Вербовка в "парвославные ленинцы"
Часто приходится слышать дружные голоса из просоветского лагеря, заверяющие, что «большевики не свергали царя». Подтекст этого заявления прозрачен: коммунисты не имеют отношения к разгрому Российской Империи, ставшему следствием Февральской революции, они просто подобрали в октябре 1917-го валявшуюся под ногами власть и принялись строить новое государство взамен разрушенного либералами-февралистами.
Этой концепции неучастия большевиков в февральских событиях уже лет 20. В 1990-х годах после 70 лет уродования истории советским агитпропом публике было удивительно узнавать, что в точке февраля 1917-го сплелось множество разнородных сил, представлявших разные интересы, но одинаково стремившихся к низложению Николая II. В результате заговор либеральной оппозиции, масоны и «гадящая англичанка» отодвинули большевиков в тень, тем более что от советской историографии, навязшей у всех в зубах, хотелось дистанцироваться.
Но если у В. Кожинова это дистанцирование носило нейтрально-историософский характер («Россия. Век ХХ»), то позднее у С. Кара-Мурзы («Советская цивилизация») оно стало уже частью апологии советского проекта. Со временем же концепция «неучастия большевиков» усилиями просоветских пропагандистов (стариковых, кургинянов) сделалась инструментом неокоммунистической агитации, которым вооружили всю массу бойцов красного информационного фронта.
К столетнему юбилею революции отмывание большевизма от былых преступлений и застарелых пятен крови пошло с таким рвением, что ленинская гвардия многим уже представляется спасителями отечества, явившимися на белых (ну, то есть, красных) конях возрождать Россию. Лживая схема «большевики, незамаранные участием в крушении Империи, против либерал-масонов, губителей великой страны» призвана убеждать, что коммунистическая метла безальтернативна.
Тогда, после 1917-го, политической альтернативы, наверное, уже действительно не было. По суду Господню России надлежало пройти через кровавую баню большевизма. Но этой схемой, проецируя ее на современность, пытаются убедить нас, что альтернативы советскому проекту нет и сейчас. А это уже сугубая ложь. Во-первых, большевики не спасители отечества, а захватчики, выстроившие в завоеванной стране свое государство — совсем иную прото(анти?)цивилизационную структуру, иного духа, с иными ценностями, иными целями бытия. Во-вторых, не участвовать в разрушении государства, к чему они так долго готовились, большевистские радикалы не могли.
Объявить поджигателей спасателями может ничего не стесняющаяся пропаганда, но не здравый смысл, вооруженный фактами.
Еще в 1903 году I Программа РСДРП(б) провозгласила: «партия ставит своей ближайшей задачей низвержение царского самодержавия».
«Царское правительство — надо стереть с лица земли», — заявлял Ленин (Полное Собрание Сочинений, изд. 5-е, т. 19, с. 422). Странно было бы думать, что партия с такими целями будет просто сидеть на берегу реки и ждать, когда по ней проплывет труп русского самодержавия. Они и не сидели. Способы разрушения монархии и Российской империи были определены четко: «Нисколько не отрицая в принципе насилия и террора, мы требовали работы над подготовкой таких форм насилия, которые бы рассчитывали на непосредственное участие массы и обеспечивали бы это участие» (Ленин, Полное Собрание Сочинений, т. 6, с. 386).
В февральских событиях 1917-го у большевиков была своя «ниша». В этой революции действовали три самостоятельных центра, три движущих силы. Во-первых, думская либеральная оппозиция в смычке с финансово-промышленными кругами, генералитетом и частью высшей аристократии («заговор Гучкова»). Их целью была конституционная монархия и замена Николая II наследником. Во-вторых, думские умеренные левые, работавшие в контакте с либеральной частью Думы, имевшие заграничных покровителей и спонсоров («заговор Керенского»). Их цель — свержение монархии, буржуазная республика. В-третьих, радикальные левые, большевики, чьей задачей было создание Временного революционного правительства с социалистической программой действий.
Все три центра имели плотные связи друг с другом. «Гучковцы» — с Керенским и думскими социалистами, последние — с большевиками. У всех трех были свои роли. «Гучковцы» играли на самом верху, обрабатывая Николая II. Социалисты (эсеры, меньшевики) готовили «управляемый хаос» выступлений рабочих в поддержку требований Думы, которые она предъявляла императору; это — заготовители хвороста, поднесшие к нему горящую спичку. Керенский силился привлечь к поддержке Думы также большевиков, но у тех были собственные представления о том, как и для чего делать революцию. Они намеревались вывести на улицы не только пролетариат, а проще говоря, своих боевиков, но и солдат, чего умеренные, а тем более «гучковцы» вовсе не предполагали. В тлеющий огонь уличного «управляемого хаоса» большевики плеснули керосину — и председатель Думы Родзянко вкупе с генералами принялись убеждать царя, что пожарные бессильны, горящий дом потушить уже не удастся.
В советское время о Феврале писали так: «Руководство практической работой большевистской партии осуществлялось в это время находившимся в Петрограде Бюро Центрального Комитета нашей партии во главе с тов. Молотовым»; «большевики руководили непосредственной борьбой масс на улицах» («История ВКП(б). Краткий курс»).
