С этим интервью получилось интересно. Роман Карцев летел с Дмитрием Быковым в самолете из Одессы, и они, естественно, разговаривали про всякое. А сразу после этого он дал интервью нашему корреспонденту Виктории Катаевой и разговаривал с ней совсем про другое. Потому что артист – он же чувствует собеседника и каждому говорит свое. Вот мы и решили свести эти два разговора в один. Редко же так бывает, чтобы два журналиста «Собеседника» поймали одного и того же собеседника.

 

 

 

 

– Роман Андреевич, это же прямо пророчество: «Голосовать – за одну партию. Думать – всем одинаково. Поставить Дзержинского на место. Вернуть на Запад креветки и лангустов. Уничтожить памперсы…» Далее – про необходимость ликвидировать продукты «с загнивающего Запада»...

 

– Автор «Реквиема», хочу уточнить, – Михаил Жванецкий. Великий писатель, равных которому в мире нет. А я этот монолог читал со сцены несколько раз, давно не читаю, уже, если честно, забыл о нем. И вдруг мне позвонил Саша Филиппенко, кричал в трубку: «Рома! Ты такую вещь читал! Я слушал – чуть не умер! Полный восторг!» Потом еще один знакомый позвонил:  «Ну ты даешь!» Оказывается, на телеканале «Ностальгия» показали мое старое выступление. Трехлетней давности. И оказалось – сбылось.

 

– Кое-где, кстати, это видео уже заблокировано. Почему, интересно?

 

– Знать бы!

 

– Это у вас впервые так получилось – предсказать?

 

 

 

– А никогда не знаешь, за что попадешь в пророки. Или, уж не знаю, в предатели... Вот есть еще один монолог, это уже я сам написал – «Даешь патриотизм». Телевизионный редактор вызывает подчиненную, говорит ей: «Всё, хватит показывать расчлененку, убитых младенцев, теперь нужен позитив…» Она в ответ, мол, не получится, слишком всё у нас плохо – ну и там после долгих злоключений в итоге ее увольняют. Тоже написано не вчера, довольно давно, но вы заметили  – теленовости в последнее время заметно изменились. Прослеживается отчетливо: «У них плохо – у нас хорошо, а будет еще лучше». К чему бы это? 

 

А у Жванецкого и вовсе  многое из написанного им даже сорок лет назад сегодня выглядит со стопроцентным попаданием. Но тут и вовсе никакой мистики. Просто страна-то у нас не меняется. Ну одежды в магазинах побольше стало, новые дома выстроили – а жизнь, по большому счету, ровно та же, и мозги у людей те же.

 

– Одесса сильно переменилась?

 

– В главном – тоже нет. Я часто тут бываю, в августе две-три недели живу обязательно, сейчас вот был – город мне подарил квартиру на Французском бульваре, помните, который «весь в цвету». Вижу, что асфальт плохой, трескается, что знаменитые наши деревья на бульваре разрослись и тоже трескаются, а так... С Одессой, как показывает опыт, ничего не сделаешь.

 

 

 

– У Саакашвили получится что-нибудь?

 

– Думаю, получится, его у нас любят, хотя не все понимают. Потому что он говорит быстро. А надо медленно – это мой ему единственный совет. Жванецкому всегда говорили: «Читайте медленней!», а он отвечал: «Соображайте быстрей!» Но в случае Жванецкого, может, как раз и к лучшему было, что не все понимали. Это его спасло.

 

Мне нравится, что в Одессе сейчас свободней, что тут можно читать вещи, которые в Москве уже страшно. Жванецкий, например, тут прочел недавно свое предисловие к книге Гайдара – про то, что возвращение в СССР будет возвращением женщин в литейные цехи и оптимистических новостей в программе «Время». С новостями уже получилось, дело – за женщинами. 

 

 

 

 

– Ну а когда в СССР жили более-менее сытно, вы помните такие времена? 

 

– В 52-м году в одесских магазинах вдруг появились во-о-от такие банки с черной икрой. Стояли, открытые, на витрине. Горы раков. Красная икра. Снатка. Люди заходили и дурели. В Москве, в «Елисеевском», то же самое. Длилось месяц, может, чуть дольше, потом всё это великолепие исчезло так же за одну ночь. Оставалось только размышлять, что это было – наваждение, обман зрения? Самое интересное в этом, конечно, – икра-то была, пусть недолго, а вот денег у народа не было, только смотреть и могли. 

