Настоящий Севастополь. "На Матюхе было так: пацан пообещал – пацан должен сделать: обмануть нельзя" - Евгений Репенков

Четыре года назад, в самом начале весны, в одном из ресторанов израильского города Хайфа компания мужчин коротала досуг за дегустацией блюд и неспешной беседой. Был в заведении и телевизор, на бубнеж которого который мало кто обращал внимание. И вдруг на экране возник человек, появление которого было встречено изумленными возгласами – «О! Евгеньич!»

Израильское телевидение показывало репортаж из Севастополя, где разворачивались судьбоносные события Русской весны. А «Евгеньичем», у которого взял короткое интервью тележурналист, оказался дежуривший у штаба ВМС Украины Евгений Репенков.

В поисках сокровищ и впечатлений

Наш разговор продолжался три с половиной часа, и вместить все услышанное в один материал совершенно нереально. Поэтому перечисление всего сделанного Репенковым за годы работы, всех его должностей и регалий мы опустим - если кто-то захочет освежить эту информацию в памяти, вот она.

Постараемся вместо подробной хронологии событий передать живой рассказ нашего героя об интересных событиях и людях, о том, каким помнится Евгению Евгеньевичу город его детства и юности.

С Севастополем связана вся жизнь нашего героя, за исключением буквально нескольких дней после рождения. Появившийся на свет в Ленинграде в сентябре 1955-го, уже в конце октября он был в Севастополе. 29 октября, когда в Северной бухте в результате взрыва затонул линкор "Новороссийск", отец мальчика, Евгений Сергеевич, участвовал в спасательной операции.

«Позже мать вспоминала: весь город в панике, никто толком не знает, что происходит, мы с тобой дома, а отец непонятно где. Познакомились родители, когда отец учился в военно-морском училище в Ленинграде. А после окончания училища его направили сюда, в Севастополь. Позже, во время хрущевского сокращения армии, отец был демобилизован. Позже преподавал в СВВМИУ, на кафедре сопротивления материалов и деталей машин – мой коллега по Общественной Палате, много лет проработавший в «Голландии», Александр Михайлович Олейников однажды прислал мне старую фотографию с ним».

Однако родители довольно быстро развелись, и у каждого появилась новая семья. Именно с этим временем и связаны первые ясные воспоминания нашего героя.

«Воспоминания об отце в то время, пока родители жили вместе, у меня очень смутные - помню только, как он держит меня на руках, а у меня перед глазами его погоны. С новой семьей отца у меня были очень хорошие отношения. Жили они в бараках неподалеку от Братского кладбища. Я туда ходил нечасто, но бывало проводил с новой семьей отца даже по нескольку дней, так как моя мать, Лидия Михайловна, работала проводником на поезде Севастополь – Москва, и бывало такое, что меня на выходных было не с кем оставить.

Вот мои родители и нашли выход.

Я с большой теплотой вспоминаю то время. Такое доброе отношение ко мне! Такие сияющие глаза моей сестренки Лерочки!

Как это было давно, но и сейчас, когда отца уже нет в живых, у меня сохранились очень добрые отношения и с новой женой отца Нинель Серафимовной, и с сестрой, Лерой Храбровой.

Но и второго своего отца, Евгения Семеновича Крысина, я никогда отчимом не звал: он был очень простым, но очень хорошим человеком и ко мне относился очень по-доброму.

Даже когда в результате брака с моей матерью родился мой брат Юрка, я никогда не чувствовал с его стороны какого-то разделения «свой – чужой». Светлая память тебе, батя!

Я помню себя совсем маленьким, примерно 4-5 лет: как жил у деда на спуске Котовского, как дед водил меня на футбол на Флотский стадион. Потом нам дали квартиру на Матюшенко, и мы перебрались туда. Там, на Матюхе, я всю жизнь и прожил.

Из ощущений того времени почему – то хорошо запомнилась пыль на дороге, где мы любили бегать – много-много пыли, ласковой, бархатной, нежной в которой тонут ноги. До сих пор помню ее ощущение под ногами, и воспоминания эти очень светлые. Второй мой отец до того, как стал работать шофером, трудился на железной дороге проводником. В одной бригаде с мамой.

