Когда печень сидит в печёнках
[Записки латвийского пациента]
…Вчера мне позвонили из Университетской клинической больницы имени Паула Страдыня и поинтересовались моим самочувствием. Это приятно. Когда о тебе помнят, это очень приятно.
Обещанного три года ждут?
Суть этого звонка заключается в том, что мое имя значится в базе данных отделения трансплантологии, а с 2018 года в Латвии обещано начать операции по трансплантации печени.
Нарочно написал «обещано», потому что еще в январе 2011 года у нас провели трансплантацию печени. Сами медики признали ту операцию на удивление успешной. Окрыляет слово «на удивление» в оценке самих врачей. С тех пор этот вопрос все решается.
В 2012 году мне с моим циррозом «посчастливилось» полежать в больнице Страдыня. Один из моих лекарей, хирург Янис Вилманис, уже тогда говорил, что они вот–вот начнут операции по трансплантации печени, что латвийские специалисты обучены и подготовлены к таким операциям. Латвийские врачи даже побывали в Португалии, где набирались опыта в проведении таких операций. (Странно, что не в Беларуси, не в Германии, не в Израиле, не во Франции, где находятся лучшие клиники и специалисты в этой области медицины.)
Минувшим летом я вновь посетил доктора Вилманиса, уже с частным, нестационарным визитом. Он–то и поведал мне, что в 2018 году церемония наконец осуществится и что в очереди ожидающих операции я второй. Доктор заверил, что есть договоренность с неким литовским профессором о его участии в первых операциях в Латвии.
О Латвия, любовь моя! И все бы не плохо, но последним, оглушающим аккордом в нашем разговоре с Янисом Вилманисом был его ответ на мой вопрос о бесплатности этой операции. Дело в том, что во всех странах мира, где проводят операции по трансплантации печени, пациенты за это ничего не платят. И вполне естественно было бы ждать аналогичного и в нашей стране. Оказалось — фигушки! Доктор Вилманис сказал, что они подсчитали стоимость одной операции, и это порядка 39 000 евро. И оплачивать ее пациент должен сам!
Справка «УМРИ!»
И как быть? По закону, если у пациента выявлено тяжелое заболевание, но по какой–то причине человека не могут вылечить в Латвии, пациент может отправиться за границу и лечиться там. Нужно заключение консилиума врачей, и с ним на руках можно получить в Национальной службе здоровья справку по форме S–2, этакую путевку в жизнь, т. е. на лечение в другой стране Евросоюза.
К примеру, в Латвии для лечения онкозаболеваний используются устаревшие медикаменты и методы, поэтому пациента вроде как и лечат, но зная о безрезультатности.
Руководитель благотворительного фонда Ziedot.lv Рута Диманта сказала: «Государство должно за это платить! Но это дорого. И в условиях нашего ограниченного бюджета оберегаются все подходы к госбюджету. Это порождает чувство несправедливости». И она трижды права!
Естественно, я обращался в Национальную службу здоровья и получил прогнозируемый ответ: в Латвии такие операции не проводятся, а на помощь в других странах мы денег не даем. Тогда, попросил я, если ситуация моя безвыходная, выдайте мне справку «УМРИ!» — чтобы я мог хотя бы похвастать ею в других странах. Но и на эту просьбу ответ прозвучал без лишних эмоций: мы таких справок не выдаем.
Позвонил я своему знакомцу, экс–министру здравоохранения: что делать, как быть. В ответ услышал: не трать сил, ничего не добьешься, потому что у нас в стране главное — не создавать прецедента, а то помоги тебе — потом не отобьешься от других.
Кстати, так же обстояло дело и с излечением от гепатита С. Мне полагалось бесплатное, но врач предупредил: деньги кончились уже на первом пациенте и пока мы дождемся новых плюс критическое состояние вашей печени — лучше потратиться самому. Что и пришлось сделать, за нема–алые деньги.
Лингвистическое отступление
Помню, в 90–е, когда мне впервые диагностировали гепатит С, академик А. Ф. Блюгер лично осмотрел меня и посоветовал принимать только появившийся тогда лекарственный комплекс Ribavirin Pigasis + пегилированный интерферон, но сказал: с моим генотипом гепатита вероятность исцеления 40%. Надо признать, нашему государству уже тогда было наплевать на своих граждан, платить за лечение приходилось самим, а это порядка 20 000 латов.
Повертев в руках рекламный проспект предложенных лекарств, я обнаружил, что курс лечения длится целый год и сопровождается веселым набором побочных эффектов: повышенной температурой, выпадением волос, расслоением ногтей и прочими вмешательствами в мою генную структуру.
Со свойственной мне лингвоиронией, я обратил внимание на название американского производителя этого «счастья» — United Medical Resources Incorporated, сложил первые 4 буквы и получил UMRI.
Аббревиатура воспринялась мною как знак свыше, и я не стал лечиться этим лекарством.