 

Почти 30 лет спустя, в восьмидесятом, во время Олимпийских игр в Москве была очень похожая ситуация. Помню, я шел по улице Горького. И вдруг в районе станции метро «Маяковская» увидел фирменный магазин колбасы. Зашел – там лежало и свисало такое количество колбасы! Я люблю ее, колбасу, глаза просто разбежались. Продавщицы в униформе говорили, узнавая меня: «Роман,  берите». Да рад бы брать, с удовольствием! Но откуда деньги?! Средняя зарплата в стране в те годы была 120 рублей. А костюм артиста, это вам для сравнения, стоил 200. Вот эта показуха по-советски всегда жутко раздражала – «у нас всё круто!» А копни чуть глубже, что на самом деле? У меня был приятель. Я как-то зашел к нему в гости. И случайно вышло – при мне ему позвонили и сказали, что сейчас привезут «кремлевский паек». И я увидел воочию этот паек! На кухне три холодильника, один из них мой приятель сверху донизу забил колбасами. Второй – молочной продукцией. В третий запихивал водку, коньяки. Вот такой был более чем нескромный паек. Он, этот мой знакомый, служил референтом большого партийного начальника. Конечно, он был доволен советской властью. 

 

– Не только он. При советской власти многое было получше, нежели сейчас.

 

– Да я-то уж точно жил неплохо. Похуже тех, на «кремлевском пайке», но меня в лицо знали. В магазин, правда, заходишь – там одни кости, из колбасы вода текла. Но на продуктовых базах... Я заходил со служебного входа. Меня встречал мясник, от него я получал свежайшие отбивные. И мебель доставал так же, по блату, и книги. А для других людей  какое там «хорошо было»?!

 

– Все-таки можно было побольше, чем сейчас.

 

– Нет. Не больше. Логичнее. Поэтому и кажется, что была какая-то советская свобода, а сейчас провалились глубже. Тогда было по крайней мере понятно,  что нельзя. Сейчас это непредсказуемо. И потом, вы все-таки помните семидесятые, уже сравнительно беззубое время. Тогда и нам с Ильченко кое-что было можно. Я помню, как после одного нашего выступления – нас единственный раз свело на одном концерте – подошел ко мне Тимошенко, Тарапунька. Это вообще, надо сказать, был превосходный дуэт, с очень грамотно продуманными ролями, с огромным украинцем и маленьким Ефимом Березиным по кличке Штепсель (мы же тоже играли на контрасте – Ильченко был меня выше почти вдвое). И вот подходит ко мне Тарапунька и говорит: если бы у нас был такой автор! такие тексты! и если бы нам такое разрешили!

 

– Кстати, откуда вы взяли в партнеры Ильченко? Вы же начали до знакомства с ним...

 

– На перекрестке встретил. Он шел в наш одесский самодеятельный театр «Парнас-2», это было что-то вроде театра Розовского «Наш дом», но в Одессе. Ильченко там играл, но вообще-то он в отличие от меня в артисты не собирался. Он работал в порту, как и Жванецкий, и преуспел. В двадцать пять лет у него были собственный кабинет, подчиненные, он за механизацию порта отвечал! Но потом вдруг раз – и решился, и уехал за мной к Райкину.

 

 

– С Райкиным трудно было?

 

– В театре он был царь и бог, абсолютный диктатор, но за своих стоял горой. И артистов подбирал, надо сказать, не так, чтобы блистать на их фоне, а личностей. Он конкуренции не боялся. Там вся труппа была прекрасная. И на сына никогда не давил. И поэтому сын не уступает отцу, а в чем-то, рискну сказать, и превосходит. Я уверен, старшему Райкину понравился бы нынешний «Сатирикон».

 

А не прощал он в общем двух вещей. Актер не должен был пить – раз. И от него не должно было пахнуть на сцене, чтобы не дышал на партнера перегаром, не дай бог, или чесноком. Однажды на репетицию – мы приехали в Одессу – я пришел после маминого обеда. Райкин унюхал чеснок: «Что ты ел?!» – «Мамины котлеты...» (Как я мог не поесть маминых котлет!) – «Ну иди доедай, а я доиграю...»

 

– Есть сегодня юмор, который смешит лично вас?

 

– Осмысленного смеха, который у нас был когда-то, сейчас нет. Были Чехов, Зощенко, Райкин и другие достойные люди. А сейчас главный юмор – это КВН и Петросян. Даже Жванецкого ночью пускают, у него передача выходит после полуночи. Миша там далеко не всё свое читает­озвучивает – не хочет обострять, а зачем, ему уже 82 года. В Одессе проще. На родине есть несколько больных тем – война, ДНР-ЛНР, вот тут аккуратнее. А так даже президент и его ближайшее окружение порой становятся объектами политической сатиры. (Посмотрите миниатюры украинской команды «Квартал-95», интересные ребята.) У нас в России такое в принципе невозможно. 

 

Наш КВН – это детский сад. Есть способные юмористы, но что они несут? Пошлость дичайшая, свежей мысли – ноль. Масляков слова не дает сказать. А ведь КВН в свое время придумали (это были Альберт Аксельрод, Илья Рутберг и Марк Розовский), чтобы молодежь могла выражать гражданскую позицию с помощью сатиры. А сейчас программа превратилась просто в шутки ни о чем, а кавээнщики – везде, на всех каналах. 