 Когда родители уезжали в рейс, я был предоставлен сам себе, поэтому с 6 лет меня отдали в интернат в Инкермане. Интернат был очень хороший – там был свой летний кинотеатр, фруктовый сад, виноградники… а вокруг – столько неизведанного! Помню, как мы с классом ходили гулять в лес - заползли в одну пещеру, стали копать и выкопали истлевший полушубок с завернутыми в него толовыми шашками. Потащили все это в интернат, где нас и накрыли. Такой скандал был! Нас ругают, говорят, что мы могли разнести пол-Инкермана, мы стоим, плачем…

Взрывоопасного барахла вокруг было очень много, но нас это не останавливало. Когда я учился в первом классе, на моих глазах погибли ребята-второклассники. Они играли в войну там, где сейчас улица Менжинского, а тогда еще не было ничего – до самого «Кругляша» шли сплошные болота. ДОТ там стоит и сейчас, даже два ДОТа – один артиллерийский, второй пулеметный. Там мы мальчишки и играли: одни изображали немцев, засевших в доте, другие – атакующих русских. И вдруг один парень вытащил боевую гранату. Почему он ее бросил, не знаю - может, не знал, что боевая, а может, увлекся, но всех «немцев» порвало в клочья. Было это то ли в 1961-м, то ли в 1962 году. Но мы почему-то все равно не боялись. Лазили по крепости – казалось, что там обязательно есть какие-то сокровища, тайные ходы…Но мы так ничего и не нашли».

Были занятия и более мирные - например, сбежать с «самоподготовки» и наловить рыбы. А потом вялить ее на крыше спального корпуса и, дождавшись лакомства, чувствовать себя богатым, как Крез. В основном ловились бычки – один-единственный раз, когда на удочку попалась ставрида, наш герой вспоминает до сих пор.

«В интернате было очень интересно. Сейчас, конечно, все это воспринимается иначе. Приедешь, походишь, посмотришь – господи, какое все маленькое! А тогда и сад, и вся территория казались просто огромными. А сам городок и подавно, хотя по сравнению с сегодняшним он был просто крошечный. У нас во дворе была компания пацанов примерно одних лет рождения – город мы с ними облазили вдоль и поперек. Часто бывали в Инкермане, который я благодаря учебе в интернате знал очень хорошо. Лазали на завод «Чермет» - искали там какие-то железячки, трубочки. На «Шампанах» выискивали патроны и порох.

На Северной стороне все пытались пробраться на Михайловскую батарею – ходили слухи, что там есть подземный ход, который идет через бухту. На Братском кладбище бывали много раз, пытались, каюсь, выбить мозаику – очень красивую, золотистую. Но ничего у нас не получалось – держалась она прочно. А потом приходил сторож и всех нас прогонял. Сейчас с таким теплом все это вспоминается...».

Но особенно сильное впечатление производил Херсонес.

«С Матюхи что там было идти?  Шли туда пешком – пересекали улицу Пожарова, а за ней - пустырь. Только с правой стороны, где сейчас улица Шостака, стояла воинская часть. И мы шли по этой степи прямо до Херсонеса, а там - через забор и купаться.

Собор был еще разрушен: купол упал, вместо второго этажа – провал. Прямо посреди храма стояла разбитая и уже ржавая немецкая машина, вся изрешеченная пулями и снарядами. Но стены, конечно, я помню хорошо. И мне почему-то кажется, что фреска «Тайная вечеря» была на другой стене. Мы лазали по раскопкам, пытались найти какие-то интересные черепки, монеты, но безуспешно.

И, конечно, никогда не забуду наши походы на море. Уходили мы на целый день, и никто не паниковал. Это сейчас дети какие-то заорганизованные – туда нельзя, сюда нельзя. А это очень плохо - до чего-то ребенок должен в жизни доходить сам. Мы росли совсем по-другому. Соберешься, скажешь – мама, мы на море. Возьмешь с собой два куска хлеба, польешь постным маслом, добавишь крупной (обязательно крупной!) соли… Ну, может, еще огурец какой-нибудь или помидор, больше ничего и не было. И на Херсонес. Там возле школы водолазов был маленький пляжик, который нам очень нравился. Свободного входа туда не было, но всегда было многолюдно: все просто перелезали через забор. Помню, справа там стоял немецкий эсминец, с которого водолазы делали учебные спуски, и лежала подводная лодка, не помню, наша или немецкая. А слева, в углу – затопленная десантная баржа, с которой мы прыгали в воду. Еще мы купались у «колбасы»: так называлось место возле подземных минных лабораторий, где бетонная труба уходила в воду.

Потом открыли для себя Казачку и стали ездить туда за крабами и мидиями. Наловишь, положишь на железный лист, пожаришь – красота! Казачки тогда практически не было. Автобус останавливался возле дельфинария, а мы уходили влево, за казарму стройбата. Лазали и по территории, где сейчас находится «35 Береговая батарея». Было страшно!

Мой дед по второму отцу, Семен Дмитриевич Крысин узнав, как мы лазили по батарее, поругал, так как считал ,что там очень опасно. А потом рассказал, что в 1942 году рядом с этой батареей попал в плен.

Вообще он не любил рассказывать о войне. Очень скупо и редко. Всегда говорил, что ничего героического и доблестного там нет. Только страх, страдания и горе».

«Футбол был нашим всем»

Совсем другим, нежели окраины, был центр города: воспоминания о нем до сих пор вызывают у нашего героя восторг и душевный подъем.

