая 1876 года был свергнут султан Абдул-Азис. Он был обвинен младотурками в уступчивости неверным, низложен и вскоре убит. Преемником был провозглашен его племянник Мурад V, который, однако, тоже не задержался на престоле и очень скоро был заменен своим братом Абдул‑Гамидом. Казалось, распад Османской империи начался.
Однако младотурки решили после череды переворотов укрепить центральную власть. К маю 1876 года вся Болгария была залита кровью, восстание фактически подавлено. Далее 100-тысячная турецкая армия двинулась в Сербию. В двух сражениях сербы были разгромлены. Князь Сербии Милан Обренович телеграфировал Александру II, умоляя его спасти Сербию. На следующий день Россия предъявила Турции ультиматум, согласно которому Стамбулу давалось 48 часов, дабы заключить перемирие с Сербией и Черногорией. Турки согласились, и было заключено перемирие на два месяца.
По идее, Россия весной-летом 1876 года упустила самый выгодный момент для вступления в войну. Судите сами – армии Турции были разбросаны на гигантском пространстве между Сербией и Черногорией с одной стороны, и Болгарией – с другой. Переход российских войск через Дунай в этом случае отразить было просто нечем. В чем же была проблема? Да в российской политике, возглавляемой князем Горчаковым!
Например, вот его телеграмма послу в Лондоне Шувалову от 14 июня 1876 года (Дизраэли уже сообщил русским, что не против договориться о разделе Турции): «Мы находим, что… нет повода желать, чтобы на Востоке вспыхнул окончательный кризис, так как обстоятельства недостаточно созрели еще для такого решения». Если перевести на нормальный русский – мы не хотим вмешиваться в развал Турции, ничего не требуем, и вам не советуем. А если подходить к таким словам с известной долей паранойи, которая на тот момент обуревала британский кабинет министров, то можно понять фразу Горчакова так: «у нас есть свои планы раздела Турции, но вам мы о них не расскажем, и вы будете поставлены перед свершившимся фактом». Естественно, это нервировало английскую дипломатию, заставляя противодействовать любым инициативам России. Собственно, на это Горчакову и намекнули, когда граф Дерби прислал ответную депешу, в которой говорилось: «слова и поступки русских агентов на Востоке не всегда соответствуют личным взглядам императора». И опять ответ Горчакова обескураживает. По поводу возможной поддержки Сербии и Черногории он звучал следующим образом: «предоставить обе стороны на произвол судьбы: пусть оружие и решит, которая сторона одолеет и которая погибнет». Но вот, как мы уже говорили, Сербия разгромлена, и – ультиматум русских к туркам.
То есть политика абсолютно непоследовательная. Ну а если относиться к ней предвзято – начинает казаться, что у русских есть какой-то «хитрый план», в который они не хотят посвящать другие державы.
И опять – полный прокол, только на этот раз уже с Веной. После сербско-турецкого перемирия Горчаков предлагает передать Сербии и Черногории часть территорий Боснии и Герцеговины. Здесь уже на дыбы встала Вена – России с лета 1875 года было известно об экспансионистских планах Австро-Венгрии по поводу этих земель, а теперь русские хотят действовать вразрез договоренностям?
Война Турции и Сербии стала детонатором для настоящего взрыва русского общества. Вся Россия требовала вступления в войну с Османской империей, и ни Александр II, ни Горчаков не могли это игнорировать. Лишь редкие люди в правительстве и в элите сохранили голову. Вот, например, министр государственных имуществ Валуев: «Мы дошли до славянофильского онанизма. Вся Россия в бесплодной лихорадке… Все бредят южными славянами, не разбирая даже и не ведая, кто они». Или князь Вяземский: «Хороши сербы! Россия стряхнула с себя татарское иго, а после наполеоновское своими руками, а не хныкала и не попрошайничала помощи у соседей. Неужели мы своими боками, кровью своей, может быть, будущим благоденствием своим должны жертвовать для того, чтобы сербы здравствовали? Сербы – сербами, а русские – русскими. В том‑то и главная погрешность, главное недоразумение наше, что мы считаем себя более славянами, чем русскими. Русская кровь у нас на заднем плане, а впереди – славянолюбие».
В принципе, эти две позиции трудно признать неразумными. Как говорил профессор Преображенский в «Собачьем сердце», голодающих детей Германии мне, конечно, жалко, но денег не дам. Прежде всего, стоило понять, что Россия получит от поддержки восставших. Какие бонусы ее население получит. А ответ был прост – никаких. Просто потому, что братья-славяне были далеко, да и преследовали свои шкурные интересы, начиная эту войну. Мы ведь с вами обладаем послезнанием? После того как Россия открыла боевые действия против Турции, особенно в период плевненского сидения, сербский князь строго соблюдал формальный мир с Портой, ориентировался на советы из Вены и вовсе не спешил помогать своим русским заступникам. Милан преспокойно отсиживался в Белграде и ждал, чья же возьмет. Вступил князь в войну только в начале декабря 1877 года, когда ее исход был уже предрешен. Почему-то славянское братство в отношении России всегда играло только в одну сторону.
Суэцкий канал, 1869 год.