Договор между Россией и НАТО - последний шанс Вашингтона сохранить лицо

Переговоры Москва-Вашингтон 9-10 января дают США возможность принять решение, а Москва-Брюссель через два дня – оформить его в приемлемом для них виде

Неделя переговоров России с Вашингтоном, а затем с руководством НАТО и ОБСЕ, которые начались вчера, 9 января, может оказаться переломной для многих процессов, которые оформлялись последние 30 лет. Очередность переговоров полностью соответствует степени их важности – НАТО следует за Вашингтоном, а ОБСЕ замыкает список приоритетов российской стороны.

Ранее в материалах РУССТРАТ затрагивался вопрос распределения реальных полномочий внутри НАТО. На США приходится порядка 80% доступных альянсу военных и финансовых ресурсов, что делает Вашингтон, по сути, единственной переговорной стороной, с которой есть смысл вести диалог.

Больших, нежели достигнутые с США, результатов от переговоров с НАТО, как контрагентом, ожидать трудно. И в этом смысле логично, что сначала Россия проведет переговоры с Вашингтоном, а уж затем достигнутые договоренности могут быть уточнены на уровне НАТО: без согласия сюзерена обсуждать важные вопросы с вассалами попросту бессмысленно.

Однако у такой «челночной» дипломатии есть ещё одна мотивация. Документ, который Россия предлагает НАТО для подписания, во многих принципиальных пунктах созвучен представленному Вашингтону проекту договора между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о гарантиях безопасности.

Отдельные пункты документа Россия-НАТО, при этом, намного более конкретны и амбициозны. Включение их в пакет Россия-НАТО, а не в официальную повестку Россия-США, может быть своеобразным дипломатическим комплиментом Вашингтону: то, что в силу внутренних политических причин администрация президента США Джо Байдена не может озвучить от собственного лица, возможно спустить по цепочке в НАТО.

Как и в случае переговоров с Вашингтоном, некоторые предложения России, по всей видимости, могут быть приняты на уровне Брюсселя без особых трудностей.

Например, сложно ожидать проблем с упомянутыми в статье 1 тезисами об обязательстве «воздерживаться от любого применения силы или угрозы ее применения каким-либо образом, несовместимым с целями Организации Объединенных Наций» или «проявлять сдержанность в военном планировании и при проведении учений для снижения рисков возможных опасных ситуаций, придерживаясь обязательств по международному праву, в том числе содержащихся в межправительственных соглашениях по предотвращению инцидентов на море за пределами территориальных вод и в воздушном пространстве над ним, а также в межправительственных соглашениях о предотвращении опасной военной деятельности».

Такие понятия, как «сдержанность» или «опасная военная деятельность» не имеют четких критериев, а значит в них будет входить (или не входить) – широкий спектр действий. Реальный потенциал сдерживания у таких положений невелик, именно в силу того, что их можно трактовать субъективно. Конфликты могут возникнуть с обсуждением тезиса об обязанности участников сделки «не создавать условий или ситуаций, которые могли бы представлять или быть расценены в качестве угрозы для национальной безопасности других Участников».

Можно не сомневаться, что представители НАТО постараются занести в перечень таких угроз максимально большое количество сущностей – начиная от усиления военного потенциала Черноморского Флота в пределах национальной территории России, до «Искандеров» под Калининградом и развития новых систем оружия, в первую очередь гиперзвукового, Россией вообще.

Полностью приемлемой для всех сторон выглядит статья 2 – в силу своей максимальной обтекаемости. Она предполагает применение механизмов срочных консультаций на дву- и многосторонней основе, включая Совет Россия-НАТО, для разрешения вопросов и урегулирования проблемных ситуаций. Также стороны регулярно обмениваются оценками современных угроз и вызовов безопасности, обеспечивают взаимное информирование о военных учениях и маневрах, основных положениях военной доктрины – что, откровенно говоря, может получить любой использующий Интернет человек.

