Аналитика-Политика: Игра на опережение
18 марта в России будет отмечаться годовщина присоединения Крыма и Севастополя. По сути, минувший с этого момента год стал не просто знаковым, а переломным в контексте всей новейшей истории страны.
После 14 лет «сосредоточения» в горчаковских традициях, отечественная дипломатия нацелилась на реализацию масштабного геополитического проекта, рассчитанного не на год-два, а на долгосрочную перспективу, с учетом глобальных тенденций и потенциальных угроз национальной безопасности.
На сегодня результаты первых шагов в этом направлении встречают диаметрально противоположную реакцию. С одной стороны, в самой России произошедшие сдвиги привели к беспрецедентному национальному подъему и сплочению, которые, к сожалению, пока что лишены какой-либо внутренней рефлексии и попыток всесторонне проанализировать дальнейшее развитие событий.
С другой, в странах Запада распространилась прямо противоположная точка зрения – о неизбежно фатальных последствиях общей конфронтационной динамики и курса на санкционное давление для российской государственности в целом, и действующего президента в частности.
Уязвимая сторона обоих подходов заключается в том, что они, как правило, сосредоточены исключительно на крымско-украинской тематике, и не учитывают широкий спектр инициатив, которые также ложатся в русло обновленной стратегии внешней политики РФ. Это и расширение Евразийского экономического союза, и заключение договоров с Абхазией и Южной Осетией, и курс на развитие альтернативных «большой восьмерке» международных площадок – в первую очередь, БРИКС. Только комплексно взглянув на итоги «года внешнеполитического перелома», можно прийти к концептуальным выводам относительно эффективности дипломатического разворота России.
Во-первых, в центре всей наблюдающейся динамики остается вопрос о жизнеспособности ЕАЭС как уникальной региональной интеграционной структуры. В отличие от таких организаций, как СНГ, и, с оговорками, ОДКБ, рождение Евразийского союза стало не результатом попыток постсоветских руководителей минимизировать негативный эффект от распада СССР – соответствующая идея была спровоцирована естественным ходом территориальной экспансии ЕС, и, по факту, являлась безальтернативной. Не способная к интеграции в состав Евросоюза (в связи с комплексом объективных факторов) Россия, без конкретных предложений по переформатированию взаимодействия с ближайшими соседями, имела реальные шансы оказаться в частичной экономической изоляции в течение ближайших 10-15 лет. Именно с этими опасениями и были связаны столь резонансные действия по удержанию Украины в рамках евразийского экономического пространства. Работая на опережение, Москва получила ощутимое стратегическое преимущество.
В то время как ЕАЭС продолжает расширяться, за год пополнившись Арменией и согласовав вопрос о членстве Кыргызстана, заключение Брюсселем соглашений об ассоциации с Молдовой, Грузией и Украиной не способствовало обозначению перспектив передвижения границ Евросоюза. С учетом неурегулированности проблемы Приднестровья, особой позиции Гагаузии и внутреннего раскола шансы Кишинева на прорыв в диалоге с ЕС остаются призрачными. То же самое, в свете заключения договоров РФ с Сухумом и Цхинвалом, касается и официального Тбилиси, не желающего признавать независимость двух республик. Наконец, еврооптимизм Киева будет долгие годы страдать от нерешенности крымского вопроса и сохранения донбасского сецессионизма.
Использование этих «болевых точек» вкупе с форсированным развитием институтов ЕАЭС способствует перманентному превалированию евразийского проекта (который в дальнейшем может быть поддержан диалогом на пространстве ШОС) над европейским.
Однако сохранение экономического лидерства не реалистично без его военно-политического сопровождения – в особенности в связи с тесной увязкой расширения ЕС с ростом активности НАТО на обозначенных направлениях. Нередко в идеологическом плане именно присоединение стран бывшего соцблока к Альянсу являлось первым этапом на пути к их вхождению в Евросоюз.
Недаром бывшие президенты Украины и Грузии Виктор Ющенко и Михаил Саакашвили вплоть до 2008 года с напором добивались получения плана действий по членству в НАТО. Война в Южной Осетии временно приостановила эти попытки, но было бы ошибкой утверждать, что о прежних амбициях в Киеве и Тбилиси забыли. При том, что нынешнее грузинское руководство, состоящее преимущественно из сторонников и однопартийцев Бидзины Иванишвили, настроено реалистично и не планирует идти на обострение, его позиции остаются крайне шаткими.
Не без поддержки со стороны симпатизантов из Вашингтона и Брюсселя, последователи Саакашвили из Единого национального движения продолжают масштабную протестную кампанию (в том числе против диалога с РФ как такового), сотрудничество с ними начал экс-министр обороны Ираклий Аласания, а президент Маргвелашвили находится в выжидательном положении. По мере усугубления экономического кризиса в стране нельзя исключать попыток организации второй «революции роз» – с возвращением к власти апологетов силового давления на Абхазию и РЮО.
Превентивно заключив с ними договоры о глубочайшем уровне интеграции, Москва не только пресечет на корню эти усилия, но и не допустит попыток внутренней дестабилизации ситуации в республиках. Аналогичный барьер на пути к практической реализации евро-атлантических амбиций создан и на Украине – не только через присоединение Крыма, но и за счет донбасского фактора.
Соглашение от 12 февраля окончательно связало руки Киеву, поставив его в зависимость от обязательства начать диалог с ДНР и ЛНР, гарантированного, в свою очередь, Германией и Францией. Если воссоединение с народными республиками окажется успешным, Донбасс, благодаря сохраняющимся сепаратистским настроениям и угрозе возобновления военных действий, сможет годами блокировать интенсификацию взаимодействия Украины с НАТО. Если же Киев, вследствие внутреннего переворота или отказа Порошенко от выполнения соглашения, не пойдет на его претворение в жизнь, закрепление на юго-востоке Украины неподконтрольного образования (с возможностью его расползания), также поставит крест на надеждах на сближение с Брюсселем. В случае же с Молдовой стоит надеяться в основном на психологический эффект от украинских событий и осознание правящей коалицией всех рисков размораживания приднестровского конфликта, как и усиления разногласий с Гагаузией.
Наконец, «новый курс» российского руководства в ближнем зарубежье позволяет превентивно реагировать на те риски, которые напрямую не связаны с текущей конфронтацией на евроатлантическом направлении. Так, присоединение Крыма и обновление нормативно-правовой базы в отношениях с Сухумом и Цхинвалом создает надежный заслон на пути проникновения на юг России ближневосточных экстремистских течений.
Безусловно, хаотизация Ближнего Востока после «арабской весны» и укрепление позиций радикалов-исламистов сегодня угрожает РФ лишь опосредованно, но в ближайшем будущем, по оценке спецслужб, сотрудничающие с «Исламским государством» силы могут вплотную подобраться к нашим южным границам. Известно, что до прошлогодних событий Крым представлял собой плодотворную среду для деятельности идейно близких ИГИЛ движений, лишь впоследствии ликвидированных ФСБ.
В свою очередь Абхазия, благодаря расположению в черноморском регионе, оставалась слабым звеном перед лицом угрозы транзита в Россию экстремистов из граничащей с Турцией зоны сирийского конфликта. Частично этот фактор мог быть использован и грузинскими властями, которые в прошлом уже предоставляли антироссийским боевикам все возможности для подрывной работы на абхазской территории. Теперь же Москва получила карт-бланш на усиление присутствия в проблемных районах, который может быть использован и для противодействия исламистской волне последних лет.
Бесспорно, пока что мы наблюдаем лишь за первыми движениями России в сторону достижения более существенных целей. В частности, евразийская интеграция не сможет не застопориться как без подключения к соответствующим процессам партнеров РФ по ШОС и БРИКС, так и без поиска компромисса с Европой по санкционному вопросу, ныне отталкивающему Астану, Минск, Ереван и Бишкек.
Укрепление периметра безопасности в Крыму и в ближнем Закавказье крайне трудоемко в условиях кризиса и требует привлечения ресурсов ОДКБ – при всей косности данной организации. Наконец, позиционирование Москвы в изменившихся условиях все еще не опирается на логичную идеологическую платформу внутри страны, что ведет и к непониманию ее мотивов и планов даже ближайшими союзниками.
Решение всех этих задач в целом невозможно без структурных реформ и полноценной мобилизации всего сосредоточенного на них государственного аппарата. Но развернуться в обратном направлении российской дипломатии уже не удастся – попутный ветер пойман, и попытки противостоять ему приведут к еще более непредсказуемым и тяжелым последствиям, в том числе внутриполитического характера.
Ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры Антон Гришанов специально для «Актуальных комментариев»