 

Часть зала на съемках у них – подставные, свои люди. Специально хохочут «в нужных местах», хлопают. Потом этот смех вставляют в телепередачу. Но когда эти же ребята пытаются выступать на сцене, в реальном зале – там гробовая тишина. Они проваливаются. Зрители не реагируют. 

 

– А это байка – что вы Михаила Галустяна обидели? Он вам признался: «Я на вас и Жванецком вырос!», а вы в ответ: «Что ж ты, с...а, дальше не растешь?!» 

 

– Нет, это не шутка, на самом деле история была. А фраза у меня просто выскочила, не смог сдержаться. Но Михаил не обиделся, посмеялся. Я вообще к нему хорошо отношусь. Он талантливый. Просто делает чушь – зарабатывает популярность и миллионы на дурацких шутках и фильмах. Но сейчас народ так мыслит: надо зарабатывать. 

 

– Мне непонятно другое: экс-президент, а нынче премьер-министр Дмитрий Медведев – ярый поклонник «Комеди Клаба» и не раз это демонстрировал. Даже приглашал их к себе в гости, делали селфи… Неужели ему впрямь смешно? 

 

– Это политика. 

 

– К вам-то на концерты президенты не приходят и к себе в гости не зовут. 

 

– Ну почему – Жванецкого наградили орденом. Меня наградили за многолетнюю работу. Относятся к нам как бы хорошо. Слушать не хотят. Но это всегда так было. Больше всего мы не любили попадать на правительственные концерты. Туда звали, это был как бы знак одобрения, отказываться нельзя. И выступления перед начальством, и в особенности концерты на День милиции: они собирали лучшие силы, а сами сидят с каменными лицами. Самая трудная была аудитория – Политбюро и милиция. Вообще не смеются, пока начальство не улыбнется.

 

 

– Интересно, а можно заранее предсказать, что будет смешно, а что нет?

 

– Никогда! Это иррациональная вещь, необъяснимая. Кто бы подумал, что «Раки» так прогремят, что это вообще будет чуть ли не визитная карточка? Жванецкий мне это принес в Московский театр миниатюр, мы тогда там работали. Показывает монолог на полстраницы. Я не понял: «Миша, где смеяться-то?» Он пожимает плечами. Потом мимо бежит Левитин, главный режиссер этого театра. Глянул и говорит: «Гениально!» Как он понял? Если честно, я до сих пор недоумеваю, что люди нашли в этих раках. Ну просто, видимо, человек так потрясен самим фактом, что вчера большие, а сегодня маленькие, и уже никак не вернешь! Правда, у него денег не было... и сегодня нет... Почему у Зощенко смешно, когда герой рассказывает, как женщина едет к мужу в Новороссийск, и повторяет это пять раз, потому что так уж он потрясен этим фактом? И уж совершенно мне непонятно, почему люди впадали в такую истерику от миниатюры «Авас». Ну чушь! Но Райкин так это делал, что сохранить на сцене каменное лицо было крайне трудно.

 

– Но почему же сейчас немыслима фигура типа Райкина?

 

– А вы как думаете? Почему на ТВ – спорт, пошлый юмор и песни? У нас сейчас вся страна поет. Была читающая страна – теперь поющая. Хотя дела очень плохи, нищета, отчаяние… И тут же – давят, гробят еду... Это идиотизм.

 

– Как вы умудряетесь запоминать такие массивы текста?

 

– Но ведь хорошего текста! Жванецкий. Альтов. Классика. Это что – мы на гастролях по-венгерски играли! Ни слова не понимая. Просто запоминая текст наизусть. И какая была овация!

 

– Где можно увидеть ваши выступления? 

 

– Нечасто, но выезжаю на гастроли в регионы. А вот в Москве почти не выступаю. Тут надо платить миллион рублей за аренду зала. Раньше хоть театры меньше брали, можно в театре было выступить. А сейчас и у них аппетиты… Вот хотим со Жванецким сделать концерт в честь 80-летия со дня рождения Виктора Ильченко – через полтора года у него был бы юбилей. Наверное, с Театром сатиры будем договариваться. С художественным руководителем Александром Ширвиндтом мы оба в хороших отношениях. Но он все равно возьмет половину от продажи билетов или даже больше – за аренду. Остальные деньги от концерта передадим Татьяне, жене Вити. 

 

– Вы окончили актерский факультет ГИТИСа, драматический артист. Многие из актеров нынче подались в антрепризу, так зарабатывают на жизнь. 

 

– Меня приглашали тоже, и не раз. Я мог бы сыграть драматическую роль, я вообще могу притворяться на сцене. Но предпочитаю делать то, к чему лежит душа – монолог. Занимаюсь жанром уже 53 года и не хочу предавать. Хотя есть у меня одна любимая роль в кино – Боярский в «Биндюжнике и Короле». По «Закату» Бабеля. Помните – «Нервы, нервы, нервы» Журбина на стихи Эппеля?

 

– Как не помнить, вся Одесса поет.

 

– Вот то-то и оно, что когда у них нервы – они поют. Большая, как говорится, разница.