Про смерть
Дедушка умирал, я этого не знала точно, чувствовала. Что-то инородное, чужое , проникло на нашу территорию. Именно на территорию, в далекую, рязанскую область, где он жил. Я шучу, конечно, никакая она не далекая: 200 км или 3,5 часа или ¼ аудиокниги. Рядом.
Раз
90-ые поменяли жизнь всей страны в целом, и каждую отдельно взятую, моя семья не стала исключением. Часовой завод, на котором бабушка с дедушкой трудились, разорился: всех сокращали, работы не было, деньги платить перестали. Дедушка собрал свои часы, чемоданы и идеи новой жизни на природе: фермерство, коровы, свиньи, другая живность, которую он хотел завести и отправился покорять деревню, доставшуюся по наследству. Время такое было: вокруг деда и внутри-время перемен, самое лучшее для новой жизни.
Маленький, покосившийся домик со старой печкой казался мне замком. Родители радостно всучили меня «на каникулы» и я попала в лучшее время моей жизни: в детство. В домик –дворец, с огромной придворцовой территорией: с яблоневыми садами, вишневыми парками и картофельными аллеями, усыпанными полосатыми колорадскими жуками, а потом и с коровами, ранними петухами, и розовыми поросятами. Жизнь потекла.
Дедушка был суров, строг, с характером, который принято называть тяжелым. С людьми не сходился, всех осуждал, никого не принимал, только мама-его дочь, и я –внучка, были важными людьми в жизни. Только нас он любил, больше никого, кажется, может бабушку, но это не точно. Почему она с ним жила – загадка тоже, они были в разводе, но сил уйти ей почему-то не хватало. Папа построил ему отдельный дом на том же участке, дедушка любил жить в одиночестве, со своим распорядком и укладом, никакие вмешательства не терпел. Каждое утро в 7 он приходил на завтрак, на бабушкину территорию, в ее кухню. Она его уже ждала, накрывала, подавала, обхаживала. Наверное он был немного тиран. Бабушку подстроил под себя, как, впрочем, и остальных, его остерегались, побаивались, старались не связываться. Дедушку я любила, но побаивалась тоже, скорей заодно со всеми, чем на самом деле.
Все лето и все выходные я проводила в деревне. Он научил меня косить, водить любой вид трактора, от малого до большого, вставать рано, и наблюдать с бугра за движением жизни, сидя на лавочке, встречать рассвет нового дня. В Москву ездить отказывался, только за пенсией, больше дня не задерживался, ссылался на невозможность дышать в этом загазованном городе.
Два
Дедушка, как любой старый человек, любил порядок и чтил привычки, так проще ориентироваться в пространстве времени, которое быстро менялось. После завтрака он щелкал выключателем радио и дом наполнялся привычным голосом диктора. Кажется радио Маяк. Он открывал газету, садился к окну и окунался в жизнь, которая бурлила где-то далеко. Дедушка ее держал, старался не упускать, не терять связь.
Буквы стали все чаще наплывать друг на друга, обнимались, сливались в черные линии. Дедушка купил лупу.
- Вы стали плохо видеть? Буквы сливаются? Вы читаете с лупой? Мы вам поможем, звоните. Белый прямоугольник голосом девушки сказал, что может решить эту проблему.
Дедушка вывел цифры на краешке газеты. Настроение улучшилось. Он купил супер массажные очки по супер цене, ответственно, по инструкции надевал их 3 раза в день на 20 минут. Все мигало, бегали какие то точки, очки возвращали дедушке острое, орлиное зрение. Так было написано на коробке.
Три
Что-то вдруг поменялось. Дедушка стал молчалив и озабочен. Оказывается, вместе с очками, как бонус, прислали тесты на определение здоровья. Дедушка аккуратно отрезал кусочек седых волос, срезал желтоватые неровные ногти, упаковал в присланный пакетик и отправил по почте на исследование. Втайне.
Через неделю получил результат. Результат, который, как 90-ые, перевернул отдельную жизнь дедушки и заодно и нашу общую, слаженную, взаимосвязанную механизмом семьи.
Результат мы узнаем потом, когда дедушка придет прощаться - страшная, смертельная болезнь, с быстрым, летальным исходом. Счет на месяцы и дни. Хотя, нет, подождите, вариант все-таки есть, умные заграничные врачи, нашли супер лекарство, но стоит оно супер дорого, заграничные лекарства они все такие-дорогие, потому что заграница - это что-то далекое и чуждое русскому человеку. Дедушка менялся на глазах, на телефон, прежде скучающий и лежащий без дела, стал кто-то звонить. Он отвечал коротким «перезвоню», темнел и убегал. Мы переживали, пытали бабушку.
