Роза для Мариинки
XXVI музыкальный фестиваль «Звезды белых ночей» в Санкт-Петербурге представил новую версию вердиевского «Фальстафа».
Антология опусов самого исполняемого оперного композитора всех времен и народов — одна из наиболее манких страниц знаменитого петербургского музыкального форума. Вообще вердиевские традиции Мариинского театра огромны. Достаточно вспомнить хотя бы хорошо известный факт, что главная петербургская сцена — единственная в нашей стране, для которой великий маэстро специально создал оперу — знаменитую «Силу судьбы». Сегодня в репертуаре театра — 13 опер Верди, а также сценическая версия Реквиема, при этом «Аида» представлена аж в двух постановках. Театр с завидной регулярностью пополняет и обновляет свою вердиану. Каждый сезон появляется какая-нибудь новинка: в позапрошлом и прошлом это были премьеры редких для России «Симона Бокканегры» и «Сицилийской вечерни», а в нынешнем публике представили новую версию последнего шедевра маэстро — буффонного «Фальстафа».
Предыдущая ставилась в сезоне 2005–2006 и гостила в Москве на «Золотой маске» — то была работа молодого Кирилла Серебренникова: спектакль злой, саркастичный, гротескный, про циничных нуворишей (возможно, про новых русских), пронизанный социальной сатирой. Теперешний мариинский «Фальстаф» совсем иной: это просто комедия, шутка, без намеков на актуализацию или концепцию, спектакль во многом иллюстративный, хотя и не лишенный визуальной привлекательности (сценограф Симоне Маннино). Такой подход тоже имеет право на существование: в конце концом лирического, драматического и трагического Верди мы знаем хорошо, а вот маэстро-шутника — совсем мало. Композитор почти не писал комедий: его первый опыт на этом поприще — «Король на час, или Мнимый Станислав» — с треском провалилась на премьере. Вновь вдохновиться стихией веселья получилось только под финал жизни. Интересный сюжет он нашел у боготворимого им Шекспира, и из под пера композитора появился шедевр, равновеликий пьесе драматурга — и при том, совершенно непохожий на все его предыдущие оперы.
В буффонной стихии позднего Верди господствуют стремительные темпы, гибкие речитативы, изощренный по гармоническим и ритмическим решениям оркестр и многочисленные ансамбли, доходящие до девяти поющих участников одновременно. Здесь нет неподъемных по сложности арий (точнее арий нет практически совсем — только краткие ариозо), но при этом опера — сущее испытание для певцов и дирижера: она воистину виртуозна. Четкий темпоритм, точность и синхронность здесь жизненно важны, и при этом нельзя потерять практически россиниевскую легкость музицирования — иначе опус обернется тяжким, очевидным для публики трудом и невыносимым занудством. Маэстро Кристиану Кнаппу удается этого добиться — его бодрая манера дирижирования задает нужный метр, он ловко сплетает вокальную и оркестровую вязь в единое полотно — музыка летит, и спектакль заканчивается даже раньше обещанного программкой хронометража.
Мариинские солисты принимают эти правила игры: вокализируют легко, воздушно. Даже массивный и богатейший, красивейший голос Татьяны Сержан (Алиса) порхает словно бабочка, удивляя феерическим мастерством. Естественная гибкость обнаруживается и у сочного меццо Екатерины Сергеевой (Мэг), а Анна Кикнадзе (Квикли) к приятному вокалу и утрированно контральтовым низам добавляет необыкновенной игровой живости — ее героиня блещет плутовством, если не хулиганством. Хороша лирическая пара — нежные, но яркие голоса молодых солистов Ангелины Ахмедовой (Наннетта) и Ильи Селиванова (Фентон) гармонично сливаются в чарующих дуэттино. На контрасте к резвому вокалу «виндзорских проказниц» работает Владимир Мороз, с энтузиазмом отыгрывая образ туповатого Форда — его сильный, даже пронзительный баритон порой «торчит гвоздем», оглушая зал, что воспринимается как просто самая естественная и необходимая артистическая краска.
В этом достойном, если не выдающемся ансамбле есть только одна проблема — бледноватый титульный герой, который, по идее, должен быть бесспорным центром спектакля. Вадим Кравец поет хорошо, его голос и школа не имеют изъянов, но харизматичности явно не достает — ни в пении, ни в актерской игре. По крайней мере, сравнение с Фальстафом прошлой постановки — Виктором Черноморцевым — он не выдерживает совсем. Впрочем, возможно, в этом не только и не столько его вина: такой образ выбран постановщиками. Режиссер Андреа Де Роза не дает Фальстафу утрированно буффонного решения — вместо комического человека-бочки, пузо которого шествует везде впереди него самого, у итальянского постановщика на сцене — слегка опустившийся сибарит, неопрятный холостяк с небритой щетиной и копной нечесаных седых волос.
Его обитель в таверне — с винными бочками, разбросанными повсюду вещами, не заправленной постелью в нише — образец холостяцкого логова. Присутствие девиц легкого поведения, периодически садящихся к нему на колени, дополняет атмосферу потенциального донжуанства. Симпатичная лужайка во второй картине — оптимистичный мир виндзорских кумушек, брызжущий красками яркого лета. Полусферическая декорация на поворотном круге позволяет добиться кинематографической смены мизансцен, что полностью соответствует духу партитуры. Менее интересной получилась финальная сцена в Виндзорском парке — ее сценография не красива, и не занимательна, пустотелую каркасную конструкцию немного улучшает лишь феерия волшебных существ — фей и сильфов со светящимися усиками, крылышками и глазками, напоминающих диковинных жуков, бабочек и стрекоз (костюмы Алессандро Лаи). Благодаря этому мариинский «Фальстаф» перекликается с другим шекспировским сюжетом — «Сном в летнюю ночь» — окончательно превращая «ночь мести» в беззлобную шутку.
Фото на анонсе: mariinsky.ru