Вероника Мадьярова: Люди мусора. Раздельный сбор: игра, хобби и профессия
Люба, Новгород
Люба 10 лет шила на заказ старинные костюмы для реконструкторов. Повсюду валялись иголки и пакля от подкольчужников, и когда родилась дочь Маша, оказалось, что дома работать невозможно. А в мастерскую не уехать — не с кем оставить ребенка. Деньги заканчивались.
— В ту зиму было много снега. Я выходила из подъезда с коляской и стояла, дальше было не пройти. Тогда я впервые обратила внимание на то, как отвратительно чистят двор! Дворник делал узенькую дорожку, где двоим не разминуться. А перед Новым годом он и вовсе уволился. Я попросила мужа подарить мне на Новый год лопату и оформилась на полставки дворником. Пока работала, дочка спала на улице в коляске.
Весной Люба разбила несколько клумб и организовала во дворе раздельный сбор отходов. За свой счет купила бачки для бумаги, пластика, стекла и металла, договорилась о вывозе на переработку.
— Я художник, у меня живое воображение. Я вдруг представила: вот у нас во дворе пять бачков для мусора вывозятся пять раз в неделю. Это ж сколько образуется за год! Больше, чем весь двор! А еще меня поразило, сколько всего люди выкидывают на помойку. Нашла фарфоровую коллекционную куклу, ящик детского питания — нормального, не просроченного, кучу чайников… А ведь кому-то все это могло бы пригодиться! Никакой поддержки не было, родные и друзья считали, что я схожу с ума. В интернете наткнулась на группу «Мусора. Больше. Нет». Почитала — отлегло от сердца. Почувствовала: слава богу, я нормальная, раз не только у меня такие мысли.
Раздельный сбор в Любином дворе пошел отлично и даже оказался выгодным — жильцы стали меньше платить за вывоз смешанного мусора. Но неожиданно ей приказали убрать бачки и в один день уволили с работы.
— Может, председательница ТСЖ стала ревновать? Решила, что я мечу на ее место? От обиды я заболела, у меня что-то произошло с молоком, мы с дочкой попали в больницу.
Выйдя из больницы, Люба продолжила заниматься благоустройством: волонтерские уборки, посадки деревьев, акции по сбору вторсырья. За три года из инициативного дворника она превратилась в руководителя серьезного общественного движения.
— У нас четырнадцать точек, почти по всем районам. За три года к нам пришли 2000 человек, то есть каждый сотый новгородец на наших акциях хотя бы раз побывал.
Сейчас весь новгородский мусор съезжается на сортировочную станцию, которая находится в черте города. Из смеси вяло извлекают процентов пять перерабатываемого, остальное отправляется в пресс, уменьшающий объем отходов в 12 раз. Потом — на полигон.
— По сути, сортировка — просто дорога к прессу. Вывозящая компания на этом здорово экономит, им это выгодно. Сейчас мощности недогружены, так что им нужно еще больше мусора, они готовы закупать отходы у соседних областей. А раздельный сбор им не выгоден совсем. Крупных компаний в городе формально две — чтобы не было монополии, но по сути это одно и то же, они принадлежат родным братьям, и все об этом знают. Так что с постоянным раздельным сбором пока ничего не получается…
У Любы есть и основная работа. Вот уже несколько лет она садовник, ландшафтный дизайнер.
— Волонтерство денег не приносит, а сил забирает иногда больше. Если честно, с удовольствием этим не занималась бы, но, похоже, кроме меня некому. Иногда чувствуешь себя так, будто в наш современный век копаешь траншею обычной лопатой. А мимо проезжают экскаваторы. Еще и грязью обрызгают. Утрешься и копаешь дальше.
В этом году дочка Любы пошла в школу. Одноклассники дразнят ее «мусоркой».
Миша, Петрозаводск
— Миша, а почему у тебя окна на потолке?
— Потому что я живу в офисе.
— В каком офисе? То есть в офисе чего?
— В офисе всего, — смеется. — Я же экобомж. Снял офисную комнатку, чтобы в ней жить. Прошлый год жил в палатке, пока погода позволяла.
Экобомж — это не бомж, который быстро и бесследно утилизируется на радость обществу, а человек, который увлекся природоохранной деятельностью настолько, что пришлось урезать свои базовые потребности. Так бывает. По сравнению со спасением мира «нормальная» работа кажется бессмысленной и скучной.
Миша Гусаков торговал компьютерами. Над друзьями, которые увлекались раздельным сбором, сперва посмеивался. Потом втянулся и за один сезон провел больше ста уборок-субботников. Петрозаводск заметно похорошел, а Миша, по его словам, получил прививку от субботников на всю жизнь. Занялся ежемесячными акциями по сбору вторсырья: искал переработчиков макулатуры и пластика, делал рекламу, разговаривал с людьми.