Хождение за три моря
По заверениям наблюдавших меня врачей, в моем случае поджимало время. После резекции печени мне вменили декомпенсированный цирроз, а через время — две новые опухоли. Короче, надлежало «пересадиться» еще весной, и завотделением гепатологии Латвийского центра инфектологии доктор Иева Толмане уже подготовила документы для моей отправки в Клиникум Тартуского университета, где принимали латвийских пациентов. Но так уж вышло, что именно на мне оборвалась эта живительная ниточка: с 15 мая минздрав Эстонии вступил в Скандинавский союз и обслуживает теперь только членов этого союза.
Прошерстив через интернет все клиники мира, я теперь знаю: во всех странах трансплантацию печени проводят только своим гражданам и единственный город в мире, где такие операции делают иностранцам, — это Минск.
И я поехал в Минск, в 9–ю городскую клиническую больницу. По признанию многих специалистов, это «высшая лига» в сфере трансплантологии. В отделении трансплантации 9 ГКБ проводили пересадку печени даже пациентам из Израиля (самому директору Моссада), Японии, других стран мира.
Президент Беларуси Александр Лукашенко лично курировал развитие этой важной медицинской отрасли. Он–то и посчитал: зачем отказываться от иностранцев, если с них можно брать деньги, на которые можно бесплатно обслуживать собственных граждан? Сегодня одна такая операция стоит порядка 130 000 евро, что обеспечивает 5–6 бесплатных операций для своих.
Минский гений и профессор, главный трансплантолог органов и тканей Олег Руммо после проведенного в его пенатах обследования моего богатого внутреннего мира подивился, что латвийские врачи предписали мне трансплантацию: с такой опухолью, как у меня, Всемирная ассоциация врачей, сказал Олег Олегович, проводить пересадку печени не рекомендует. «Если бы вы были белорусом, я бы сто раз подумал, но все равно отказал вам, а на международном уровне — зачем мне так подставляться? Поймите, в случае пересадки печени вы проживете максимум год — и в жутких мучениях, так лучше живите этот год без них».
На мое «мне мало года, хотелось бы еще лет 50» он ответил: тогда сначала удалите эту опухоль, и, если получится, мы вернемся к нашему общению.
Важно отметить, что по пути в Минск я побывал еще и в крупнейшей литовской клинике Santaras, главврач которой, профессор, доктор медицины Кястутис Струпас, просмотрел все мои документы и сказал: с такой опухолью речи о пересадке печени быть не может.
После этих двух мнений, следуя русской поговорке, оставалось выслушать и третье. И, по наущению добрых приятелей, мне удалось, как пел Розенбаум, «пообщаться с друзьями–евреями».
В Израиле, с одной стороны, впору было зарычать еще и по–Высоцкому: «Тоже мне — хорош друг!.. обошел меня на круг!.. нужен мне такой друг…» В смысле денег с меня, еврея иностранного, содрали немеряно. И тут огромное спасибо всем, кто помог мне материально, пожертвовав средства!
С другой стороны, меня всего тщательно перепроверили, и консилиум ведущих профессоров (хирург–трансплантолог Е. Соломонов, гастроэнтеролог М. Браун, онколог С. Штеммер, патолог Э. Окон) подтвердил: опухоль мою для начала нужно облучить.
А теперь внимание: вопрос!
Университетская клиническая больница имени Паула Страдыня — это не только крупнейшая больница в Латвии, но еще и научный, и образовательный центр.
Латвийский центр инфектологии тоже занимается наукой не первый день. Чего стоят имена профессоров Анатолия Блюгера, Язепа Кейша! Нынешние доктора преподают докторам будущим.
Почему же во всем мире знают о связанных с моим диагнозом всемирных рекомендациях, а в Латвии — нет?
Не знаю, как ваш, а мой ответ двояк: 1) или Латвия и в здравоохранении придерживается исключительно собственных правил, гнушаясь мировыми практиками; 2) или в нашем здравоохранении придерживаются общегосударственной политики: меньше народу — больше… сил у властей им управлять?
А ведь в Латвии, стране с полуторамиллионным населением, высшее медицинское образование добывают аж в двух университетах!
Гори, гори, моя звезда…
«Ты у меня одна заветная, другой не будет никогда» — примерно так я убаюкиваю свою «пухляку». Где–то читал, себя нужно любить и в себе нужно любить все, будет тебе тогда счастье. Поэтому и к опухоли своей отношусь с уважением.
Чтобы вам было понятно, я не верю в то, что болен, это врачи меня уговаривают, используя при этом высокоученые пугающие слова:
холангиокарцинома, резекция, трансплантация, рентгенохирургия… Мне же приходится прислушиваться из пиетета к медицине как таковой.
А вообще у меня включена пожизненная реакция на любые проблемы. Это ирония. Поэтому, когда встречные да звонящие интересуются моим состоянием, мой ответ: ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, Я УЗНАВАЛ. Понятливые улыбаются, непонятливые начинают уточнять, а у кого узнавал, где узнавал. Но это уже их проблема.
