Экс-председатель петербургского «Яблока» — о переизбрании членов партии из-за обвинений в харассменте

В ноябре издание Холод опубликовало материал о политике и бывшем преподавателе Александре Кобринском, в котором несколько девушек анонимно обвинили его в домогательствах, принуждении к БДСМ-сессиям и сексуальных отношениях со студентками. Сам Кобринский написал в Facebook, что считает статью клеветой и собирается отстаивать право на неприкосновенность личной жизни в суде. Несколько дней назад Яблоко объявило о перерегистрации членов петербургского отделения, в которое входил Кобринский. Znak.com поговорил с бывшим председателем отделения Яблока в Петербурге Екатериной Кузнецовой о расколе партии после выхода статьи и ее личном отношении к обвинениям в адрес коллеги. - Вокруг ситуации в Яблоке много домыслов. Расскажите, что происходило внутри партии после выхода текста на Холоде ? - В первый день после того, как текст вышел, пара журналистов попросили комментарий у [председателя Яблока ] Николая Рыбакова, он как раз в Санкт-Петербурге был. Кто-то один попросил комментарий у Вишневского (Депутат Заксобрания Санкт-Петербурга. - Прим. Znak.com). Больше к нам никто не обращался. Заявление мы решили не выпускать, решили, что если никто не спрашивает, значит, никому это не интересно. Журналисты совершенно не интересовались мнением партии. По одной, как я понимаю, простой причине: сама статья не упоминает Яблоко , она про истории, которые развиваются в вузах Москвы и Санкт-Петербурга. Я сначала вообще не восприняла ее как имеющую к нам отношение. Статья написана очень странным для меня языком, я долго пыталась ее читать, причем с карандашом в руках. Она пытается создать впечатление о [происходившем] насилии, служебной зависимости или похожих вещах, но в статье ничего подобного не написано. Если взять и почитать текст, ничего такого там нет. - Что вы имеете ввиду? На ваш взгляд, действия, которые там описаны, не являются насилием? - Нет. Если вы возьмете текст и начнете его читать, поймете: одно дело - какое текст пытается создать впечатление, и другое - что там написано. В части про BDSM-практики ничего не написано. Вот, мол, ничего не помню, а через минуту я в наручниках. Говорила да или нет? Не написано. Понимаете, люди могут по-разному договориться, чем и как им заниматься. Основные моменты в тексте пропущены. - Одна из девушек говорила, что не давала согласие на использование наручников. - Нет, такого там нет. Сядьте и перечитайте текст. На заседании мы просили людей показать эти куски текста. Никто этих кусков не нашел. Более того, это затрудняет обращение в суд. Получим судебное решение, что там этого не написано, другого варианта нет. Кобринский пошел в суд за защитой чести и достоинства и совершенно прав в этом отношении. В самой статье приведены некоторые факты, но Кобринскому ответить не дали. Он не знает этих лиц. Нельзя ответить, не зная, о чем речь. - Вас смущает анонимность источников? Часто женщины не готовы высказываться о насилии публично, это создает угрозу травли. - Если журналисты провели расследование в соответствии с кодексом журналиста, пусть высказываются анонимно. Я понимаю, почему была история с геями из Чечни, которые выступали анонимно и их фамилии не разглашали. Дошло бы до суда - это было бы представлено в суде. Кстати, хочу отметить, что публикация Холода - не журналистская публикация по многим параметрам. В первую очередь, это не СМИ. Правила СМИ к этой публикации не применимы. Кобринский вынужден обращаться с иском к физическим лицам. Кстати, он в статье назван, остальные не названы. Ему отказались говорить фамилии. Кобринский не собирался предавать их огласке, он просил дать ему имена, чтобы он мог рассказать, что там происходило. Такой возможности ему не предоставили. В данный момент я наблюдаю не травлю девушек, а жесткую травлю Кобринского. Для разрешения таких ситуаций в нашем законодательстве много вещей предусмотрено. Думаю, только в суде можно выяснить, что в статье написано, и установить факты. Для меня важнее всего, было ли там насилие какое-то. На заседании Яблока это был основной вопрос, который меня интересовал. Анализ текста меня привел к тому, что таких фактов не было. Более того, Кобринский подтвердил: он может дать честное слово, что никаким насилием в жизни не занимался. - Для вас достаточно честного слова Кобринского о том, что он непричастен? - Он же подал в суд. Я очень хочу почитать судебные документы и решение суда. Да, на данный момент для меня этого достаточно. Я с ним знакома с 2014 года, не могу сказать, что очень близко, у нас деловые отношения. Он защищал Яблоко в судах, в основном наше знакомство в этом заключается. До этого (выхода статьи. - Прим. Znak.com) он никогда не был замечен во вранье. Всегда был очень любезен. - Как вы сами относитесь к теме харассмента? - К теме харассмента я не отношусь, так как это никогда не было моей повесткой дня. Несмотря на то что я женщина и всю жизнь проработала в мужских коллективах, более того, часто ими руководила. Не сталкивалась с этим. В молодости, когда я училась в политехническом институте, наблюдала совсем другую картину. Девушки у нас такую одежду надевали на экзамен, что бедные профессора не знали куда глаза деть. Романы были, да. Одна моя однокурсница вышла замуж за ассистента, другая за профессора, который перед этим развелся с первой женой. В политехе много