Как раз в это время в Петрозаводске избрали оппозиционного мэра — Галину Ширшину.
— Никто не был готов, что она победит. В том числе сама Ширшина и ее команда. Ей пришлось трудно. Проработать весь срок ей не дали. Ее успех был уже в том, что при этом огромном негативном давлении она справилась с управлением и не допустила больших косяков. Она еженедельно записывала видеоотчеты о своей работе и выкладывала в YouTube. При ней публичные слушания стали реально рабочими и народными. Она единственный мэр, который прибавил городу зеленых зон, защитив от вырубок.
Ширшина объявила, что Петрозаводск будет переходить на раздельный сбор мусора. «Гринпис» объявил происходящее главным российским прорывом в области обращения с отходами… но тут Ширшину все-таки выдавили, а все ее проекты предали забвению.
Сейчас Петрозаводск генерирует около 300 тонн отходов в сутки. Все это оседает на свалках. Раздельным сбором по-прежнему занимаются только волонтеры. Раз в месяц по городу проезжает волонтерский «Сбормобиль», заменивший трудоемкие акции под открытым небом. Сырье отправляется к одному из крупнейших на Северо-Западе заготовителей вторсырья. Миша подрабатывает в этой компании пиарщиком и понемногу склоняет начальство к установке постоянных бачков.
Теперь Миша занимается «зеленым пиаром»: продвижением экологичных технологий. Команда для нового рекламного агентства подобралась быстро. Это экологические активисты — как правило, люди думающие, честные и талантливые. Появились и первые клиенты.
— Я год назад попал на презентацию книжки «Зеленая экономика». Автор говорит: «Человек устроен таким образом, что не пойдет по пути самоограничения. Мы не будем ходить босиком ради того, чтобы сдержать изменение климата. Нужно искать технические и экономические решения, чтобы переводить мир на рельсы возобновляемой энергетики». Люди видят, что природа меняется, но не осознают масштаба проблемы: 150 миллионов климатических беженцев, миллиардные убытки. Россия тоже получает последствия: Крымск, Забайкалье, затопленные дождем десятки городов этим летом. Побиваются рекордные отметки количества осадков за столетия. Климатологи говорят: «Ребята, дождь действительно идет, очень сильный. Это не потому, что Обама плохой, а потому, что мы сжигаем слишком много углеводородов, от этого повышается температура на всей планете». И люди спрашивают: «А что делать?» А решения уже давно есть — солнечные панели, ветряки, геотермальное электричество. И из этого можно сделать бизнес. Цены на эти технологии за последние 6 лет снизились в два раза, и будут еще снижаться, потому что сырьевая экономика — это тупик. Сейчас миллионы долларов вкладываются в исследования экологичных источников энергии. Россия, к сожалению, совсем не думает об этом и продолжает наращивать объемы добычи нефти, газа, угля. Через 10-20 лет углеводороды станут никому не нужны, а в развитие технологий мы не вкладываемся и окажемся полными аутсайдерами.
Тася, Тронхейм
Тася — архитектор. Ее волнует город как завершенный организм. В ее понимании мусор — невозможен. Нет никакого мусора, из всего можно сделать что-то еще.
— Когда мне было девять лет, меня положили в больницу. Чтобы я не скучала, родители привезли мне книжку про трех зверей, с которыми происходили разные поучительные истории. И вот была история про баночку из-под гуталина, которую никак не получалось выбросить. Один говорит: «Фу, эта ужасная банка мне так надоела, выкину-ка я ее в воду!» Кидает — банка приплывает к другому. «Какая гадость! — говорит другой. — Залезу-ка я на дерево и заброшу ее подальше». Но банка приземляется на голову третьему... Так они и кидались этой банкой друг в друга, пока не поняли, что ничто не исчезает само. Меня это просто поразило! Даже про свое больное ухо забыла.
Тася сначала училась в Петербурге. Продолжать образование решила в Скандинавии — именно потому, что там больше всего думают об экономии ресурсов, наиболее последовательно движутся к устойчивому развитию.
— У Северной Европы очень высокий стандарт жизни. Например, в Норвегии ты в принципе не можешь купить такой пластик, который нельзя было бы отдать на переработку. Осло сейчас — самый быстроразвивающийся европейский город. Там запускали огромные кампании, чтобы все без исключения запомнили: голубой пакет — для пластика, зеленый — для органики. Остальное — по пунктам: металл и стекло — в возвратный пункт, тряпочки — в текстиль. Брендированные бутылки и банки идут в специальный автомат, который считывает код и дает тебе скидку в супермаркете, бумага — в бачок для бумаги. Из органики делают компост.
Тася два года жила в Исландии, учила скандинавские языки, подрабатывала в баре. В этом году поступила в магистратуру в Тронхейме. Это лучшая архитектурная школа Норвегии.
