«Хаккэй росиадзин»: сколько русских погибло при бомбардировках Хиросимы и Нагасаки

Для белых эмигрантов из России, называемых в Японии «хаккэй росиадзин», характерно было поселение в Токио и ряде других больших городов. Но некоторые из них нашли приют в провинциальных Хиросиме и Нагасаки.

Павел Борженский

Русская колония в 350-тысячной Хиросиме к исходу Второй мировой войны насчитывала всего 14 человек. Впрочем, она была в городе самой многочисленной иностранной колонией, – кроме русских здесь проживали еще трое немцев и американский миссионер. Сегодня известны имена всех русских хиросимцев. Это были: в прошлом полковник царской армии Павел (Пол) Борженский, семья бывшего армейского капитана Сергея Пальчикова, супруги Парашутины, Павел Лобанов с семьей, скрипач из Владивостока Константин Барковский и бывший белогвардеец Владимир Ильин.

В день бомбардировки сразу же погибли четыре члена семьи Лобановых (спасся только мальчик, дальнейшая судьба которого неизвестна), а спустя несколько месяцев, в октябре, скончался Павел Борженский. Причиной его смерти, по свидетельству другого русского эмигранта, Дмитрия Абрикосова, стали многие обстоятельства. Уцелевший после бомбардировки Борженский после недлительного пребывания в буддистском храме вблизи Хиросимы, переехал в Кобе, город с более многочисленной русской общиной. Однако, вскоре после этого, предположительно, в результате воздействия радиации, воспалилась его старая, полученная еще в гражданскую войну, рана на ноге. Началась гангрена, но Борженский, по словам служившего ему переводчиком Абрикосова (иностранный медперсонал госпиталя, куда был помещен Павел, разговаривал только по-немецки), отказался от операции, желая поскорее умереть. Вскоре он скончался.

Пальчиковы

Иронией судьбы можно назвать появление в числе первых представителей американцев в Хиросиме сына колчаковского офицера, Николая Пальчикова, который по заданию командования оккупационных сил прибыл в уничтоженный ядерным взрывом город для оценки соблюдения японцами условий капитуляции. Николай в совершенстве владел японским языком, поскольку был уроженцем Хиросимы, куда его родители приехали к концу гражданской войны. В 16 лет Пальчиков уехал из Японии в США для учебы, а вернулся лишь в августе 1945 года, через три недели после ядерной бомбардировки Хиросимы.

Огромной радостью для него стало известие о выживших родителях, которые накануне атаки на Хиросиму сменили место жительства, поселившись в доме, расположенном вдали от эпицентра взрыва атомной бомбы. Уже в 2001 году на страницах New York Times, 77-ми летний Пальчиков, вспоминая свою радость при встрече с семьей, рассказал, насколько его ужаснуло их описание последствия взрыва, когда: «…люди шли и падали замертво. Люди бежали к реке, искали спасения от палящей жары. Кожа отпадала от тела. Все отчаянно нуждались в воде». Не меньшее впечатление на американизированного русского произвели и оставшиеся на асфальте в результате светового излучения силуэты погибших хиросимцев. И, все же, Пальчиков тогда счел оправданным решение администрации Трумэна об атомной бомбардировке города, И, лишь многие годы спустя, он коренным образом изменил свое мнение, признав применение ядерного оружия бесчеловечным.

Парашутины

Более благополучной, на фоне других «хибакуся» (так в Японии называют выживших после ядерной трагедии), сложилась судьба еще одной русской семьи, бывшего уральского крестьянина Федора Парашутина и его жены Александры. Сбежав от советской власти сначала в Маньчжурию, в Японии они оказались в 1926 году. Быстро адаптировавшись в Хиросиме, Парашутины стали владельцами достаточно доходного магазина европейской одежды. После взрыва бомбы Парашутины, с трудом выбравшись из своего разрушенного дома, бросились к реке, на берегу которой в течение недели обливали себя водой и укрывались рогожей, что, видимо, и помогло им выжить. Федор Парашутин впоследствии вспоминал: «А вокруг на берегу все умирали и умирали люди». Эмигранты позже поселились в Кобе, где, занимаясь знакомым им бизнесом, финансово преуспели, даже, владели двухэтажным домом в наиболее престижном районе города. Дожили Парашутины до 1980-х годов, но, Федору до конца жизни мешала разговаривать, образовавшаяся у него на шее в результате облучения, сквозная фистула.

Сергеев и Иванов

Совсем мало информации сегодня имеется относительно судеб белых эмигрантов в Нагасаки, –известно только, что взрыв частично разрушил русское кладбище (русские селились здесь еще с конца XIX века). До нас дошли сведения о трагической судьбе одного из двух советских дипломатов, прибывших по распоряжению посольства в подвергшиеся атомной бомбардировке города, Германа Сергеева. Вместе с Михаилом Ивановым, являвшимся, кроме того, сотрудником ГРУ, Сергеев посетил и Хиросиму, и Нагасаки. Советские дипломаты, не зная о пагубном воздействии радиации (японцы лишь предупредили их о высокой смертности от неизвестной болезни), не только осмотрели последствия бомбардировок, но и помогали японцам в выносе обугленных трупов, разгребании пепелищ.

Вскоре после этого Сергеев скончался. Иванова же, дожившего впоследствии до более 95-ти лет, спасло, по его мнению, регулярное употребление во время «путешествия» японского виски – сантори. По прибытии в Москву Иванов докладывал результаты поездки самому Сталину и руководителю атомного проекта СССР Берии. А ставшую обязательной (очень умеренную) на атомных объектах страны дозу спиртного их сотрудники назвали «стаканом Иванова».