было таких браков. В этой статье, кстати, ничего нет про завышение или занижение оценок, обвинений таких нет. Отношения - дело добровольное. Что такого страшного в этом? - Они неравные. - В мире нет двух равных людей. Мы с вами не равны. Да даже однояйцовые близнецы не равны! Попытка регулировать то, что не надо регулировать, опасна. С какой стати кто-то может за меня решать, с кем мне заводить отношения? Мое тело - мое дело. Могу с любимым профессором, могу с начальником. - Давайте вернемся к Яблоку . Расскажите про альтернативную группу по расследованию. Как она появилась? - Несколько членов партии решили организовать группу по расследованию. Они вышли с этим решением на наше региональное бюро совета 27 ноября. В результате пятичасовой дискуссии бюро проголосовало против. После этого они организовали группу людей, которые сказали, что будут заниматься расследованием. Ну, запретить что-либо делать взрослым людям никто не может. Каждый сам за себя решает, что делать. - Сколько всего было инициаторов? - Изначально трое или четверо, потом они собрали около 60 подписей от нашего отделения. Предлагали это Игорь Кочетков, он уже давно в Яблоке , вступившая год назад на муниципальных выборах Анна Боева, Гузель Леман, тоже вступила в прошлом году, и Дарья Беседина из Москвы. - Писали, что создатели группы близки к Максиму Кацу. - Не думаю, что Игорь Кочетков одобрит вашу фразу о том, что он близок к Максиму Кацу! Какое-то отношение к Кацу из всех четверых имеет только Дарья Беседина. Процесс, насколько я понимаю, шел открыто. Спрашивали, кто готов принять участие. В итоге осталось четыре человека. - Вы это как оцениваете, как подрыв работы отделения? - Нет, совершенно так не воспринимаю. - А почему бюро решило проголосовать против группы по Кобринскому? - Голосование было тайным, но скажу, что я тоже голосовала против. Считаю, что группа не обладает нужной квалификацией и полномочиями. Более того, они собирались выслушивать только одну сторону. - Но он же в итоге дал свои объяснения на заседании бюро . - Так как велась прямая трансляция [заседания], он сказал, что мог, какие-то общие вещи. Остальные объяснения он даст в суде. Его выслушали, скажем так, насильно. Он просто не дал себя не выслушать. - Федеральное Яблоко давало какие-то указания? - Нет, никаких указаний не поступало. - Что случилось после того, как несколько членов партии решили провести самостоятельное расследование? - 4 декабря собралось федеральное бюро и объявило перерегистрацию петербургской организации. - Когда Кобринский покинул Яблоко ? - Он не выходил из Яблока , а снялся с регистрации в Санкт-Петербурге. Кобринский остался в партии, но не имеет права голоса в петербургской организации. - С чем связано решение федерального бюро партии провести перерегистрацию? Это же связано с расследованием? - Насколько я понимаю, основная претензия была в том, что часть организации создали группу, когда бюро сказало ее не создавать. Поэтому - да, это связанные вещи. Но еще раз скажу, что мое личное мнение - взрослые люди могут организовывать, что им захочется. - И что перерегистрация может дать? - Это процесс, когда приостанавливаются все полномочия руководящих органов. Мои, нашего местного бюро, регионального совета. Собственно, после этого члены партии подают заявления о том, что хотят перерегистрироваться. Те, кто такие документы подал, будут перерегистрированы в санкт-петербургском отделении, остальные считаются выбывшими из партии. Пока никто заявление не подавал, потому что процедура еще не началась. - Уже известны ее примерные сроки? - Я не знаю. У меня на руках нет решения, на сайте Яблока его пока тоже нет. Сроки должны быть в нем. - Появилась информация о том, что вся эта история - повод почистить ряды петербургского отделения. Я так понимаю, вы с этим не согласны? - Нет, ведь перерегистрация - право каждого члена партии, и в ней нельзя отказать. Федеральное бюро должно зарегистрировать всех, кто написал заявление. Меня больше волнуют наши пожилые члены партии, которых достаточно много. В связи с ковидом многие сидят дома на самоизоляции, и я бы не хотела их потерять из-за того, что они куда-то не пойдут. В прошлый раз мы ездили по людям на такси. Надо и сейчас для них что-то придумать. - Не повлияет это все на подготовку отделения к выборам? Впереди Госдума и Заксобрание. - Сама перерегистрация повлияет, так как сейчас нет руководящих органов. Но бюро уже создало группу по подготовке к выборам. Там Николай Рыбаков, Борис Вишневский и [Анатолий] Голов. Три человека будут заниматься от федерального бюро подготовкой к выборам в Санкт-Петербурге. Вопрос в том, когда перерегистрация закончится. Меня в первую очередь волнуют чисто формальные моменты, чтобы наш список, не дай бог, не сняли с выборов. Вся процедура должна пройти очень четко и в соответствии с законом, потому что каждая наша неточность - это судебный иск на выборах. Там очень короткие сроки, и повышается риск снятия списков судом. - Как вы оцениваете свои шансы снова возглавить отделение? - Не берусь даже оценивать. Я даже не знаю, когда будут эти выборы. Естественно, я буду выдвигаться. Хотелось бы еще поработать как минимум этот год, который остался бы, если бы перерегистрацию не объявляли. Посмотрим. Думаю, у нас будет достаточно много кандидатов. За это время в отделение пришло много энергичных людей, так что конкуренция на выборах будет.