Когда не хватает джаза

Этой осенью в Чебоксарах музыка на любой вкус — от авангардной классики к юбилею Софии Губайдулиной до концертов чувашской эстрады, но долгими ноябрьскими вечерами хочется присесть у стойки бара и погрустить под хрипловатые звуки саксофона. К сожалению, джаз у нас играют нечасто. В полной мере насладиться звучанием духовых инструментов горожане могут, пожалуй, только на концертах Концертно-духового оркестра, с художественным руководителем которого, Владимиром Петровым, и поговорила корреспондент «СЧ»…

— Расскажите немного о вашем коллективе. В чем его специфика, какой состав, сколько человек сейчас в нем работает?
— На данный момент мы — единственный в республике профессиональный духовой оркестр. В коллективе, считая музыкантов и административный персонал, 20 человек. Если идти по партитуре, это флейта (раньше было две, сейчас одна), два человека совмещают кларнет и саксофон, два человека играют только на саксофонах, два человека совмещают тромбон и духовой баритон (он как раз характерен именно для духовых оркестров), есть тромбон и туба, четыре трубы, ну и ритм-секция — гитара, бас-гитара, клавиши, два человека на ударных инструментах.

К сожалению, в Чувашии осталось очень мало любительских коллективов (они есть, но их, наверное, можно по пальцам пересчитать), что очень жаль, потому что в советские времена при каждом предприятии был свой духовой оркестр. В Канаше на вагоноремонтном заводе было пять составов, численность общего сводного оркестра — больше 150 человек. Когда я получал свое третье высшее образование, как раз изучал тему духовых оркестров, духового искусства в Чувашии. Раньше эта тема была очень развита, но в связи с распадом Союза и прекращением финансирования, а также тенденциями современной музыки, видимо, интерес у молодежи пропал, и духовые инструменты в большинстве своем перекочевали в цветмет.
— У вас и репертуар, должно быть, какой-то специфический…
— Репертуар довольно разнообразный, широкий, тут мы пытаемся быть универсальными. Это и классическая академическая музыка, и духовая (она обычно ассоциируется для большинства с военными духовыми оркестрами) — это марши, вальсы. Также мы играем и эстраду, и джаз. И даже популярную музыку — у нас есть целый пласт современных произведений, которые звучат сейчас по радио (музыка последних лет в переложении для оркестра). Тут ведь очень многое зависит от аранжировки. При всем минимализме современной популярной музыки (чем дальше, тем проще и доступнее) и у нас в стране, и за рубежом есть аранжировщики, которые перекладывают это для оркестровых составов так, что все играет новыми красками. Молодежи это очень нравится.
— А где вы репетируете и где можно вас услышать?
— С репетиционной базой у нас отдельная история. Мы базировались в ДК Хузангая, но уже последние года полтора там идет перманентный ремонт, так что пока нас приютила библиотека имени Сеспеля, у них есть зал, где мы и репетируем, и даем концерты. Но есть надежда, что после Нового года мы вернемся обратно.
— 25 лет — это довольно долгая история. Сколько из них вы возглавляете оркестр? Какие изменения произошли в нем за это время?
— Оркестр был создан в 1996 году по инициативе тогдашнего мэра Анатолия Игумнова и управления культуры города. Несмотря на кризисные годы, была в нем большая потребность. Первым руководителем, который его и создавал, был Арнольд Бударин. Другие мои предшественники — Александр Зинаков, Сергей Бородулин и Алексей Иванов, а сам я возглавляю оркестр с августа 2013 года. Все это время я понемногу пытаюсь его реформировать. Музыканты, конечно, жалуются: после того, как они годами играли примерно одну и ту же программу, пришлось осваивать много нового. Сейчас они ворчат, что ноты девать некуда. У нас есть папки с разным репертуаром — сейчас их уже больше двенадцати, относительно постоянно мы исполняем более 500 произведений разной тематики.