Бюро ЦК РСДРП(б) состояло тогда из трех человек: А. Г. Шляпникова (будущий нарком труда в первом составе советского правительства), В. М. Молотова (будущий сталинский наркоминдел) и П. Залуцкого. Шляпников позднее издал свои мемуары о 1917 годе, где подробнейшим образом описаны события Февраля — как они виделись из большевистской «ниши». В 1937 году Шляпникова расстреляли, поэтому в «Кратком курсе истории ВКП(б)» он не упомянут в одном ряду с Молотовым. Это был профессионал революции, опытный организатор, прекрасно разбиравшийся в психологии низовых масс, знавший, как действует на них пропаганда, бьющая в болевые точки.
В автобиографии Шляпников откровенно заявляет: РСДРП(б) «была единственной революционной партией, призывавшей рабочие массы к вооруженному восстанию, к вооруженной борьбе против царизма». А в воспоминаниях пишет: уже в 1916 году «перед нашей партией, перед партийными работниками стояли сложные моменты по приближению революционного момента, вовлечению в это движение широких масс рабочих и особенно солдат, могущих обеспечить падение царизма».
О распропагандировании солдат: «Повсюду работники наших подпольных коллективов стремились охватить движение, направляя его на путь революционных демонстраций и братанья рабочих с солдатами... Связи с казармами у Петербургского Комитета и по районам налаживались. Особенно энергично действовал в этом направлении Выборгский район. Там стояло несколько запасных полков и команды самокатчиков, среди которых наши товарищи начали вести усиленную агитацию. Привлечь солдат на нашу сторону, поднять хоть часть их из казарм — было мечтой всех организованных и беспартийных пролетариев фабрик и заводов».
О завладении оружием и техникой: «Кое-где рабочим удалось соединиться с солдатами, проникнуть в казармы и получить винтовки и патроны»; «забегали еще товарищи и сообщали радостные вести о наших победах — появились броневики. Рабочие водрузили на них красные знамена и разъезжали по району, приводя в изумление и ужас всех не покорявшихся революции».
О боях «бескровной»: «большинство товарищей было занято уличной борьбой. Еще во многих местах города приходилось вести бой с засевшими в засадах городовыми. В некоторых казармах заперлись верные царю офицеры и отбивались пулеметным огнем. Наиболее активные товарищи были в рядах тех, которые добивали остатки сопротивляющегося царизма».
О большевистском Манифесте и Исполнительном Комитете Петроградского Совета, в который вошли все трое членов Бюро ЦК: «Первые заседания Исп. Комитета, как 27-го, так и в следующие дни, были заседаниями органа власти революционной демократии. И, казалось, что те лозунги, которые были выдвинуты нами в Манифесте Центрального Комитета РСДРП о Временном Революционном Правительстве, получают свое выражение в действиях и намерениях Исп. Комитета. Наш Манифест и его лозунги в те дни не только никем не опровергались, но даже и распространялись органом Совета».
Наконец, о том, что думцы вовсе не собирались делиться добытой — в том числе руками большевиков — властью с радикалами-экстремистами: «В беседе с Н. С. Чхеидзе я указал на то, что считаю крупной ошибкой передачу власти в руки буржуазной Думы, что она неспособна выполнить требования революции»; «мы встретили все разговоры о составе власти из недр Гос. Думы как сдачу занятых революционной демократией позиций».
Понятно, что идея «большевики не свергали царя» рассчитана на «внешних». В своем кругу адептам коммунизма стесняться нечего. Они ищут союзников, не брезгуя по своему обычаю ложью. Схема «большевики против февралистов» делает первых «отмстителями» за свергнутого царя. Даром что потом они убили его со всей семьей — тут на помощь приходит неожиданный кульбит: по красным и прочим интернет-ресурсам быстро распространяется фэнтезийная история о том, как царскую семью большевики вовсе не расстреливали и даже освободили — частью спрятали за границей, частью замаскировали в СССР.
Все эти незамысловатые схемки преследуют одну цель — расширения социальной базы для религиозно-политической секты «православных коммунистов», поскольку приверженность монархическим идеям укоренена главным образом среди верующих. Если «православные сталинисты» убеждены, что Сталин покарал троцкистов за надругательство над страной, то концепция «большевики не свергали и не убивали царя» рассчитана на формирование страты «православных ленинцев», которые уверуют в то, что справедливый Ильич пожалел царя и наказал либералов за крушение монархии.
Из истории хорошо известно, как большевики поступали со своими временными союзниками после того, как победили (с социалистами других толков, крестьянской массой, сочувствующей интеллигенцией и пр.). Так же в итоге поступят и с «православными коммунистами», если дорвутся до власти.
Впрочем, возможно, есть другое объяснение тому, что почитатели советской режима стали «отмазываться» от свержения и убийства государя. Может, это совесть пробуждается? Может, хоть таким кривым путем некоторые из них придут к пониманию, что в феврале 1917-го ленинская гвардия развязала террористическую войну против Российского государства, а расстрел царской семьи был гнуснейшим преступлением.
Оригинал: