Швеция — переобуться в прыжке. Почему союзник вонзил нож в спину России
Современные шведы гордятся той необъявленной войной начала XVII столетия, когда шведскими войсками был предательски захвачен почти весь Русский Север.
410 лет назад, 26 июля 1611 года, шведские войска под началом генерала Якоба Делагарди, побочного внука покойного короля Юхана III, после непродолжительной осады взяли штурмом Новгород.
Вообще-то, если чужеземные войска берут какой-то наш город, логично было бы предположить, что между государствами ведётся война. Некоторые ура-патриоты с той стороны уверены, что война эта велась вполне официально. Газета Svenska Dagbladet от 5 августа 2019 года вообще пишет: «В ходе своего самого мощного наступления на Россию шведы захватили Новгород и некоторое время удерживали даже саму Москву. Что это была за война?»
Действительно, что же это была за война, в ходе которой шведы хотя бы «какое-то время» удерживали Москву? Доподлинно известно, что Россия и Швеция воевали между собой 16 раз. В 10 случаях победа оставалась за Россией. В 4 случаях дело свели к миру на условиях статус-кво, то есть, грубо говоря, к ничьей. И только в 2 случаях победу одержала Швеция. Но до Москвы шведские захватчики не добирались никогда, хотя и очень к этому стремились. Это тоже доподлинно известно. В чём же тут подвох?
А в том, что шведы в 1610 году действительно были в Москве. Но не в качестве захватчиков, а в качестве союзников. Причём союзников платных. Царь Василий Шуйский попросил шведов о помощи в войне против поляков и сторонников Лжедмитрия II. Поскольку Швеция и Польша вели тогда между собой войну, король Карл IX согласился, но выставил довольно-таки жёсткое условие: за военную помощь Россия отдаст крепость Корелу с уездом. Василий Шуйский был вынужден согласиться на этот грабёж, поскольку иного выхода не было.
Поначалу дела шли, в общем, неплохо. Делагарди и русский полководец Скопин-Шуйский очистили от казаков Лжедмитрия весь север страны и победоносно вошли в Москву. А вот потом объединённое русско-шведское войско потерпело оглушительное поражение в битве под Клушино, куда выдвинул войска коронный гетман Станислав Жолкевский. Причём больше половины солдат корпуса Делагарди перешли на сторону Жолкевского и грабили русские обозы. Сам Делагарди с остатками своего корпуса отступил в сторону Новгорода.
Но он по-прежнему оставался союзником России. А спустя год он, что называется, переобуется в прыжке и захватит Новгород, чего древний город никак не ожидал: «Свейские немцы, преступив мирный договор, взяли Великий Новгород и новгородские пригороды, и православные христиане всяких чинов люди были побиты и посечены, и позжены, и жёны и дети осквернены и за море в немецкие земли вывезены... »
По любым законам и обычаям подобный акт не может рассматриваться иначе, чем как самое гнусное предательство и удар в спину. И поэтому в срочном порядке требовалось соорудить хоть какое-то подобие оправдания. Делагарди сослался на то, что Москва, приняв Жолкевского и призвав на русский престол польского королевича Владислава, стала как бы союзником Польши. А коль скоро Швеция и Польша на тот момент вели вполне официальную войну, то Россия автоматически стала врагом Швеции, а Швеция должна соблюдать свои интересы, так что даёшь Новгород, да и всё остальное тоже...
В 1918 году подобный трюк провернули англичане и американцы, затеявшие масштабную интервенцию в Россию. Дескать, большевики — германские агенты, нам надо охранять наши стратегические грузы в портах Архангельска и Мурманска, чтобы они не достались немцам. А под шумок развернулась самая настоящая оккупация со всеми вытекающими последствиями: грабежом, вывозом всего ценного, концлагерями для несогласных...
Делагарди, впрочем, поступил умнее. Он сыграл на старых противоречиях между Новгородом и Москвой. В памяти новгородцев были ещё живы как величие независимого Господина Великого Новгорода, так и карательные походы Ивана III и Ивана IV Грозного. С новгородцами был подписан договор, согласно которому и сам Новгород, и его «пригороды» — Ям, Копорье, Ивангород, Гдов, Орешек, Ладога, Корела — отходили к Швеции «не яко порабощённые, но яко особное государство, яко же Литовское Польскому». Во главе этого «особного» Новгородского государства предполагалось поставить шведского принца Карла Филиппа.
Надо сказать, что часть новгородской верхушки с радостью приняла такой поворот. Фиксируются многочисленные челобитные, адресованные шведскому королю, где он называется и господином, и государем, и даже заступником. В общем и целом первые годы шведской оккупации были временем относительно спокойным. Особенно по сравнению с творившимся на остальной территории России, которую сотрясали события великие и грозные: поход ополчения Минина и Пожарского к Москве, изгнание поляков из Кремля, избрание нового царя из новой династии...
Вот как раз последнее событие и вскрыло истинные планы шведов. Им требовалась не защита своих интересов от плохих поляков, а просто огромный кусок России. Когда царь Михаил Романов задал вопрос о том, почему это бывшие союзники сидят в наших городах, если поляков уже изгнали, в Швеции сделали изумлённое лицо: «Ничего не знаем, всё законно, вот у нас и договор с Новгородом на руках, он теперь "особное государство" под протекторатом шведской короны».
Однако этим договором довольны были очень немногие. После событий 1613 года, когда появился наконец законный русский царь, признанный «Всей Землёй», тон новгородских челобитных в адрес шведов изменяется. Если раньше их просили о чём-то как государей, то теперь не просят, а требуют, да ещё и угрожают партизанщиной: «А если вы, господа, забыв свои души, учнёте с нами рознь чинить, и кровь крестьянскую проливать, и на Каргопольские места войною приходить, то мы против вас стоять рады, сколько милосердный Бог помочи подаст!»
Этого шведы не стерпели, и относительно спокойное и даже сытое существование «особного государства» резко сменились на реальную колониальную политику с грабежами, убийствами, пожарами и прочими радостями оккупантов. Когда по Столбовскому мирному договору 1617 года некогда богатый, процветающий, густозаселённый Новгород, насчитывавший до 50 тысяч жителей, был всё-таки возвращён России, в нём оставалось 408 нетронутых дворов, где жило ровно 527 человек. Всё остальное — руины и пепелище.