Первоначально коллектив был чуть больше, около 30 человек (вообще для духовых оркестров это и является нормой), но потом состав несколько раз сокращался. Тут у меня немного есть зависть, потому что, пересекаясь с руководителями оркестров на фестивалях и конкурсах, вижу многие по 30-60 человек. Дело ведь не только в самом количестве, а в сложности произведений, которые они могут позволить себе исполнить. Нашего состава на многое не хватает.
— А что же еще нужно?
— Очень хотелось бы включить валторны, расширить состав деревянных духовых — гобой, фагот… На данный момент состав ближе к бэнду, классическому эстрадно-джазовому оркестру, где есть пять саксофонов, четыре тромбона, четыре трубы, ритм-секция. Тут мы укладываемся почти идеально, эстрада у нас звучит хорошо. А вот чтобы играть переложения для большого духового оркестра, нужны еще деревянные духовые, больше перкуссии (литавры, маракасы, виброфоны). И у нас только два баритона — их хотелось бы побольше, как и в целом медных духовых.
— Ездите ли вы на гастроли, участвуете в конкурсах?
— Раньше оркестр выезжал довольно редко, но с моим появлением мы постепенно стали делать это чаще, два-три раза в год. Я считаю, что оркестры, как любые творческие коллективы, должны работать не только на своей площадке. Потому что, во-первых, во время фестивалей и конкурсов опытом обмениваются и руководители, и музыканты, а без этого развитие, движение вперед невозможно.
Из того, что больше всего запомнилось, — мы ездили в Уфу на «Марафон классической музыки». Это очень интересный опыт: три-четыре оркестра собираются в парке, сидят в ряд и играют по нескольку пьес то один, то другой — такая свое-образная битва коллективов. Несколько лет подряд ездили на «Фанфары Казани» — фестиваль, приуроченный ко Дню города, в конце августа. В прошлом году в межпандемийное окошко успели съездить в Пермь на «Фанфары Победы», посвященный 75-летию Великой Победы. Там очень впечатлило отношение региональных и городских властей к оркестрам. У них есть оркестр в театре оперы и балета, но нет симфонического, и его роль как раз выполняет Пермский губернский духовой. У них прекрасный состав и по инструментам, и по численности — больше 50 человек, красивая новая форма, несколько комплектов инструментов (для помещений и для улицы).
В Петербурге участвовали в акции «Поем гимн всей страной», где со всей России собирались музыканты и ставили рекорд Гиннесса. Вы, наверное, помните, там участвовали и наши хоры — они расположились на зрительских местах, а на сцене собралось около 10000 музыкантов со всей страны. Ездили на Всероссийский фестиваль духовых оркестров на ВДНХ и даже вышли в финал и сыграли на финальном концерте в День города Москвы.
— А у нас не планируется свой подобный фестиваль?
— Это моя мечта, и мы стараемся поднять этот вопрос и на уровне города, и на уровне Министерства культуры. Очень нужен и джазовый фестиваль…
— У нас эта ниша как-то опустела после того, как закончились джазовые фестивали, которые делал Николай Кузьмичев.
— В Мордовии есть этноджазовый фестиваль — и такой формат возможен. Не говоря уж про Башкортостан, Татарстан — везде есть джазовые фестивали, где-то даже не один. А у нас пока нет.
— У нас даже и послушать джаз особенно негде…
— Мои московские друзья иной раз полушутя советуют нам открыть джаз-клуб. Но хотя у нас публика любит джаз, все-таки систематически работающий клуб — это дорого.
Это должен быть какой-то меценат, который его содержит, как это происходит, например, в Башкирии. Это возможно только так, за исключением Москвы и Питера, где круговорот публики большой — там клубы Игоря Бутмана, Алексея Козлова, JFC могут себе позволить автономно существовать.
Фестиваль в Чебоксарах необходим. Это же, в первую очередь, имиджевая вещь, и со временем фестиваль привлек бы не только местных жителей, но и туристов. Для того, чтобы запустить процесс, не нужно много денег, больше нужен административный ресурс и желание. Чебоксары в музыкальном мире пока не очень знают. Нужно их показывать. Когда мы выезжаем, на это тоже делаем акцент — белоснежные гусарские костюмы с гербом города обычно привлекают к нам внимание.