«Разве забудешь Приморский? Фонтан, нарядные люди - это было нечто! Там, где сейчас трибуна, с которой начальство любуется военно-морским парадом, находился ресторан «Волна», а левее Памятника Затопленным кораблям – маленький пляж, который называли «лягушатником». Есть знаменитая фотография, на которой две девочки сидят у Памятника Затопленным кораблям. Затем шел первый взрослый пляж, второй… А дальше, возле Дворца пионеров, который народ называл «Хатой», мужики играли в футбол. Пляжа в Артбухте тогда еще не было. Позже там построили пирс, куда стали приходить пароходы, а до этого мы прямо в бухте собирали рапанов. Ныряли, ловили, сам чистили - тут паромы причаливают, а тут мы. Потом на ракушках писали черной тушью «Севастополь. Число, месяц, год» и раскладывали их так, чтобы видели мимо проходившие туристы. Бывало, и продавали по 10 или 15 копеек - вот такой у нас был бизнес!»

Жизнь кипела и на Матросском бульваре, где размещались танцплощадка и волейбольная площадка. Народ, уверяет Евгений Евгеньевич, играл там с утра до вечера. Волейбольная площадка была и в спортивном клубе флота. А неподалеку от ресторана «Волна», ближе к катерам, располагался пляж, где купались офицеры и их семьи. Называли его «Офицерский».

Спорт в Севастополе любили, но на первом месте стоял футбол, в который играли в каждом дворе.

«Я не помню ни одного мальчишки, который бы не играл в футбол – это значило сразу поставить на себе крест. Ни во дворе, ни в классе авторитета у такого пацана не было бы. Не играть в футбол мог или больной человек (в этом случае к нему относились с пониманием), или какой-то непонятный. И что интересно – все держалось на самоорганизации. Сами собирались, сами сбрасывались на мячи и даже форму. Наша дворовая команда называлась «Волна». А всего в соревнованиях «Кожаный мяч» участвовало около 150 команд разных возрастов! Я ходил, относил заявку на участие. Однажды меня не хотели пускать, потому что я опоздал и сроки приема заявок прошли. Я стоял, плакал. Футбол был «нашим всем», хотя и другими видами спорта мы занимались тоже. Я, например, ходил на борьбу, а затем на бокс - спортивная школа была там, где сейчас Покровский собор. Моим тренером по боксу был Владимир Андреевич Мелянский, и я этим очень горжусь. Приемчики, которые я там изучал, в жизни очень пригодились – Матюха же, бандитский район! Там у нас жило много людей, отсидевших даже не один, а три-четыре срока, и поэтому аура была соответствующая!

 В теплое время года центром культуры на Матюхе был кинотеатр «Заря» - вокруг него и бродила вся наша малолетняя тусовка. Денежки на кино еще надо было добыть, поэтому мы забирались на забор и смотрели с него. Помню «Этот безумный, безумный, безумный мир», позже пошли «Бриллиантовая рука» и другие фильмы, сейчас уже ставшие легендарными.

Но главным в жизни был все-таки футбол. Мы ходили на флотский стадион: 10 копеек, чтобы купить билет, были редко, потому мы и туда пробирались через забор. А на стадионе люди сидят плотно-плотно! Даже на дорожках умудрялись усесться зрители. Футболист подает угловой и просит: ребята, подвиньтесь, мне же разбежаться надо! А вечером, когда все закуривали, трибуна начинала буквально пылать. Смотришь сверху – и кажется, что весь стадион как одно живое существо. И команда играла с необычайной отдачей…»

Впервые на стадион Евгений Евгеньевич пришел на стадион со своим дедом. Было «деду» тогда чуть больше 45, но для четырехлетнего мальчика он был уже пожилым человеком.

«Мы приходили на футбол, и там нас уже ждали мужики. Тут же стояли столы, на столах – наливайка, закусочка… Женщины в белых передниках наливали по соточке, тут же хлеб, лучок кольцами, селедочка. Мужики брали, выпивали, и это считалось совершенно нормальным – никого не пугало, что это соседствует со спортом. А мне покупали печенье курабье за 6 копеек, и я был счастлив и весел. А вечером, обсудив с друзьями футбольную тактику, дед вел меня домой…»

15 рублей и вся жизнь

Начав играть в футбол сразу, как только смог бить по мячу, наш герой и представить себе не мог, что это занятие станет его профессией. Каких-то конкретных планов на будущее, признается он, не было. Зато казалось почти очевидным, что это будущее так или иначе связано с морем.

Но судьба распорядилась иначе. После окончания 8 классов Репенков начал работать в одном из цехов на предприятии «ЭРА». Расшифровывалась эта аббревиатура просто «ЭлектроРадиоАппаратура».

