«Я не касаюсь политики даже десятимеровой палкой». Интервью с Анатолием Скляренко

В Пензе после большого перерыва состоялся первый постковидный рок-концерт. В наш город приехала группа «Бригадный подряд» — одна из самых долгоиграющих на альтернативной музыкальной сцене нашей страны. По этому случаю фронтмен коллектива Анатолий Скляренко дал интервью журналисту Татьяне Котиной, в котором рассказал о том, как на музыкантах отразился вынужденный перерыв в концертах, какими проектами сейчас занят группа и почему сознательно не использует в своем творчестве мат.

— Для Пензы ваш концерт стал первым в постпандемийный период, а у вас он уже какой по счету?

— Вот такой сольник всего лишь второй, потому что у нас до этого был концерт в Москве, но это была акустика, а вот в рамках тура «35 лет группе» это первый концерт, получается, с марта месяца.

— У вас был большой перерыв между концертами, какой-то мандраж сейчас появляется перед выходом на сцену?

— В Москве перед выходом на сцену присутствовал из-за того, что давно не играли. Но все оказалось лучше лучшего. Вот электричество сейчас начинается. У нас очень длинная программа, если не ошибаюсь, 35 песен — по количеству лет группы, — и надо вспомнить, как это делалось, как зажимать аккорды.

— В этом плане в провинции, где на концерт собирается не очень много зрителей, по сравнению со столичными городами, легче играть или, наоборот, сложнее, когда меньше народу, и внимания больше уделяется группе?

— Везде своя специфика. Мне кажется, все одинаково. Я как-то не разделяю. Ты просто выходишь на сцену, работаешь. В зависимости от того, насколько близко стоят люди — разный подход, а так — все весело и хорошо. Потому что, когда близко, это тоже приятно и прикольно. Такое близкое общение нужно артисту.

— Опять же нет страха налажать. Хотя, мне кажется, панк-рок — это искусство красиво лажать.

— Ну, в какой-то степени да, хотя я - за хорошую игру. Я смотрю на группы, такие как наша, выходцев из Советского Союза, так: все загнулись, осталось очень мало команд, которые начали играть хорошо. Остальные думали, что панк-рок все спишет, и ничего он не списал, а люди просто ушли со сцены, спились и так далее.

— Хорошая игра «Бригадного подряда» действительно слышна. Вы — ребята, которые могут «врубить» как следует, при этом еще и смысл в текстах присутствует. Не чувствуете себя среди панк-рокеров, ну, не дедами, а такими мудрыми мужами, которые выходят на сцену и начинают задвигать за жизнь?

— Дедами, дедами. Такое дело, что, наверное, с возрастом нашей группы наш огонь ушел в другое русло. Мы никогда не топим за политику. А сейчас вроде как модно стало, все молодые команды политически активны. Я вот не касаюсь этой кучи дерьма даже десятиметровой палкой. У нас были пару политических песен когда-то давно, мы их искоренили и больше никогда петь не будем, потому что политика — это очень плохо. Если молодой человек не соображает ничего и лезет в политику, я считаю, что это не то, что плохо, а чудовищно. Мы поем для простых людей о простых человеческих вещах.

— То есть тихая, спокойная внутренняя анархия?

—Да. Дело в том, что анархические движения — это политические движения, а у нас, наверное, анархия заключается в том, как раз, что мы в политику не лезем. Надо все-таки трогать у людей струны душевные. Политики врут, а эти струны останутся. О вечном поговорить хочется.

— Получается, музыканту главное — не врать?

— Да. Политическая песня у меня никогда не получится, потому что я не верю в то, что происходит. Точка. Все. Зачем писать: «Давайте пойдем на баррикады», если я не хочу на баррикады?

— Если смотреть на ваши последние песни, то у меня ощущения, что вы как-то в лирику начинаете уходить, потому что разудалости и вашего отличного юмора становится меньше. Но появляется именно лирика: глубокая, красивая.

— Опыт жизненный все-таки дает о себе знать. И вещи начинают трогать немного другие. Это раньше: ты мальчишка, я девчонка или, наоборот, выпили в баре, провели ночь вместе. Все это уже было. А сейчас хочется, чтобы человек, который слушает наши песни, понял все-таки, что мы не тупые и можем подумать о чем-то прекрасном и великом.

— Если вернуться назад к пандемии, все говорят о каких-то кризисах страшных. Киноиндустрия, в частности, и музыканты заявляют, что денег нет, неизвестно на что жить. Вы как это пережили?

—Я не буду лукавить, плохо пережили. Потому что мы вернулись с первой части тура такие обнадеженные, заработали денег, напокупали себе всякой ерунды, как это обычно водится. А потом, когда мы поехали во вторую часть и поняли, что пора сворачиваться и ехать домой, естественно, задела денежного мы сделать себе не успели. И вот так в этот раз нас подкосило, конечно. Но выжили.

Помимо того, что я занимаюсь музыкой, я подрабатываю еще звукорежиссурой. То есть у меня есть хобби, которое еще, оказывается, умеет деньги приносить. Потому что я, в принципе, уже много лет «Бригадный подряд» записываю сам, у меня — своя домашняя студия. А тут одни люди попросили что-то свести, другие. Поэтому нормально было. Такой легкий фрилас, и все-таки это около музыки, это же не вагоны разгружать. Поэтому стукнуло, конечно, по башке, но не так сильно.

