Ваша честь! Враги и стенты в сердце – цена 30-летнего служения Фемиде
«Жуликов, которые украли миллионы при строительстве космодрома «Восточный», судят очень мягко. За подобные преступления во времена строительства БАМа наказывали более жёстко», – убеждена федеральный судья в отставке Алла Тертышная.
Она – единственная из женщин в судейском сообществе Приамурья, которая выносила смертные приговоры. Отмену смертной казни считает большой ошибкой. Говорит, что это решение приняли те, кто не видел фотографий растерзанных детских тел.
По завету деда
– Сколько вы вынесли смертных приговоров? – спрашиваю я Аллу Тертышную, судью в отставке Амурского областного суда.
– Это кощунственный вопрос! Я не считала, – без паузы отвечает Алла Семёновна.
За свой первый расстрельный вердикт она заплатила сердечным приступом. В 1983 г. на олимпе советской власти стоял Юрий Андропов, время было жёсткое и часто бескомпромиссное. На станции Ерофей Павлович с особой жестокостью убили человека.
– Я до сих пор помню фамилию жертвы – Ёжиков. Очень хороший был человек. Он ночью случайно встретился с преступником, который нёс на плечах узел ворованных со склада вещей. Убийца его просто искромсал ножом, нанёс более 40 ранений.
Суд проходил в поселковом клубе при переаншлаге. «Судья никогда ещё не выносила высшую меру наказания, так что обойдётся и в этот раз», – успокаивала адвокат родственников убийцы.
– Изучив все детали и обстоятельства уголовного дела, мы с народными заседателями пришли к единому мнению: высшая мера наказания, – вспоминает Алла Семёновна.
Когда она огласила вердикт, первой на неё накинулась адвокат убийцы, затем окружила толпа его обозлённых родственников. Начали закидывать камнями. Их было три женщины: судья, секретарь и прокурор. В поезд живыми заскочили чудом. В вагоне у Аллы Семёновны разыгрался сердечный приступ. Её долго откачивали врачи на узловой станции Сковородино.
– Сегодня у меня полное сердце стентов, это всё «благодаря» работе, – замечает судья в отставке. И, помолчав, добавляет: «Если бы всё можно отмотать назад, я бы снова вынесла такое же решение».
Обострённое чувство социальной справедливости у неё с самого раннего детства. В графе «место рождения» записано страшное: «спецпоселение». Её молодых родителей выслали из Белоруссии на Дальний Восток как «кулацких элементов». Половина семьи умерла ещё в «телячьих» вагонах товарняка по дороге в ссылку. Трупы никто не хоронил. Обливаясь слезами, их просто сбрасывали на станциях – в надежде, что кто-то похоронит.
– Мы жили в глухой тайге, в 100 км от станции Сиваки, под надзором коменданта. Цинга была страшная, но не голодали. Отец тайком в тайге распахал поле и, рискуя жизнью, выращивал пшеницу и картошку. Благодаря этому выжили, – вспоминает Алла Семёновна.
Однажды её дед впроброс сказанул: мол, «Ворошилов не полководец... » Тут же донесли, и «тройка» осудила его на 9 лет лагерей. Он отсидел 8. Когда пришёл домой, больной и бессильный, плакал: «Ладно я, но там такие умнейшие люди сидели. Профессора и академики!» В тот же вечер дед сказал ей: «Вырастешь – обязательно стань прокурором и сделай всё, чтобы в мире было как можно меньше зла и несправедливости».
Она выросла. Доросла до второго секретаря райкома комсомола. А в 23 поступила на юрфак Дальневосточного университета.
Криминальная изнанка БАМа
Первым местом работы молодого судьи стал отдалённый Селемджинский район.
– Моего предшественника убили. Там обитало много освободившихся предателей Родины и пособников фашистов, которые, отсидев сроки, боялись ехать в родные места. Поэтому обстановка в районе была сложная, – вспоминает Алла Семёновна.
Она судила честно и по всей строгости советского закона. Ей звонили и глухо рычали в трубку: «С тобой будет то же самое, что с твоим предшественником».
– Обошлось! – односложно отвечает она на мой немой вопрос.