— С какими проблемами вы сталкиваетесь в жизни оркестра?
— У нас те же проблемы, что свойственны большинству городов–«немиллионников». Молодежь уезжает. После распада Союза какое-то время вообще был провал, у нас было очень мало духовиков, и сейчас он тоже не восполнился. Когда я учился в училище, у нас на одном курсе было человек 40-50, только на духовом отделении было 15 человек — это полноценный оркестр. Сейчас бывает, что на курсе всего 4-5 человек. Даже если все они окончат, многие стремятся уехать в большой город. Так что проблема с кадрами есть, и не хватает конкуренции, которая необходима, чтобы был качественный рост. Есть сложности и с технической базой — что-то мы стараемся решить своими силами (за счет внебюджета закупаем оборудование и инструменты), но для полноценного звучания (хорошие инструменты стоят хороших денег) нужны инвестиции и вливания.
— Расскажите немного о себе.
— Я родом из Чувашии, и начинал учиться с виолончели, правда, школу не окончил, бросил. А потом с отличием окончил Чебоксарское музыкальное училище, и экстерном — Казанскую консерваторию — все по классу саксофона (я вообще первый дипломированный саксофонист у нас в республике). Работал и в эстрадном оркестре телевидения и радиовещания, в симфоническом оркестре под руководством Фуата Мансурова — переиграл весь саксофоновый репертуар. Вернувшись сюда, сначала преподавал в музыкальном училище (и саксофон, и оркестр), в первой музыкальной школе, в третьей школе искусств, только недавно оставил это занятие, потому что времени перестало хватать — ну и это должен быть большой педагогический талант.
В какие-то кризисные годы я решил уйти из музыки. Второе высшее образование у меня юридическое. Начинать было интересно, но в процессе учебы понял, что это все-таки не мое, что творческому человеку сложно в таких жестких рамках. Но окончил по настоянию родных — и дипломом ни разу не воспользовался, хотя знания, конечно, всю жизнь пригождаются. А потом снова вернулся к саксофону — появились бары, рестораны, и инструмент снова стал актуален и позволил мне остаться в искусстве, тогда как многие музыканты ушли из творчества и занялись совершенно другим. Например, барабанщик из нашего оркестра уходил дальнобойщиком, 20 лет провел за баранкой, имел свой парк машин — и потом вернулся. Истории у всех очень разные. Ну и относительно недавно я получил дирижерское образование — в ЧГУ у Мориса Николаевича Яклашкина.
В 2006 году на основе набранного опыта стал организовывать ежегодный фестиваль саксофона, первый год в филармонии, а дальше — в Театре оперы и балета. Все эти творческие искания очень помогают, потому что в больших проектах музыкальный кругозор и общение с разными людьми необходимы, узкопрофильному духовику на моем месте было бы сложнее.
— А бывали ли в вашей жизни серьезные провалы?
— Насчет провалов — скорее нет, но есть несколько концертов, за которые откровенно стыдно. Чаще всего, виной тому либо человеческий фактор, либо стечение обстоятельств. Несколько раз концерт бывал на грани срыва из-за болезни музыканта. В таких случаях приходится на месте что-то придумывать — однажды я на саксофоне-баритоне был вынужден играть партию бас-гитары. Люди, конечно, потом благодарили, но неприятное ощущение все равно осталось.
— А мнение зрителей для вас важно? Не просто общая реакция зала, а вот отзывы — вы к ним прислушиваетесь?
— Конечно, обратная связь важна, и желательно не восторженная. Я это называю «позитивная критика», когда человеку в целом понравилось, но есть и замечания. Если что-то не так, ты берешь это на заметку, даже если внутренне не согласен. Ты видишь все с одной стороны, а зрители с другой. И хотя их мнения порой бывают полярны, они дают повод для размышлений — как прошел концерт, какова была эмоциональная составляющая. Это очень помогает.