«Располагалась мой цех почти рядом с моим домом, на улице Льва Толстого. Я стал работать сначала учеником, потом наладчиком технологического оборудования – точнее, сверлильных станков. Проработал там года два. И именно в это время, когда мне было 17 лет, начал тренировать свою первую футбольную команду. Делать это совершенно не собирался: все вышло, само собой.

По соседству от меня был подростковый клуб «Голубой огонек», в котором все крутились – как сейчас говорят, тусовались. В том числе и наша футбольная команда. Однажды вечером прихожу я туда, а там играют в настольный теннис. Зрителей много, я тоже встал и смотрю. И вдруг вижу – играет один парень, к которому у меня был свой счет. Несколько дней назад мы с ним и его друзьями подрались, и я, скажем так, не победил. И вот теперь – один на один – у меня есть шанс с ним рассчитаться.

Но нужно же знать то время и те понятия - нельзя было просто подойти и затеять драку. Был свой кодекс чести (помните, «лежачего не бьют», «до первой крови», «двое в драку – остальные в …»), своя процедура - всю эту тему надо было как-то обставить, чтобы громада (то есть все присутствующие) меня поняли и поддержали. Да, представьте, нельзя было по-другому! Я смотрю - с ним играет и обыгрывает его какой-то мальчишка. А этот, «мой», не совсем трезв. Проиграл и психанул: да ты кто, сопляк, да я тебя сейчас! И тут гордо появляюсь я – ах, ты детей обижать?! Вышли с ним на улицу разбираться. Ну, а я же боксом занимался, практически профессионал. Победил, вернулся счастливый и великодушный, разговорился с пацаном, за которого заступился.

Он рассказывает – «мы в интернате создали команду, играем в футбол. Я пришел попросить, чтобы нам с формой помогли, а ее, говорят, нет». А я же в состоянии эйфории, все решаю, все могу… «Как это нет, что за дела? А ну-ка пойдем!». Беру его, и мы идем к воспитателю клуба, к Тамаре Дмитриевне Котиковой. Она клянется – «Женя, не помогу, нет денег, нет формы». А мальчишка смотрит на меня такими глазами! Я же для него уже герой - от такого бугая здорового спас, с формой помочь обещал! А я же сам в интернате учился, знаю, каково это - когда ты конфету, которую дали родители, ешь неделю: облизнешь, опять завернешь и спрячешь, потому что другой у тебя нет и не будет. И что такое одиночество, тоже знаю. В общем, смотрю я на него… А у меня была тогда хрустальная мечта – купить мотоцикл. Он стоил сотню, и 15 рублей я уже накопил из своей зарплаты. В общем, закончилось все тем, что я пообещал этим интернатовским пацанам форму.

А на Матюхе было так: пацан пообещал – пацан должен сделать, обмануть нельзя так же, как человека ударить без причины. Вот такие были времена. Так что выбора у меня в той ситуации просто не было».

Накупив футболок на все заветные 15 рублей и написав на них номера, Репенков отправился на стадион в 45-й школе, где договорились встретиться с ребятами. Он был уверен, что на этом знакомство и закончится. Но 12-13-летние футболисты решили иначе.

«Я отдал им форму, развернулся и с чувством выполненного долга пошел назад, хотя денег, прямо скажу, было очень жалко. И вдруг они меня догоняют – «а ты что, тренировать нас не будешь»? Я говорю – «да вы что, какой из меня тренер?». «Нет, давай ты будешь нас тренировать!». И уговорили. Вот так в жизни и бывает. Кто бы мне сказал, что я станут тренером и буду работать в футболе – да никогда в жизни я бы в это не поверил!».

Команду мы назвали гордо и красиво – «Виктория»!

Вскоре в газете «Слава Севастополя» появилась статья «Капитан футбольной армии». Именно после нее, как говорит Евгений Евгеньевич, он впервые проснулся знаменитым.

«На меня сразу накинулись на предприятии: а почему ты у нас не комсомолец?? Начали тащить меня в комсомол – ты должен! Я говорю – да у меня же тренировки, мне ходить на ваши собрания некогда. Но они меня все-таки затащили. Кстати, председателем комсомольской организации у нас был Володя Хибученко (Хиба).

А в ноябре 1974-го меня призвали в армию. Служил я в танковой части на территории Германии. Еще в учебке создал детскую команду из детей военнослужащих, которую тоже назвали «Виктория». Правда, две игры с местными мы проиграли. Но «Слава Севастополя» опять опубликовала материал, в продолжение первого: вот, наши не только служат, но и детей тренируют! Потом нашу фотографию перепечатала даже «Пионерская правда».

Со своими мальчишками я постоянно переписывался, и они меня ждали. Домой я вернулся поздно вечером, причем так, что видеть меня вроде бы никто не мог. Однако уже на следующий день пришли пацаны с вопросом «а когда тренировка?».