Создание «горячих» телефонных линий для поддержания экстренных контактов между участниками соглашения тоже вряд ли вызовет сложности.

Определенный прогресс может быть достигнут со статьей 4. В ней, как и в документе, адресованном Вашингтону, участники договора обязуются вернуться к договору ДРСМД.

Скорее всего, на этом «пространство наиболее вероятного согласия сторон» заканчивается. Поскольку остальные статьи предложенного Россией документа, по сути, предполагают изменение всей концепции НАТО.

Ничего военного рядом

Созданная для противостояния с Советским Союзом и странами Варшавского договора НАТО после 1991 года гармонично переключилась на борьбу с Россией. В самом свежем выступлении, 7 января 2022 года, генсек НАТО Йенс Столтенберг заговорил об «агрессии России» сразу после поздравления собравшихся с Новым Годом.

Основные усилия главного игрока НАТО – Соединенных Штатов – в ближайшие годы всё больше будут фокусироваться на работе блока AUKUS в направлении Китая, что само по себе подразумевает экзистенциальный кризис НАТО. Принятие статей предложенного Россией договора может стать последним гвоздем в крышку гроба Северо-Атлантического альянса.

Так, статья 3 проект соглашения предусматривает, что участники официально отказываются от рассмотрения друг друга в качестве противников. С терминологической точки зрения, такое положение дел существует с 27 мая 1997 года, когда был подписан Основополагающий акт о взаимоотношениях России и НАТО. На практике, как известно, это мало на что повлияло. Помимо волн расширения НАТО, альянс разместил ударные вооружения – или инфраструктуру для их быстрого развертывания – в непосредственной близи от границ России.

Для термина «противник» в документах НАТО существует достаточное число синонимов, вроде «фактор дестабилизации», «угроза» или «конкурент». А это значит, что отказ от рассмотрения России в качестве соперника НАТО должно сопроводить достаточными мерами, чтобы этот отказ проявился на уровне военной инфраструктуры, а не декларационных документов. Насколько НАТО готово пойти на это сейчас – ответ, по всей видимости, негативный.

Кого, в случае практического отказа от противостояния с Россией, считать противником НАТО – неясно. Этот вопрос неизбежно приведет к другому – а зачем вообще нужно НАТО, если у него нет противников, требующих структуры подобного формата? Выходом мог бы стать международный терроризм, но как показали события в Ираке и, особенно, Афганистане, особой эффективности НАТО не имело и в этих случаях.

О том, что НАТО придется наполнить практическим содержанием Основополагающий акт 25-летней давности, говорит статья 4. В рамках которой Россия и бывшие члены НАТО по состоянию на 27 мая 1997 года страны «не размещают свои вооруженные силы и вооружения на территории всех других государств Европы в дополнение к силам, размещенным на этой территории по состоянию на 27 мая 1997 года».

Фактически эта статья предлагает провести НАТО ревизию того, что поменялось в плане военной инфраструктуры на территории ЕС за последнюю четверть века – и вернуть всё к исходному состоянию. Вероятность, что НАТО окажется способным принять подобное условие, выглядит крайне небольшой.

Ещё до переговоров крайне бурную реакцию генсека НАТО Йенса Столтенберга вызвала статья 6, обязывающая альянс остановить процесс своего расширения, особо оговаривая недопустимость включения в НАТО Украины. 21 декабря 2021 года на пресс-конференции в Брюсселе с премьером Румынии Николае Чукэ Столтенберг категорически отверг «компромисс о праве Украины выбирать свой путь и претендовать на вступление в Североатлантической альянс».

На статью 7 в НАТО пока что вообще не нашли, что ответить публично. Согласно ней, страны-члены НАТО «отказываются от ведения любой военной деятельности на территории Украины, а также других государств Восточной Европы, Закавказья и Центральной Азии».

Кроме того, «в целях исключения возникновения инцидентов», Россия и НАТО не проводят военных мероприятий свыше бригадного уровня «в полосе согласованной ширины и конфигурации с каждой стороны от линии границы Российской Федерации и государств, состоящих с ней в военном союзе, а также Участников, являющихся государствами-членами Организации Североатлантического договора».