– У вас же, наверное, есть квартира? Вот как раз этого хватит на оплату лечения. 2,5 миллиона лечение, ещё миллион , а то и полтора на лекарства, у вас еще и деньги останутся, мы вас спасем абсолютно точно - это ничего, что вы в деревне, мы к вам приедем, и все поможем оформить с нашим нотариусом, вы главное на нас ее перепишите, а там мы все уладим, не благодарите, не надо – это у нас работа такая - помогать людям.
Дедушка пришел прощаться на всякий случай, и сообщил нам о смертельной болезни без названия, и переоформлении их с бабушкой квартиры на каких-то врачей, которые обязательно за ним приедут, и сделают все возможное. Дедушка был готов к смерти и давал распоряжения как и что надо делать после.
Моя история умалчивает о поисках волшебных врачей, которые спасают бабушек и дедушек от смертельных заболеваний и квартир. Конечно, потом они позвонили испуганному деду и сказали, что ошиблись, что никакого заболевания у него нет, что он здоров и силен. Но что-то в нем надломилось, что-то произошло, сломалось, пошло по другому пути. Как будто где-то внутри, он уже принял болезнь, впустил в себя. Но мы еще этого не знаем, мы празднуем победу над злом.
Четыре
Утром приехала скорая. Серая, страшная, грязная. Я боялась заходить в дом. Дедушка весь в крови лежал на кровати. К тому моменту он жил в части привычной нам реальности и части реальности другой, о которой можно только догадываться. Какая реальность была главной неизвестно. Нас он узнавал не всегда, пил чай с умершими родственниками и наблюдал яркие картинки какой то другой жизни, которыми его щедро одаривал мозг. Из дома практически не выходил.
Мы загружаем дедушку в скорую. Со мной рядом садится медсестра, взрослая, уставшая женщина, лицо стерто. Двери, страшным лязгом, защелкиваются. Каталка стоит посередине. На ней тело, как будто маленькое, худое. Я сижу рядом, держу дедушку за руку. Держу за руку тело. Нас внутри четверо, я, дедушка, медсестра и кто то еще. Я его не вижу , но знаю, что он тоже здесь. Еще давно, жизнь столкнула меня с колымской шаманкой, она сказала, что смерть мужчина. Я запомнила. Я сжимаю руку дедушки сильней. Он смотрит, он ли это? Его взгляд пробирается глубоко-глубоко в меня, мои глаза-двери внутрь, хочется закрыть на все засовы. Страшно. Медсестра безучастно присутствует. Для нее обыденность. Я хочу что бы дедушка чувствовал, что я рядом. И тут обессиленное, как будто чужое тело, закрытое бесцветным покрывалом, начинает говорить. Слова , злые, раздаются по внутренностям машины. Уйти не могут, некуда, висят в наших ушах, моих, медсестры, дедушки и еще кого то четвертого, кого нет, но есть. Дедушка начинает желать всего самого страшного, что можно представить мне, ребенку, мужу, родителям, моей семье, его семье… Я не плачу, я сжимаю его руку еще сильнее, чувствую кости. Дедушка изгрызает меня звуками, убивает, выворачивает и убивает снова, я улыбаюсь, говорю о том как люблю его. Дорога-ямы, нас подкидывает то вверх то вниз, как будто специально подобранная декорация, что бы точно не отпустить руку, держать равновесие внутри и снаружи. Медсестра смотрит отстраненно в стену. Кажется теперь ей точно страшно. Эти 20 минут длятся вечность. Лязгом-скрипом открылись двери, слова разлетелись, шурша буквами, за ними вышла усталая медсестра и другая я, продолжая держать его за руку.
Дедушка из больницы больше не вышел. Он дождался мою маму, мы вдвоем с ней пришли в реанимацию, потом умер. Он оставил мне страшные пожелания болезни и смерти, и непонимания что произошло. Я долго в этом разбиралась, это изгрызало меня изнутри, убивало, выворачивало и убивало снова, как тогда в машине. Потом в разговорах с батюшками я узнавала и про сущности, которые вселяются в ослабленное тело перед смертью, и про промежуток между мирами и про принятие. Дедушка мне снился, и снится сейчас. Сначала в черных снах , потом они стали светлеть .
Пять
Вчера он мне приснился улыбающимся, седым, счастливым стариком, стало легко.