После этого общественная работа нашего героя вышла на новый уровень: ему предложили место детского тренера на стадионе «Чайка», у знаменитого в Севастополе Бориса Захаровича Байтмана. Детская команда по правилам того времени была обязательным атрибутом команды взрослой. Надо ли говорить, что Репенков, для которого Борисом Байтман был едва ли не футбольным божеством, без раздумий согласился?

«Борис Захарович стал моим футбольным отцом – без него меня в футболе не было бы. И я ему очень благодарен. Помню, как спросил его – Борис Захарович, а можно я буду не одну команду тренировать, а три? Он на меня посмотрел странно – да хоть пять! В итоге у меня сначала было пять команд, а потом и шесть: как только я начал заниматься с мальчишками, слух об этом пошел по всему городу. А это же центральный стадион «Чайка»! Конечно, туда пошли все. Так что вскоре мне уже пришлось детей отбирать. Самым старшим было по 17-18 лет, причем я, как только сбрил армейские усы, стал выглядеть намного моложе их. Потому и играл «подставой» на Первенство Крыма за своих воспитанников!

Работал с утра до вечера: утром две тренировки и после обеда три. А еще самостоятельно учился, читал много разной литературы, чтобы соответствовать. Я же пацан, выскочка, образования никакого! А рядом мэтры, опытные тренеры, жирные сытые коты… Честно говоря, поначалу работать было очень трудно. Есть такая порода людей – они мешают жить другим. Вот я как раз из этой породы. Представьте - люди проработали много лет, и вдруг пришел какой-то пацан и не за счет знаний, а просто за на чистом энтузиазме собрал классных ребят, которые начали их обыгрывать. Причем некоторых – беспощадно обыгрывать. О, что тут началось! Но осуждать я их не хочу. Просто у них был самолюбивый директор, который постоянно стучал им по голове: почему этот пацан, выскочка, может, а вы не можете? А у них у всех семьи, или возраст, или что-то еще.

Это ж у меня ничего не было – я был молодой, злой и голодный. И с пацанами мы были одна команда, причем не только на поле. Начинается лето – мы сговаривались переночевать на стадионе, и рано-рано утром всей компанией идем ловить крабов. Да что там крабы. Я водил в походы по 50 человек, и никто из родителей не боялся…

Вообще скажу, что то время, когда существовала «Виктория», осталось для меня самым теплым и дорогим воспоминанием!

Спасибо Вам, пацаны, и простите меня если в чем и был неправ!»

«Жизнь была похожа на тоннель»

Так родился клуб «Виктория», который сейчас уже можно назвать легендарным. За годы существования через него прошли много мальчишек, в том числе и те, кто в трудные 90-е спас профессиональный севастопольский футбол.

Стадион вообще был центром притяжения для огромного количества людей. Здесь Репенков постепенно знакомился и с теми, кого тогда знал весь город, и с теми, кто стал известен позже. Сейчас Евгений Евгеньевич собирает их воспоминания для книги «Футбол моего города». Один из авторов - Алексей Чалый, который в 80-х был в команде «Чайка» правым полузащитником. Те, кому интересны его воспоминания, могут найти их на сайте футбольного клуба.

Золотая эра севастопольского футбола, эра великого СККЧФ и «Атлантики» закончилась с началом 90-х. Вернее, в начале какое-то инерционное движение еще продолжалось, а вот в конце 90-х наступил полный провал. Именно в это беспросветное время Репенков и стал президентом ФК «Чайка».

«Команда тогда играла во второй лиге. Денег не было, ничего не было, и задача была одна - каким-то образом выкрутиться. Я ходил по городу и занимал деньги, честно признаваясь, что не знаю, когда отдам. И люди знали, что я могу не отдать вообще никогда, знали и все равно давали. Вот тогда я себя зауважал (смеется). Но деньги-то все равно надо отдавать. Слово-то дадено! Школа Матюхи!

И эта жизнь была похожа на тоннель: летишь и не знаешь, чем все это закончится. Света впереди нет!  Я очень не люблю вспоминать то время – настолько оно тяжелое. Главное, нам никак нельзя было сниматься с соревнований – если бы снялись, потеряли бы футбол в этом городе. Вот тут мне и пригодились мои воспитанники. Надо ехать в Киев играть, а денег нет. На собранные у спонсоров деньги покупали кусок колбасы, полбатона хлеба и пачку кефира на человека на весь день, и едешь. Денег на гостиницу не было, вот и ехали всю ночь, приезжая прямо к игре. Да, мы проигрывали, но главное, что мы выезжали! Мои пацаны лет 15-17, которых я бросил в топку большого футбола, были счастливы – как иначе они оказались бы в команде мастеров?? А тут они играют во второй лиге, их видят! Потом, когда все наладилось, часть мальчишек так осталась в команде. Это они, дети из моей «Виктории», спасли профессиональный футбол в Севастополе, я вам открытым текстом говорю. И это знают многие – благодаря этим полуголодным детям мы так не снялись с соревнований!».