30 лет Алла Тертышная работала судьёй Амурского областного суда. В зону её профессиональной ответственности входили районы строительства Байкало-Амурской магистрали. Криминальную изнанку той большой стройки она помнит по сей день.
– Сначала было много махровой уголовщины – убийства, грабежи, изнасилования. Потом начались хищения в особо крупных размерах. Судили строго, в советском Уголовном кодексе ответственность по статье за хищение в особо крупных размерах начиналась с 7 лет лишения свободы, – говорит Алла Тертышная.
Особо крупный размер в социалистическом понимании – от 10 тыс. руб.
– Пока построили космодром «Восточный», бездну денег украли. Считаю, что наказания за эти преступления давали слишком мягкие. Несоизмеримые с масштабом общественного зла, – замечает она.
«Какие взятки?! Боже сохрани!»
Однажды Алла Семёновна билась за судьбу двух подростков, которых на 4 года осудили за пацанячью драку.
– Мальчишки хорошие были! Ну молодость, пацаны помахали руками, без всяких увечий обошлось. Мне на их родителей было больно смотреть. Посоветовала отцу одного из них ехать на личный приём в Верховный суд СССР. Что вы думаете, запросили дело в Москву и несправедливое решение отменили, – говорит Алла Семёновна.
Благодарный родитель решился на признательность.
– Зашёл ко мне в кабинет, достаёт из дипломата две палки сырокопчёной колбасы: «Возьмите, вы такую никогда не пробовали... » Я его выгнала из кабинета! Какие взятки?! Боже сохрани! Я всегда боялась провокаций по этому поводу, – машет она рукой.
Сегодня многие из нас забыли слово «спекуляция». А при советской власти за перепродажу легко можно было угодить в тюрьму. Тертышная вспоминает, как отбивала от неволи инвалида, человека с тяжёлой формой туберкулёза. Он осмелился перепродавать дефицитную водку. Тогда она отпускалась в магазинах по талонам и была синонимом твёрдой валюты.
– Мужчина продавал водку в общественном туалете Благовещенска, он жил этим. У него пенсия была мизерная. А его хотели посадить! – досадливо вздыхает Алла Семёновна.
Она уже 15 лет в почётной отставке, а про её неподкупность в Приамурье до сих пор ходят легенды.
– Это всё моральная закалка моего спецпоселения! Я ребёнком видела слишком много несправедливости и до сих пор не выношу её на дух. Много врагов нажила себе из-за этого, в том числе и в профессиональном сообществе. Но по-другому не могу, – замечает она.
Алла Семёновна до сих пор помнит номер машины, которая чудом её не сбила поздним вечером, когда она вышла из здания суда. В тот день Тертышная отправила в места не столь отдалённые сына одного из милицейских начальников Приамурья.
– Он был самый настоящий преступник. Наглый, циничный, привыкший, что ему всё сходило с рук, – вспоминает она.
Машина тогда промахнулась всего на несколько сантиметров...
В советское время практиковались выездные заседания суда. На них, как на спектакли, приходило множество народа.
– Судили в тесных «красных уголках». Никаких клеток для преступников не было. Конвоиры – мальчишки-солдатики, к которым обвиняемые были пристёгнуты наручниками. Вот и всё!
Она не может забыть процесс, когда от подробностей изнасилования и убийства 8-летней девочки солдат-конвоир упал в обморок.
– Там мозги ребёнка по стене стекали – эти фотографии по сей день перед глазами стоят. Зачитываю детали в приговоре – смотрю, а конвойный по стенке поехал. Белый как смерть...
Она горячо убеждает: смертную казнь нужно вернуть!
– Её отменили те, кто не видел тел растерзанных детей... Сегодня хоть 10 человек убей, преступнику всё равно сохранят жизнь. Его будут кормить, лечить и содержать в человеческих условиях. А он, скорее всего, уверует в Бога и ещё будет писать жалобы с цитатами из Библии, – мудро подмечает Алла Семёновна.
Несмотря на суровую профессию и груз ответственности, который несла десятки лет, судья Тертышная не потеряла позитивного настроя и оптимизма. Она говорит с чуть сдержанной улыбкой: «Счастье жизни – в самой жизни».