Нобелевский лауреат Дмитрий Муратов: В политику не пойду. Премию отдам не лечение детей. А про квартиру на Манхэттене - вранье
«СУДЬБА НОБЕЛЕВСКИХ ЛАУРЕАТОВ НЕЗАВИДНА»
Владимир Ворсобин (обозреватель «КП», ведущий):
Итак, главному редактору «Новой газеты» Муратову дали Нобелевскую премию. Задам, Дмитрий, простой вопрос, который сейчас задают все - за что?
Дмитрий Муратов: ... (молчание).
Владимир Сунгоркин (спасая положение):
- Есть конспирологическое мнение, - что таким образом «мировая закулиса» оценила работу Муратова и «Новой газеты» в демократизации российского общества и разрушения скреп и т.д. Второй вариант ответа - оценили мужественную работу редакции «Новой газеты», где реально люди рисковали жизнями, где пять человек погибло в боях за демократию (без всякой иронии говорю) в казалось бы, в цивилизованной стране, в России... Но как это ни трактовать, это достойная награда. Как-то с придыханием даже произносится - лауреат Нобелевской премии. Я привык уважать эту премию, и Муратов ее достоин.
Ворсобин:
- Да, только судьба нобелевских лауреатов в России незавидна.
Сунгоркин:
- Ну, не всех. Не надо грязи. Нобелевским лауреатом был Шолохов, был Горбачев...
Ворсобин:
- Так себе последний примерчик.
Сунгоркин:
- Да почему так себе? Слушай, заелись, прямо скажем. Жив, 90 лет, по-моему, уже, и дай бог ему здоровья! Хотя сейчас наши добрые слушатели скажут - кому здоровья?!. У нас такая аудитория...
НА ЧТО ПОЙДЕТ ПРЕМИЯ
Муратов:
- Я не могу говорить за Нобелевский комитет. Вы, наверное, знаете, что только через 50 лет будут открыты документы, кто выдвигал, кто голосовал и какие шли обсуждения. Поэтому я ничего предполагать не могу.
Ворсобин:
- Но как вы для себя это объясняете?
Муратов:
- У нас в газете погибли несколько сотрудников - Игорь Домник, Юра Щекочихин, с которым Володя (В. Сунгоркин - РЕД.) был хорошо знаком, Аня Политковская, Настя Бабурова, Стас Маркелов, Наташа Эстемирова. И мы абсолютно уверены, что их жизнь, отданная за профессию, и стала одним из мотивов вручения премии. Поэтому в каком-то смысле она, безусловно, не моя.
Ворсобин:
- Вы как-то сказали, что эта премия всей российской журналистике. Но она пришла в тяжелый для нее момент. Даже не понятно - «больной скорее жив или мертв».
Муратов:
- Если будет такая возможность на Валдайском форуме задать этот вопрос руководителям страны, я его задам. Мы, конечно, можем ссылаться, что в Америке тоже есть закон об иноагентах с 30-х годов, как вспомнил об этом Владимир Путин на пресс-конференции во время энергетической недели в Москве. Но мы же другие американские законы не вводим у себя, чтобы по ним жить? А этот приняли! Это какое-то бессрочное клеймо. Слушайте, любые наказания заканчиваются заслуженные или незаслуженные, а здесь тебе присылают бумагу - ты «иностранный агент» - и со следующего дня у тебя нет рекламодателей, а спикеры не приходят в эфир. А люди боятся поддерживать на краудфандинговой платформе. Ну, что это такое?! А как «выйти» из иноагентов? Неизвестно! Оттуда никто еще не вышел.
Сунгоркин:
- Дима, ты тоже можешь стать иноагентом, получив Нобелевскую премию? Вы с юристами это не обсуждали?
Муратов:
- Так Путин ответил на этот вопрос.
Ворсобин:
- Давайте послушаем запись.
Путин:
- Если он не нарушит российский закон и если он не даст повода для того, чтобы быть объявленным в качестве иностранного агента, значит, этого не будет. А если он будет прикрываться Нобелевской премией как щитом для того, чтобы нарушить закон, тогда вне зависимости ни от каких заслуг каждый должен четко и ясно понимать - нужно исполнять российские законы.
Ворсобин:
- Чувствуется скрытая угроза.
Сунгоркин:
- И опять - это же не ответ на тот вопрос, который я задал Диме Муратову. У тебя там Леня Никитинский есть, выдающийся юрист всех времен и народов, как они-то это трактуют?