"В 2001 году в конце тоннеля засиял свет: финансировать команду начал Александр Красильников. Спасибо ему огромное. И от себя лично, и от всего Севастопольского футбола! Много было в городе людей намного богаче его, а взялся помочь футболу только он один!"

Эти времена Евгений Евгеньевич вспоминает с удовольствием: наконец-то можно было думать не только о «хлебе насущном»!

Можно было

«Исполнять перед каждым матчем гимн Севастополя – это была идея Александра Львовича. И чтобы не просто музыка звучала – это было настоящее живое исполнение зрителями, которые встают и растягивают шарфы. На припеве музыка уходит, а стадион поет. Когда играли в Премьер-лиге, пели все 5600 людей! Соперники говорили, что аж мурашки по коже! Многие и сегодня вспоминают, как это было. Волнение невероятное! Александр Львович – вообще человек интересный.

Расскажу одну историю, которая случилась во времена, когда главой города был Сергей Владимирович Куницын. Сам он родом из Красноперекопска, и там создал команду, которую затянул во вторую профессиональную лигу Украины. Тот еще любитель футбола был!

И вот эта команда готовится играть с нами. А нам тогда каждое очко, как воздух! Мы ведь в лидерах идем. В первую лигу собрались выходить!  

Едем с Львовичем в Красноперекопск на игру, и тут ему звонит Куницын и предлагает следующее. Красильников дает «паре футболистов пару копеек», и Красноперекопск проигрывает. Куницын, конечно не ради денег это делал. Он ведь был в этот момент мэром Севастополя, и болел за городскую команду.

Мы поговорили друг с другом – ну как-то это неправильно, покупать игры. Львович позвонил Куницыну и сообщил о своем решении. Куницын в ответ – «Саня, я преклоняюсь перед тобой, но это непрофессионально, это дилетантство!».

Но мы отказались, и в добавленное время эту игру выиграли. Могли и не выиграть, но Бог был на нашей стороне».

«За все приходится платить»

В том, что Бог на стороне поступающих правильно и честно, Евгений Евгеньевич уверен. Доказательств тому он за свою жизнь видел немало. Вот еще два интересных случая из жизни севастопольской команды, которые подтверждают это правило:

«Был такой случай. Боремся мы со львовской командой за выход в Премьер-лигу. Команда там была хорошая, сильная - идем буквально ноздря в ноздрю. Весной выезжаем во Львов на решающий матч, а там непогода, и привести поле в порядок не смогли. В итоге хозяевам засчитывают поражение. Казалось бы, мечта: 3 очка в кармане, и поехали домой! Но Александр Львович Красильников, президент нашего клуба, говорит – нам не нужна такая победа, она недостойна нашего города! И мы пишем письмо о том, что отказываемся от этих очков и будем матч переигрывать. Вся Украина аплодировала нам стоя. В СМИ писали – посмотрите, вот настоящий футбольный дух, и проявили его севастопольцы!

Хотя в команде, честно говоря, Львовича не понял ни один футболист. А дальше начались очень интересные вещи. До этой игры мы были на первом месте, и играть нам оставалось три или четыре месяца. А у нас начался спад! Ни одного матча выиграть не можем - в лучшем случае играем ничьи.

Команда у нас молодая, и ребята просто оказались не готовы психологически к роли лидеров. Ну просто не могут себе на горло наступить!

Но самое удивительное, что и у наших соперников – у львовской команды, и у примкнувшей к гонке за выход в Премьер-лигу команде из Луцка,  – тоже ничего не получается!

Мы теряем очки, но и они нас догнать не могут: проигрывают таким командам, которым никогда в жизни не проиграли бы! Так мы и плетемся друг за другом. А потом мы едем во Львов переигрывать эту пропущенную игру, выигрываем, и у нас сразу все налаживается. Вот после этой победы нас носили на руках. На выезде из Симферополя команду встретила колонна мотоциклистов. У меня есть фотография – впереди на мотоцикле я со знаменем Города, за мной ребята из мотоклуба «Идальго», потом автобус с командой. Подъезжаем к «Якорю», что перед Верхнесадовым, а там стоит толпа. Футболисты выходят из автобуса – крики, объятия, сигналы… И потом вся эта огромная колонна двинулась в Севастополь, на площадь Нахимова, где народу было еще больше! Знаете, какое было чувство гордости за свой город?