— Мне нравится, что в Норвегии просто не купишь ничего «плохого». Человека с продуктами в полиэтиленовом пакете из магазина в Норвегии не увидеть. Это как бы не комильфо. Нет никакого закона, который бы это диктовал! Просто все друг на друга смотрят. И каждый местный бренд, буквально каждая булочная предлагают в качестве сувенира многоразовые сумки. И социальная реклама здесь гениальная! А еще с кофе интересно. Скандинавы пьют кофе, как сумасшедшие. И везде дают скидку, если приходишь со своей кружкой! Университеты часто делают так: в первый раз ты платишь сто крон за кружку с логотипом, а рефилл — почти даром. То есть сидишь в университетском кафе и доливаешь, доливаешь, хоть целый день. В одноразовом стаканчике намного дороже. Хотя одноразовые стаканчики тут уже все компостируемые — ну, если вдруг кружку забыл. Я еще не решила, что делать, когда учеба закончится, куда все это применить. Конечно, работать в России было бы важнее, чем, например, в Норвегии, где уже чинить нечего. С проблемами, которые меня волнуют (отходы, экология, изменение климата) здесь и без меня справятся. А у нас есть очень необычные места, которые нуждаются в помощи: Байкал, тундра, Ямало-Ненецкий округ. Но с другой стороны, хочется ведь и деньги какие-нибудь зарабатывать. Так что пока не знаю.
Петя, Санкт-Петербург
Петербуржец Петр Левин — загадочный человек. Он работал на руководящих должностях в строительстве, хорошо зарабатывал. Женился. Но в один прекрасный день ему захотелось заняться чем-то еще — не только для себя.
Как раз в это время — в 2010-2011 году — в Петербурге стали бурно развиваться «мусорные» инициативы. Началось с волонтерских уборок «Мусора. Больше. Нет». Потом все сообразили, что можно раскладывать мусор по разным мешкам — стекло отдельно, пластик отдельно — и сдавать на переработку. Петр подумал: «А не попробовать ли принимать все то же самое у жителей города, попутно рассказывая им о проблеме с отходами и о важности рециклинга?»
Сначала Петя вложился деньгами — но это показалось слишком простым и скучным. Не хватало общения, движухи, хотелось организовывать что-то самому, делать что-то своими руками. Петя начал бегать, договариваться, таскать мешки, сортировать пластик на складе... Параллельно участвовал в фотопрогулках «Красивого Петербурга», пропагандировал донорство (на собственном примере, разумеется), помогал проектам, связанным с совместным потреблением — в общем, совершенствовал мир везде, куда мог дотянуться.
— В какой-то момент концепция «у меня все хорошо, надо сделать хорошо другим» претерпела изменения. Возникло четкое ощущение, что я что-то кому-то должен. Очень странно. Кому я тут что должен? Это же благотворительность, общественная деятельность! А потом я понял: я должен самому себе. Окончательный выгодоприобретатель действий, которые я совершаю, — это я, всегда. Может, поэтому я и не тщеславен. Я же для себя это делаю, и стараюсь делать хорошо, качественно.
За несколько лет в Петербурге сформировалось много специалистов, выросших из волонтерства: по экопросвещению, по раздельному сбору отходов, по организации экологических акций. Была подготовлена почва для появления профессиональных проектов. Один из таких проектов Пете особенно полюбился. Это — «Чистые игры»
По правилам «Игр», мусор — или сокровища (пригодные для переработки), или опасные для леса пришельцы, которых нужно поймать и обезвредить. За особо ценные или особо опасные экземпляры (зависит от концепции) игроки получают больше всего баллов, учитывается количество собранного, поощряются необычные находки. Примерно половина тех, кто однажды поучаствовал в «Чистых играх», приходит еще раз. В Москве, куда успела распространиться франшиза, недавно пришлось закрыть регистрацию на игру: оказалось слишком много желающих.
— Все-таки никакая благотворительность не может сравниться по эффективности с бизнесом. Потому что это совершенно разные уровни ответственности. Если есть возможность построить социальный бизнес по бизнес-правилам, это всегда более эффективно, чем то же самое, но некоммерческое. Когда энтузиасты выходят на субботник — каждый отвечает за себя. На «Чистых играх» ты несешь ответственность перед теми, кого собрал. Это не «социальный вклад», не обязаловка, а развлечение — как квесты в реальности. Не думаю, что человек, который один раз поиграл, после этого будет активно мусорить. У него в сознании уже что-то начнет меняться. Мы часто работаем с детьми, а это самый благодарный материал — они делают будущее и, по большому счету, делают своих родителей. На самом деле, цель любых общественных проектов — понемногу менять сознание людей. Критическая масса копится-копится и когда-нибудь выплеснется.