Муратов:
- Мы не занимаемся политической деятельностью. У нас хорошие юристы. И, кроме того, мы определили судьбу той суммы (премии - РЕД). Газета два года занималась тяжелейшим, самым страшным, наверное, заболеванием на земле - спинально-мышечной атрофией - когда ребенок видит, как он умирает, до последней секунды. Чтобы спинально-мышечную атрофию остановить (до конца она не вылечивается), нужны самые дорогие в мире лекарства - «Золгенсма» и «Спинраза». Собирали деньги чрезвычайно трудно, с помощью смс. Тысячи детей по стране не получали своевременную помощь и погибали. В конце концов дело дошло до Путина, и был создан фонд «Круг добра». И теперь этот фонд помогает детям не только со СМА, но и с другими редкими заболеваниями. Возглавляет его отец Александр Ткаченко, и одну часть этой суммы мы, безусловно, переводим в этот фонд. Еще часть, Володя (В. Сунгоркин - РЕД), ты, может быть, помнишь, что наша с тобой блистательная коллега и наш хороший друг Зоя Валентиновна Ерошок последние недели своей жизни из-за онкологии провела в Первом московском хосписе «Вера», который недавно отметил свое 15-летие. Она дружила с основателем фонда Верой Миллионщиковой, с ее дочерью, которая сейчас ведет всю паллиативную помощь в Москве - я имею в виду Нюту Федермессер.
Сунгоркин:
- Да.
Муратов:
- И часть уйдет на детский хоспис «Дом с маяком», а часть на первый московский хоспис «Вера».
Ворсобин:
- Некоторые комментаторы ехидно замечают, что фонд «Круг добра» - путинский фонд.
Муратов:
- Мне сказали, чтобы я никого не посылал на хрен, но хочется послать. Потому что речь идет не о том, кто создал фонд, а том - кого он лечит. Посмотрите в глаза родителям этих детей, я их видел регулярно два года подряд. Еще обязательно получит часть средств больница имени Димы Рогачева, мальчика, умершего от лейкоза, про которого мы писали. И фонд «Подари жизнь», которому мы хотим помочь, вылечил десятки тысяч детей с тяжелыми формами лейкоза.
«КАЧЕСТВ ПОЛИТИКА Я В СЕБЕ НЕ НАХОЖУ»
Ворсобин:
- Нобелевскую премию мира выдали представителям двух стран - Филиппин и России. На Филиппинах президент утопил страну в крови, как он уверяет, наркоторговцев, и отчаянная журналистка Мария Ресса, которая противостоит ему, получает премию. Вторая - уходит в Россию. Что у нас общего с Филиппинами?
Муратов:
- Схожие черты есть, наверное, не у наших стран, а в самой сути профессии. Потому что журналистская профессия все-таки предполагает контроль за государством и его руководителями в интересах общества. Мария занималась именно этим. И мы не случайно вместо наших морд на первую полосу газеты, которая вышла в понедельник, поставили ее портрет. Она так понимает профессию. И это правильное понимание профессии. Если власть не контролировать, она станет бесконтрольной.
Сунгоркин:
- Дима, когда я услышал, что ты стал лауреатом Нобелевской премии, не поверил.
И у меня в голове это не совсем помещалось. Наконец, поместилось. Ты становишься политической фигурой (в голову почему-то сразу приходит Вацлав Гавел). Я понимаю, что это интимно...
Муратов:
- Почему? Это не интимно.
Сунгоркин:
- Страна наша родная, мне кажется, беременна поиском новых людей, моральных авторитетов. И вот вдруг появляется лауреат Нобелевской премии. Социологи уверяют, что 27% населения знают Дмитрия Муратова. Может, тебе надо начать новую жизнь? Как политику?
Муратов:
- У меня есть очень добрый товарищ - капитан атомного ледокола. Есть хороший товарищ - капитал воздушного судна - Аirbus водит. Есть уникальный хирург, входящий в сотню лучших всего мира. Профессия политика точно такая же. Ну, не может кто угодно стать капитаном ледокола, сесть за штурвал или подойти к операционному столу. Политик - это профессия, которой надо очень долго учиться, понимать ее. И еще любить власть. Хотя бы свою. Никаких этих качеств я в себе не нахожу. Это для меня невероятно.
Сунгоркин:
- У меня другая гипотеза. Появляется человек, который в себе воплощает некие ожидания народа - допустим Путин. Или, не знаю, Нельсон Мандела. Он бедным помогал, рисковал, был там и там. И народ говорит, нет, друг мой, ты и есть наш вождь. Дальше к тебе, к Дмитрию Муратову, допустим, подбегает большая когорта политологов, лидеров партий, говорят: веди нас! Ты говоришь, нет, подождите, ребята, вот у меня есть друг - командир корабля, есть друг - ледокол... Они говорят: Дмитрий Андреевич, кончай это дело! Вся надежда на тебя! И вот ты, Муратов, лежишь в кровати, ворочаешься, и думаешь, черт, народ-то хочет! И понеслось...