«Ширина и конфигурация» полосы, о которой говорится в российском предложении, не озвучена. Можно предположить – исходя из того, что в США российские войска под Ельней в Смоленской области называют «находящимися в непосредственной близи» с Украиной – дистанция разведения должна исчисляться как минимум несколькими сотнями километров.

Тем самым, в демилитаризованную зону особо и дополнительно попадает вся Прибалтика, треть Польши, изрядная часть Украины, а также скандинавских стран. В примыкающей к рубежам России части Азии, насколько известно, НАТО пока на учения описанного масштаба не претендует.

Согласие, пусть и в дозированной форме, на такие требования потребует максимального мировоззренческого пересмотра – даже не от НАТО, а от коллективного Запада. Поэтому добровольная готовность принять такие условия официальным Брюсселем выглядит как крайне маловероятное событие.

Принудительная ломка

Важнейшим, с учетом вышесказанного, является категорическая позиция Москвы. Именно эту категоричность в западных СМИ окрестили «ультиматумом», хотя на самом деле ультимативность ситуации состоит лишь в том, что у России попросту не осталось рубежей, к которым можно отступать. Об этом, в частности, говорил глава государства на ежегодном расширенном заседании коллегии Министерства обороны Российской Федерации 21 декабря 2021 года.

«Но то, что они сейчас делают на территории Украины или пытаются делать и планируют делать, это же не за тысячи километров от нашей национальной границы – это у порога нашего дома. Они должны понять, что нам просто некуда дальше отступать», - подчеркнул Владимир Путин.

Эту линию подтвердил многократно МИД РФ, в том числе устами заместителя руководителя ведомства Сергея Рябкова. 9 января в беседе с РИА Новости дипломат в очередной раз подчеркнул: Москва не намерена идти «ни на какие уступки» и намерена категорически требовать «ликвидацию всего того, что альянс насоздавал, движимый антироссийскими фобиями и разного рода представлениями ложными о том, в чем суть российской политики за период с 1997 года».

То есть, российская переговорная позиция состоит в том, чтобы НАТО начало свой частичный демонтаж. Гарантии, пусть даже юридические, «дальнейшего нерасширения» нас уже удовлетворить не могут.

Реальность договора с НАТО находится в полной зависимости от фактической позиции Вашингтона. Ряд предложенных Россией положений очевидно выглядит сложным не то, что для реализации, а даже для осознания НАТО в целом и его особенно одиозными членами в частности.

Говоря о мерах, которые Россия будет вынуждена предпринять в случае, если её озабоченность не будет воспринята всерьез, Владимир Путин упоминал некий комплекс военно-технических решений. Он обошелся без конкретики, но такие решения, очевидно, есть – и могут быть использованы в кратчайшее время.

Вряд ли Вашингтон, на фоне объявленной официально стратегической конкуренции с Китаем, заинтересован в создании новых для себя уязвимостей. То, что Россия умеет создавать такие уязвимости для любого потенциального противника, наглядно говорят «Авангард», «Циркон», «Посейдон» и другие системы вооружения, дающие российской армии качественное превосходство над аналогичными структурами НАТО.

Вопрос в том, насколько разобщенная политическая элита США способна осознать собственную заинтересованность в деэскалации и реализовать это осознание на практике.

Как ни странно, «непримиримая» позиция генсека НАТО Йенса Столтенберга, постоянно увязывающего «безопасность Украины» с диалогом по линии Россия-НАТО, выглядит позитивным сигналом и попыткой сохранить лицо. Между строк можно увидеть посыл: если Россия как-нибудь «гарантирует» военную безопасность киевского режима, то у НАТО будет повод пойти на уступки.

В чем именно будут состоять такие «уступки» - зависит от окончательных результатов переговоров 9-10 января 2022 года с Вашингтоном.

РУССТРАТ