Короче, профессионализм врачей всех стран, в этот раз включая и нашу, вменил мне подвергнуться стереотаксической радиохирургии (англ. SBRT). Это метод лучевой терапии, когда патологический очаг точечно обстреливают высокой дозой ионизирующего излучения.
В нашем «Гайльэзерсе» главный специалист в этой области, оглядев мою печень в компьютере, сказала мне: да, я вижу вашу опухоль, приходите завтра и приступим к облучению. Но опыт подсказал мне, что мнения одного врача недостаточно, и, взяв паузу в отношениях с «Гайльэзерсом», я вновь улетел в Тель–Авив.
В тамошней клинике Assuta меня снова обследовали, потом сделали разметку будущего поля облучения (нанесли на тело, в область печени, тату–точки) и отпустили, сказав: через две недели мы вам ответим, сможет ли радиолуч угодить в вашу опухоль. На мое удивление, «а почему не сразу?» — разъяснили: ваша опухоль находится в крайне труднодоступном месте и, чтобы не повредить стенки сосудов, мы дадим задачу нашим физикам (у них в клинике есть лаборатория физики!) рассчитать траекторию луча. Для этого в компьютере создается программа, где ваша печень видна в 3D, с которой физики и работают, типа «кручу, верчу, попасть хочу».
Облучать меня в Израиле согласились не через две недели, а через три.
«Плохо работаете, — заявил я при встрече тамошним врачам, онкологу и радиологу, — вам бы для повышения квалификации Латвию посетить. Наши врачи мне сразу облучаться предложили, а вам аж три недели потребовалось». В ответ они только улыбнулись.
Это уже потом мой врач–координатор объяснила мне, что при облучении важно не задевать соседние органы, дабы не повредить их лучом, который направляется в одну точку (потому–то SBRT и называется методом точечной медицины) и устраивает в ней этакий «чернобыль».
Поначалу меня хотели обдать шестью неделями, потом решили, что достаточно трех недель, и наконец обошлись одной. При этом первоначальные двадцать доз превратили в три, но не снижая мощи атаки.
Меня приковывали к койке, и двухтонная аппаратура летала надо мной, внушая ужас и неся смерть моей карциноме. Это я так образно себе представлял, потому что верю в счастливый исход. А что из этой атаки получилось, аппаратура покажет через четыре месяца.
Пациент имеет право…
В клинике меня привлекла листовка «Закон о правах больного». Взять ее можно на каждом шагу.
Вот вы, мои уважаемые сограждане, в курсе, что при визите к врачу у нас с вами есть права? У нас–то стены коридоров украшают главным образом фотографии либо врачей с их послужными регалиями, либо крыс, несущих нам зловещие инфекции, либо — в красивой рамочке — расценки на услуги этого медицинского заведения.
А на права наши — ни намека! Конечно, их же можно качать. Минздрав в курсе, что нам есть что качать, и опасается, что нам по силам раскачать сам минздрав. Так что сидите в очереди к врачу да разглядывайте портрет крысы с подписью «Лептоспироз опасен для человека!».
Нетушки, в Латвии не крыса, а сам врач может быть опасен для человека! Хороших специалистов у нас «так много», что очереди к ним на прием ждать приходится месяцами. К нехорошим же пациенты идти не хотят.
Спросите у людей преклонного возраста, как и с какими лицами их принимают семейные врачи!
А часто ли врачи звонят вам и интересуются, как мы себя чувствуем после проведенной ими операции или процедуры?
А сопровождают ли вас приветствиями и улыбками в регистратуре при записи на прием?
Думаю, не надо интересоваться, как охотно разговаривают с вами на русском, если вы не знаете великого государственного. Вот вам всего пара пунктов из той самой листовки.
1. У каждого человека есть право на получение медицинского обслуживания без дискриминации.
(Заметьте, не просто на получение медицинского обслуживания, а обслуживания БЕЗ ДИСКРИМИНАЦИИ — НИ ПО ВОЗРАСТУ, НИ ПО НАЦИОНАЛЬНОСТИ, НИ ПО ЯЗЫКУ!)
2. Пациент имеет право на получение качественного медицинского обслуживания с точки зрения профессионализма и человеческого отношения.
(ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ! О, как часто одного его хватает, чтобы придать сил в борьбе с недугом.)
И так далее. В листовке даже есть пункт о чести и достоинстве пациента…
***
Сограждане! Не болейте в Латвии! Не болейте, конечно же, и вообще, но в Латвии — особенно.
Будем жить! Нам нужны силы бороться с режимом — с латвийским государственным режимом уничтожения жителей родной страны.
И верьте: все у нас с вами будет хорошо, я узнавал.
P. S. От всей души благодарю всех тех, кто оторвал от себя и пожертвовал средства на мое лечение. Без вас я бы не справился…
Марк ДУБОВСКИЙ,
публицист, сатирик.