 Но я не закончил о том, что поступать всегда нужно честно. В 2010 году, когда мы стали играть в премьер-лиге, у нас был очень сложный момент. Мы все были на нервах – как бы из премьер-лиги не вылететь. И вот во время игры с командой Запорожья один из наших футболистов забивает гол рукой. И судья его засчитывает! Мы выигрываем, но по всей Украине поднимается шум и рев. На нас накинулась вся страна – про наше прошлое благородство уже никто не вспоминал. В СМИ как только нас не называли! «Беня» Коломойский пообещал большие деньги той команде, которая нас остановит.   После этого мы едем на решающую игру – кажется, в Черновцы. Игра не сложная, команда нам по силам, и вдруг на последних минутах какой-то корявый удар по нашим воротам. Вратарь легко и изящно ловит мяч и… выпускает его в свои ворота. И мы из Премьер-лиги вылетели. За все в жизни приходится платить…»

Кстати, в Премьер-лигу севастопольский клуб вышел, уже находясь под крылом у Вадима Новинского. Его Репенков тоже вспоминает добрым словом.

«О Новинском я ничего плохого не скажу – человек он достойный, верующий. Однажды перед Пасхой, помню, спрашивает меня – Женя, а сколько у тебя детей в «Футбольной академии»? А у меня тогда было человек 300. Через несколько дней смотрю – стоят какие-то коробки. Оказалось, это Новинский каждому ребенку прислал по куличу».

Работать в это время было очень интересно, потому что на новом уровне многое создавалось с нуля. А это всегда интересно – когда ты сам все с нуля создаешь.

«Футбольную академию мы открыли на базе детского футбольного клуба «Виктория», но назвать ее решили по названию клуба - «Севастополь». У нас была очень хорошая академия! И дети одеты-обуты так, что приятно посмотреть, и условия для тренировок хорошие. Автобусами каждый день наши детские и юношеские команды возили на тренировки в Куйбышево!

И именно благодаря Академии после 2014 года, когда вся наша привязанная к Украине команда уехала туда, мы смогли создать из своих ребят новую команду хорошего уровня. Вот почему я всегда говорю – надо не завозить футболистов, а растить своих!»

«Пережить такое дано не многим»

История с Украиной для Репенкова – настоящая живая боль. Того, что нынешняя украинская власть лишила крымских и севастопольских футболистов возможности играть в большой футбол, он ей простить не может.

«На сегодняшний день власть на Украине людоедская, - констатирует Евгений Евгеньевич. - Своих граждан в Донбассе уничтожает, и чужим жить не дает.

Все наши футболисты числятся за Украиной. Есть паспорт футболиста, в которых это записано. И Украина настаивает: это наши футболисты! Поэтому играть они не могут. Как так можно? И где логика? Сами же утверждают, что Россия Крым оккупировала. Так за что же вы в таком случае этих «оккупированных» наказываете? То воду перекрыли, то электричество отрезали, футболистам играть не дают. Это же профессия - как можно лишать людей возможности зарабатывать себе на жизнь?! Теоретически, конечно, ребята могут ехать играть в Россию. Но каждая страна, защищая свой рынок, устанавливает для легионеров ограничения. В России легионеры во второй лиге не играют, только в первой и Премьер-лиге. Наши и рады бы туда, но не дотягивают. И как людям жить? Хорошо еще, что появился крымский футбольный союз».

Конечно, это не единственная причина, по которой Репенкову не нравится новая украинская власть - иначе бы он в событиях Русской весны не участвовал. И что интересно - буквально накануне этих событий, в декабре 2013 года, у него появилось много свободного времени: он ушел из ФК «Севастополь», не в силах мириться с некоторыми сопутствующими большому футболу вещами.

«В подробности вдаваться не буду. Раньше говорить на эту тему было опасно, а сегодня уже неактуально. Большие деньги – большая грязь!

В 2013 году я писал заявление дважды. Меня уговаривали остаться, но в конце концов я с третьей попытки все же ушел. Дождался окончания сезона, и ушел.

Души в том клубе больше не было! Только деньги…

Потом, когда мы вернулись в Россию, меня позвали назад, и я вернулся, потому что на оставшихся обиды не держал. Они-то, при чем были? Ведь те, кто в свое время слетелся на жирные места, к тому времени уже уехали домой».

Но вернемся к событиям 2014 года, благодаря которым Репенкова и увидели по телевизору знакомые, сидевшие в одном из ресторанов Хайфы.

«Когда на Майдане начали жечь и расстреливать Беркут, внутреннее состояние было очень нехорошее. Поймите – я не против Украины. Я люблю эту страну, ведь я прожил в ней всю жизнь, стал в ней уважаемым человеком. Только добрые слова!