Муратов:
- Ты сейчас меня уговоришь, Володь! Еще раз скажу: мне нравится та работа, которой я занимаюсь. Другой - не буду.
Сунгоркин:
- А мы тебя будем на слове ловить. Кто знает, может быть через пять лет мы будем крутить сегодняшнюю запись... Дима, я еще немножко ударюсь в воспоминания, которые, мне кажется, общественно важны. Много лет назад я баллотировался в депутаты, по-моему, Моссовета, в то бурное, смутное лихое время. Ты может даже уже и не помнишь, но ты был моим советчиком. Я был абсолютно невинный человек в этой предвыборной борьбе. И ты мне говорил, слушай, надо пойти туда-сюда, сходить вот так, вот здесь надо такие тезисы, вот здесь надо такую программу. И я так поразился, думаю, елки-палки! Ты тогда руководил политическим отделом, в отличие от меня, в «Комсомолке».
Муратов:
- А ты руководил отделом рабочей молодежи.
Сунгоркин:
- Да. А ты-то был у нас по идеологии, что называется. И я поразился тогда, страшно сказать, лет тридцать назад - как этот молодой парень Муратов насколько уже изощрен в политике! Вот поэтому я тут сильно так сомневаюсь в том, что ты у нас не командир корабля. Так сказать, совсем не командир.
Муратов:
- Володь, ты тогда тоже должен вспомнить. Просто до этого по просьбе редакции меня втянул в эту историю со своей борьбой за депутатский мандат твой обозреватель твоего отдела Павел Игоревич Вощанов.
Сунгоркин:
- Запросто, да!
Муратов:
- Вот там-то я чего-то такое и увидел.
ПОЧЕМУ НЕ НАВАЛЬНЫЙ?
Ворсобин:
- Я здесь буду отвечать за голос народа и прямолинейные вопросы. «Почему Нобелевский лауреат - не Навальный?» - пишет наш слушатель.
Муратов:
- Снова скажу - не знаю логику, которой руководствуется Нобелевский комитет. К нам лет пять подряд в день вручения Нобелевской премии мира приезжали телевизионщики со всего мира, поскольку у них были точные сведения, что «Новой газете» дадут Нобелевку. Потом мы стали их просто гонять, чтобы работать не мешали.
Сунгоркин:
- А сейчас приезжали?
Муратов:
- Нет! Никто ничего не знал.
Сунгоркин:
- Елки-палки! То есть, ездили, ездили, потом плюнули. И... А я не знал эту историю!
Муратов:
- Да.
Сунгоркин:
- Ты смотри! А я думал, это все внезапно! Новенькое что-то.
Муратов:
- Нет! Мы были номинированы официально несколько раз. Только вот кем? Мы не знаем.
Сунгоркин:
- Даже я знаю. Я думаю, Горбачев вас номинировал.
Муратов:
- Нет, Горбачев не имел к этому никакого отношения.
Сунгоркин:
- Опаньки! Вот это да!
Муратов:
- Официально заявляю.
«ТО, ЧТО УТВЕРЖДАЕТ ОДИН ГОСПОДИН - ПОЛНОЕ ВРАНЬЕ!»
Ворсобин:
- В честь премии я обзвонил очень многих главных редакторов СМИ. И странное дело - только Павел Гусев согласился вас поздравить. Холодно встретили коллеги это известие.
Муратов:
- А можно мне списочек передать?
Сунгоркин:
- Дима, меня вычеркивай! Я тебе позвонил!
Муратов:
- Да. Когда из тайги вышел! (Главред «КП» действительно был в те дни в отпуске - в походе по тайге. - Ред.)
Сунгоркин:
- Да, вышедший из тайги.
Ворсобин:
- Более того, активизировались люди, которые много что знают. Они с удовольствием вылили на вас компромат. Откуда у вас, Дмитрий Андреевич, такое количество недвижимости за границей? Квартира на Манхэттене? На миллион долларов, говорят.
Муратов:
- Я знаю, кто это сделал. Я знаю, на что это рассчитано и сразу говорю, что это не соответствует действительности. Я знаешь что сделал, Володь? Когда все это г... начали лопатой набрасывать на вентиляторы, я собрал редакцию - всех ведущих сотрудников. Отвел их в ресторанчик, на стол поставили чай... И отчитался по доходам, расходам и всему остальному. Рассказал и показал своим коллегам все мои финансы от начала до конца. А то, что утверждает один господин в своих многочисленных изданиях - полное и абсолютное вранье. Кстати говоря, я могу тебе (В. Сунгоркину - РЕД) это показать. Ну и второе - ты знаешь, Володя, что никогда в жизни у нас не было ни одной государственной копейки, и я никогда не был на государственной службе. Вот, собственно, и все.