Решение по делу о самообороне — первый шаг к независимой судебной системе в России

МОСКВА (ИА Реалист). В конце сентября в Тверском областном суде состоялся резонансный процесс по обвинению в тройном убийстве Александра Забенкова, убившего ножом трех человек, пришедших на территорию его домовладения на почве личных неприязненных отношений и бытового конфликта, с намерениями избить палками его самого и его гостей. Все участники конфликта, как это часто бывает, находились в состоянии алкогольного опьянения… Эта история так и осталась бы ничем не примечательным событием из десятков подобных, по которым стандартно производятся переквалификации на менее тяжкие статьи, сопровождаемые многочисленными возвратами дела прокурору, с последующим освобождением, в связи с зачетом уже отсиженного до вынесения приговора. Либо принимаются компромиссные решения судов, из разряда «подсудимый не виноват, поэтому наказание условное». Поэтому, на наш взгляд, вынося полностью оправдательный приговор, судья, по сути, сотворил сенсацию. И это необходимо обсудить отдельно. Основываясь на имеющейся в открытых источниках информации, в той или иной мере раскрывающей суть этого дела, можно сделать следующие важные соображения. В самых общих чертах, данное происшествие, совершенно банальное, каковых совершаются в России десятки, вновь обнажило несовершенство законодательства и отсутствие правовой определенности в вопросах самообороны, причинения вреда при защите своего имущества, жилища, объема прав и ограничений при обороне на территории своего жилища и вне его. Однако, с профессиональной точки зрения, исходя из российской правовой действительности, данное решение суда является совершенно нестандартным, и выходит за рамки обычной правоприменительной практики. Сложилось впечатление, что в этом деле суд руководствовался не российскими правовыми реалиями, а англо-саксонской правовой моделью, в которой с абсолютной правовой определенностью, в однозначных терминах и понятиях отграничиваются различные состояния. Состояние, когда обороняющийся ограничен в легальных возможностях защиты себя, своих близких и своего имущества, и состояние, когда обороняющийся вообще ничем не ограничен в подобных ситуациях. В англосаксонской правовой системе, права посторонних на территории чужого дома значительно сокращаются, а права хозяина приобретают неограниченный характер в вопросах самообороны. И это снимает массу вопросов при оценках кто прав, кто виноват в спорах о защите жилища. В России же все предельно сложнее. Каждый раз следователь, прокурор и суд должны разбирать каждую ситуацию досконально. Начинается выяснение, осознавал ли обороняющийся в момент защиты, что он наносит смертельные удары, насколько он осознавал, что его жизни угрожает опасность, а угрожала ли действительно опасность его жизни и т.д. То есть фактически посторонние лица в лице следователя, прокурора и судьи должны субъективно дать оценку внутренним эмоциям обороняющегося и обстоятельствам вокруг него и после этого вынести решение о его возможной виновности, и в случае наличия таковой, определить наказание. Однако постороннему человеку невозможно «влезть в голову» к обороняющемуся и понять истинные его эмоции и переживания. Равно, как и в полной мере воспроизвести все обстоятельства происшествия, в ходе проводимого в такой ситуации, фактического мысленного эксперимента. Подобные несовершенства очень часто приводят как к ошибочным решениям и несправедливым приговорам, так и к тем самым, описанным выше компромиссным решениям. И это первая проблема российского правосудия в делах подобного рода. И уже с этих позиций, совершенно не вписывается в стандарты российской правовой действительности. Второе, что надо отметить. Проблема российского правосудия заключается не только в высоком уровне правовой неопределенности самой системы, позволяющем субъективно трактовать ту или иную ситуацию на основании личного восприятия ее лицом, принимающим судебное решение, но и в очевидной фактической подчиненности каждого звена в ней общему «обвинительному уклону». По личному опыту защиты обвиняемых, как адвокат, я неоднократно участвовал в судах, где полностью была доказана невиновность подсудимого, в связи с чем, суд принимал пусть очень мягкое, фактически освобождающее моего подзащитного от наказания, но de jure решение о его виновности. По сути, то самое компромиссное решение, которое обычно и приходится принимать судам в условиях фактической правовой неопределенности в данной сфере. Мало того, что система доказывания сама по себе сложна, неоднозначна и основана на преимущественно субъективном восприятии той или иной ситуации конкретным человеком в мантии. Проблема еще и в том, что если и удается «достучаться» до конкретного судьи и доказать свою правовую позицию, судья, как человек, находящийся в системе, может и не захотеть брать на себя ответственность за решение, которое привлечет нежелательное внимание вышестоящих начальников только лишь потому, что оно оправдательное. Подобное положение дел в российском правосудии коренным образом подрывает доверие простого человека к государству, так как подсудимый заведомо находится в проигрышном состоянии. Очевидно, что логическая противоречивость подобных компромиссных судебных решений, находящаяся где-то на уровне цитаты из фильма «Берегись автомобиля», «он, конечно, виноват, но… он не виноват», отнюдь не способствует построению по-настоящему правового общества. И в этом смысле, вынесенное судом решение, учитывая как общий обвинительный уклон, так и всю склонность российской судебной системы к «правовым компромиссам», примечательно, прежде всего, тем, что оно однозначное, и не просто не обвинительное, но полностью оправдательное. Безотносительно, правильное оно или нет, с точки зрения уголовного права, даже при всех ограничениях, налагаемых субъективностью российской системы доказывания, очень позитивный факт, что судья вынес бескомпромиссное решение, исходя из своего личного убеждения и оценив доказательства, как требует УПК, на основании закона и совести. Это решение, если это не просто случайность, которая никогда больше не повториться, отражает живую, рабочую правовую систему, где суд действительно независим и самостоятелен, где действительно работает принцип состязательности сторон, и где все стороны равны перед законом. Повлечет ли за собой этот прецедент дальнейшие позитивные изменения в российском правосудии или останется единичным случаем, лишь подчеркивающим глубокие изъяны российских правовых реалий? Время покажет… Борис Валеев — адвокат, специально для ИА Реалист