Да и не играло в СССР никакой роли, Россия это или Украина. Возня началась позже, уже в 2000-х. До этого приезжаешь в Киев – украинской речи не слышно вообще, все говорят по-русски. Объявления в метро – на русском, на вокзале – тоже. А потом кто-то решил разыграть национальную тему. Но и она не сразу стала звучать так, как зазвучала в итоге. Я много ездил по Украине с футбольными командами, я общался с людьми, у меня большой круг знакомых. И мне до последнего казалось, что ничего не случится. Но когда есть заказчики…

Националистов ведь просто использовали. Посмотрите – где они сегодня в Верховной Раде? Их нет. Они сделали свое дело, и их выбросили за ненадобностью, потому что эту власть они тоже не устраивают. Их просто убрали – идите и складывайте головы в Донбассе, если вам за державу обидно. Полезные дураки! Поэтому мне, когда вскипел Майдан, ворюга Янукович был абсолютно до фени. Другое возмутило!

Подождите, сказал я, мы же декларируем, что мы цивилизованные люди, что у нас демократия? Так давайте дождемся выборов и прокатим Яныка на вороных!

Но тех, кто это замутил такой вариант не устраивал! Сегодня и сейчас!

 Особенно резкое неприятие вызывало понимание, что все это срежиссировано. И секретари вашингтонского райкома особо и не прятались! Печенюшками дурачков подкармливали!

Ну, а когда Майдан рванул, когда начали людей убивать, меня просто заколотило!

Я против нацизма, цинизма и бесчеловечности. Поэтому у меня не было никаких сомнений, что надо действовать. После митинга на Нахимова 23 февраля ощущение подъема было такое, какое дано испытать редко и не каждому. Редкое счастье нам досталось! Поучаствовать в судьбе Города, страны, да и мира, как получилось.

Хотя о том, что мы придем в Россию я, честно говоря, не верил. Нет, ничего против России не имел, и не имею.

 Просто как-то не складывалось в голове. Россия, это уже не субъект единого СССР, все в прошлом. Это отдельная страна! Не с руки ей в украинскую заваруху лезть!

Думал, что побьемся конечно, но в итоге договоримся с майданутыми. Хотелось верить в то, что нас услышат и скажут – ну ладно, мужики, что вы тут хотели? Право на свою историю и язык? Избираемость местной власти? Да берите всего этого столько, сколько хотите!

Где-то на Ютубе до сих пор висит мое интервью, которое я дал 23 февраля 2014 года на площади Нахимова. Там я рассказывал журналистам, чего мы хотим: вот эти два пункта и еще референдум по поводу присоединения к Евросоюзу или к Таможенному союзу: давайте, говорил, всей страной этот вопрос решим! А лучше со всеми мирно жить!»

Но события разворачивались стремительно и новости приходили все больше тревожные. Вернулись «беркутята», вернулись ребята с «антимайдана». Такие страшные вещи рассказали, что я ясно понял, что те, кто захватил власть в Киеве не собираются ни о чем и ни с кем договариваться! Они сегодня наглые, бесчеловечные, и на все готовые выродки! И мы для них быдло!

Но мы к себе уважение имеем! И ложиться под эту мразь не собираемся!

Значит, будем драться!»

На вопрос «было ли страшно» Репенков отвечает честно – да, было.

«Страшно было от понимания того, что ты пошел против такого монстра, как государство, - поясняет он. - У него есть СБУ, армия, спецназ, оно может тебя просто смести – или убить, или в подвал какой-нибудь кинуть. После того, как они расправились с «Беркутом», иллюзий не осталось никаких: все понимали - если они сюда попрут, будет большая кровь. Поэтому жена плакала каждый раз, когда я утром уходил к ребятам, и мама тоже. Но я сказал, что иначе не могу. Сдаваться не собираюсь! А умирать? А что такого? Когда-то же надо умирать? И очень важно, как ты это сделаешь. Мне это было важно.

Отпустило только 28 февраля, когда я увидел возле штаба ВМСУ зеленых человечков и понял, что мы еще поживем!»

Именно в это время Евгений Евгеньевич и стал телезвездой: первое интервью, данное им 23 февраля, было далеко не последним.

«Потом у меня часто брали интервью журналисты, включая корреспондентов Би-Би-Си. Почему – не знаю. Блокируем штаб украинских ВМС, они подходят и начинают задавать вопросы. И китайцы, и французы – кого только не было. Знакомые мне потом рассказывали: сидим в ресторане в Хайфе, смотрим телевизор. И вдруг Евгеньич! Так, говорят, приятно было, мы и по рюмашке выпили за твою удачу! (смеется).

Командовал самообороной Олег Юрьевич Росляков, бывший командир бригады морской пехоты. Сначала он пришел к нам с Олегом Махониным в отряд записываться обычным бойцом. Мы посмотрели – Юрьевич, да ты что, какой из тебя простой боец?? Связались с Мишей Чалым, Миша сказал – конечно, давайте, для нас такие на вес золота!

А что касается меня - не скажу, что совершил что-то героическое, самолеты на абордаж точно не брал. Но все, что нам говорили, мы делали. Во время штурма штаба В?