Завод предприимчивого караима
(с)???
В Петербург Яков Моисеевич попал в конце 1870-х, – с той же мотивацией, что и множество других молодых провинциалов, отправлявшихся в имперскую столицу, – добиться успеха, разбогатеть и так далее. Денег особых у него не было, зато характер был пробивной, а образование – приличное, так что он устроился работать в дирекцию табачной фабрики «Братья Рошаль» и очень быстро сделал карьеру, поднявшись от рядового клерка до управляющего папиросным отделением. А это была, надо сказать, позиция серьезная, – папиросы в ту пору были в моде и производство их было делом сверхприбыльным.
Однако вскоре, поняв, что, несмотря на хорошую зарплату, палат каменных на фабрике не наживешь, и разбогатеть можно, только работая на себя, молодой караим уволился с руководящей должности и открыл собственную мастерскую по производству папиросных гильз. Совсем небольшую – одна комната, полдесятка работников, да вывеска «Мастерская Лебедь» над входом. Почему «Лебедь»? Наверное, просто потому, что лебедь – это красиво. Папиросные гильзы были товаром очень ходовым, – многие любили набивать папиросы самостоятельно, а не покупать готовые, – так что дело оказалось прибыльным.
Но по-настоящему «взлетел» бизнес после того, как Яков Айваз купил у изобретателя Михаила Куркевича чертежи гильзонабивочной машины. С крупными табачными производствами у новатора отношения не сложились, а Айваз его выслушал и решил рискнуть, - выделил денег и снял помещение для сборки в одном из флигелей дома 125 по Невскому проспекту. Изобретение удалось воплотить в металле в довольно короткий срок, и вот тут-то петербургские табачники поняли, что просчитались, отказав в свое время Куркевичу. Станок оказался отличным, высокопроизводительным, так что желающих его приобрести нашлось немало, а Айваз цену за машины запрашивал справедливую, но солидную. Приют изобретателя превратился в «Механические заводы и мастерские Я.М.Айваз». А сам Яков Моисеевич вынужден был, заплатив гильдейский сбор, стать уже не мещанином, а купцом: прибыль в 10-12 тысяч рублей в год требовала легализации. Новый статус предполагал и совсем другое, новое отношение к жизни, так что в 1902-м он еще и женился, выбрав в супруги дочь швейцарского коммерсанта Антуанетту Абелен. Квартиру молодожены снимали там же, на Невском, 125 – с окнами на проспект и черной лестницей, ведущей прямо к заводу.
В чем не откажешь новоиспеченному купцу, так это в чутье на конъюнктуру рынка. На создании машин для табачного производства он не остановился и отслеживал самые разные технические новинки, способные приносить прибыль, так что вскоре его завод выпускал целый перечень различного рода машин и технических изделий. А поскольку для развития производства были необходимы средства, Яков Айваз превратил его в акционерное общество, предусмотрительно оставив 51% акций себе.
Вырученные от продажи ценных бумаг деньги Айваз вложил в строительство новых корпусов на северной окраине города, на Выборгской стороне: производственные площади на Невском не позволяли справиться с крупным государственным заказом, полученным в 1911-м от Министерства обороны – на производство патронных гильз. А там и новые заказы подоспели: на изготовление миллиона прицельных рамок для винтовок Мосина, на штыки для этих же винтовок. Только за 1915-й год сумма контрактов составила более 30 000 000 рублей. Это уже были не слесарные мастерские, а серьезное предприятие с несколькими тысячами рабочих.
Но настоящую славу бывшему крымчаку, а теперь уже солидному столичному жителю принесли не папиросы и не штыки, а производство электрических лампочек. В 1913-м году компания Якова Моисеевича приобрела у немецкого инженера Вебера патент на изготовление ламп накаливания с вольфрамовой нитью, и, год спустя, приступила к их массовому производству. Выпускалась новинка под товарным знаком «Светлана». Если верить городской легенде, Айваз придумал имя для бренда в честь дочери, но на деле это была всего лишь аббревиатура от слов – «Световые лампы накаливания».
Впрочем, предприятие прославилось не только своей продукцией, а еще и тем, насколько беспокойным и социально активным был его коллектив. На заводе действовал профсоюз, рабочие кружки, партийные ячейки левых партий, постоянно случались стачки и забастовки. Думается, именно поэтому Яков Моисеевич, будучи человеком необычайно сметливым и расчетливым, очень вовремя понял, к чему в России идет дело, и сразу же после февральской революции отправился с семьей в Париж, чтобы больше в Россию не возвращаться.
Оставшийся «на хозяйстве» управляющий — брат супруги владельца — вывел с завода максимум активов, так что за рубежом Яков Айваз не бедствовал и вполне благополучно дожил до 1930-го, мирно скончавшись в окружении безутешной родни. А основанный им завод просуществовал еще более века. Имя «Светлана» было известно далеко за пределами нашей страны.