— Кстати, всегда было интересно, а музыканты официально как-то устроены на работу? В документах где-то написано, что ты музыкант? Могут же возникнуть проблемы, если человек безработный официально.

— У меня нет таких проблем, и не надо. Проблемы у людей возникают, чтобы взять кредит, например. Кто захочет машину купить в кредит, ему не дадут. У меня была подвешена трудовая книжка до, наверное, года 2012. Там еще кое-где я числился кое-кем, скажем так. А потом попросили забрать, и с этого момента я официально безработный.

— Это как в 80-е, когда все были дворниками, сторожами.

— Я как раз застал тот момент. Я работал охранником, я работал кочегаром, работал проводником на железной дороге. Тут скрывать нечего, это было весело. У меня именно такая, настоящая, как ни странно, советская рок-н-ролльная карьера, потому что я знаю, что такое таскать уголек. Было смешно: котел такой же, как у Виктора Цоя я топил, такой же марки, и я подумал: «Ну, понятненько...»

— Я видела, что во время пандемии, вы без дела не сидели, и начали писать акустический альбом. Когда его ждать?

— С этим самый главный вопрос. Дело в том, что барабаны, бас и практически все гитары уже записаны. И тут я пришел на репетиционную точку и сказал: «Парни, это не канает. Мне не нравится». И вот сейчас мы думаем, что делать дальше, потому что мы решили его изменить. Мы хотели его выпустить уже в сентябре-октябре, и решили этого не делать, еще поработать. Потому что мы сделали так, как делаем на акустических концертах. Это весело, это хорошо, на акустические концерты приходит много народу, куча общения. Но вот записав несколько песен и послушав их, я понял, что они интересны только на концерте, а вот так чтобы слушать — в них чего-то не хватает. И мы, наверное, еще поработаем над аранжировкой, и чувствую, что 80% материала уже записанного просто полетит в корзину.

— А ты вообще перфекционист, да?

— Да. И это мне мешает. У нас с Сантером [Александр Лукьянов — гитарист, один из создателей «Бригадного подряда»] очень хороший в этом отношении тандем. То бишь он такой разгильдяй: «Да ладно, так сойдет! Нормально все!». А я: «Саша, ты что! Здесь же, блин, гитара скрипнула как-то нехорошо, надо переписать!». Друг друга уравниваем.

— Я видела, что во время пандемии вы, как и многие группы делали прямые эфиры. Как вам этот опыт?

— Да, весело, на самом деле. Это все происходило у меня дома, в моей домашней студии. Пришлось докупать дополнительное оборудование. Но можно даже после пандемии проводить иногда такие штуки. Просто прикольно пообщаться с людьми, спеть что-нибудь на таком именно кухонном уровне. Мы с Сантеёром, честно скажу, просто ставили на стол бутылку вискаря и выпивали вместе с теми, кто нас смотрит. Не знаю, насколько это было пошло, но, по крайней мере, формат был достаточно веселый.

— Кстати, ты же был инициатором идеи снять видео со всеми российскими музыкантами «У нас все дома». Как это вообще пришло в голову и как это получилось?

— Пришло в голову очень просто. Моя жена смотрела какие-то такие штуки. Она занимается пол-дэнсом, — танцует у шеста, если кто не знает, — и вот эти полдэнсеры тоже передавали друг другу какие-то штуки. Я думаю: «А чего мы сидим-то?». По-моему, первым я позвонил Лу [Лусинэ Геворкян — солистка группы LOUNA] и Илье Черту [Илья Кнабенгоф — лидер группы «Пилот»]. И понеслась: все вдруг начали друг другу звонить. Я написал сценарий, кто кому что передает, и он начал разрастаться.

У нас вообще получился оригинальный контент, потому что, например, Чача Иванов [Александр Иванов — лидер группы «НАИВ»] был в это время в Америке, Хелависа [Наталья О’Шей — лидер группы «Мельница»] была в Израиле, соответственно, все остальные — тоже по городам нашей необъятной родины. Нужно было всех собрать, все же творческие личности, поэтому от всех ждешь по два дня вот этот видос, который можно записать за три минуты.

— Сейчас модно много мата использовать в песнях. У «Бригадного подряда» этого нет. Вы из того самого последнего поколения, о котором Юрий Шевчук сказал, что оно «любовь рифмовало без мата», или это такое бунтарство против сегодняшнего дня?

—У нас была одна единственная матерная песня, называлась она «Турция», и мы ее исключили из своего репертуара. Потому что люди приходят с детьми на концерты. Вот в Москве у меня первый раз в своей и моей жизни побывал сын на концерте. Ну, неужели я буду ругаться матом со сцены, когда мой 3-летний ребенок находится в зале?

Мне кажется, хорошо материться получается только у одного человека: у Шнура. У него это гармонично получается. Он, мне кажется, и думает матом. Все остальные матерятся, скорее, потому что сказать нечего. А когда люди просто матерка добавляют, чтобы приблизиться к народу — это не всегда правильно.

— Получается, что группе «Бригадный подряд» пока еще есть, что сказать?

— Да, обходимся без мата. Мы уже поиграли на нем, а теперь поумнели.