Дмитрий Суворов, режиссер фильма «Одна»: «История, о которой мы снимаем кино, без преувеличения уникальна»

21 августа 1981-го года на высоте 5200 метров столкнулись два самолета: гражданский АН-24РВ и военный бомбардировщик Ту-16К. Столкновение произошло над тайгой, в Амурской области. Спасатели, прилетевшие на место падения самолетов, живых не искали: все понимали, что выжить при падении с такой высоты невозможно. Каково же было их удивление, когда на третий день работ была найдена живой двадцатилетняя студентка из Благовещенска. Это была Лариса Савицкая.

Не так давно историей Ларисы заинтересовалась молодая кинокомпания «ССБ Кино», решившая снять фильм об этой авиакатастрофе. Называться он будет «Одна», и его съемки начнутся в августе. Однако уже сегодня его авторам есть, о чем рассказать. Поэтому «Культуромания» встретилась с режиссером проекта Дмитрием Суворовым, чтобы понять, чем картина будет отличаться от других фильмов-катастроф, и в чем уникальность выживания Ларисы Савицкой.

— Дмитрий, как у вас появилась идея снять фильм о девушке, которая упала с высоты пять тысяч метров и осталась жива?

— Все началось примерно полтора года назад. На каком-то кабельном канале я случайно увидел документальную передачу (то ли 2003-го, то ли 2005-го года), где Лариса Савицкая как раз рассказывала о том, что с ней случилось. И рассказывала очень подробно: как разрушался самолет, как она падала, как три дня провела в тайге. Все это так крепко засело у меня в голове, что я начал собирать какую-то дополнительную информацию, искать детали. Потом постепенно сформировалось решение снимать кино. Правда, в Википедии было написано, что Лариса умерла в 2013-м году, но меня это не остановило: вместе с Антоном Беловым, креативным продюсером нашей кинокомпании, мы вышли на ее сына Георгия и рассказали ему о своих планах сделать фильм. Тот несколько дней думал, а потом нам вдруг ответила сама Лариса и предложила приехать к ней в Крым.

— А чем вас зацепила ее история?

— В ней есть момент, когда героиня понимает, что ее жизнь закончилась. Этот момент, по отчетам экспертов, длился восемь минут. Именно столько времени самолет разваливался на куски: сначала оторвались крылья, потом хвост, кабина пилотов… А теперь представьте, что вы находитесь в салоне этого самолета – и вы в полном сознании. Вы готовитесь умирать, но не умираете, и вам как-то нужно жить дальше…

— То есть вам хотелось понять, что происходит с человеком в такие пограничные минуты?

—Да, хотелось копнуть глубже, понять состояние героини при таких невероятных испытаниях и разобраться, как и почему она выжила.

— Как я понимаю, в фильме «Одна» несколько составляющих: с одной стороны, это драматичные спецэффекты, с другой – экскурс в психологию выживания. Что вам интереснее как режиссеру?

— Понимаете, событие, о котором мы снимаем кино, без преувеличения уникально. Поэтому, во-первых, мы бы хотели его реконструировать как можно точнее. Во-вторых, психологическая составляющая тоже очень важна и интересна. И спецэффекты у нас, разумеется, тоже будут: они нужны хотя бы для привлечения внимания. Кстати, мы хотим сделать то, что до нас абсолютно никто не делал: снять сцену разрушения самолета как бы одним планом и в реальном времени. Раньше такие эпизоды всегда снимались покадрово: вот кто-то крикнул, вот чемодан пролетел, вот один из пассажиров упал. Мы же хотим сделать все максимально реалистично, чтобы зритель поверил, что он находится в салоне разрушающегося самолета. Поэтому, опираясь на рассказы Ларисы, реконструируем в реальном времени ход событий: вместе с камерой пробираемся между кресел, перелетаем из конца в конец, падаем…

— И все это снимается одним планом? Без монтажных склеек?

—Да! То есть, естественно, склейки будут, но тщательно спрятанные. К тому же, мы постараемся не прятаться за цифровые эффекты, а сделать все максимально аналогово. Поэтому все, что появится на первом плане – падающие предметы, разрывающийся фюзеляж, вылетающие каскадеры – все это будет настоящим, подлинным. Для этого мы строим специальный самолет в павильоне, который будет разваливаться, а потом собираться, чтобы была возможность снять несколько дублей. Так что сцена невероятно сложная.

— Но наверняка это не единственная трудность, с которой придется столкнуться?

— Фильм требует большого количества локаций. Связано это прежде всего с тем, что у нас в кадре начало восьмидесятых, а найти аутентичные объекты не так-то легко. К счастью, мы разыскали аэропорт в Вологде: кажется, это единственный аэропорт в нашей стране, который за сорок лет ни разу не был реконструирован. Что-то в Перми будем снимать, что-то ближе к Екатеринбургу. То есть разброс по географии съемок получается довольно большим.

— Когда мы имеем дело с фильмами, в основе которых реальное событие, рано или поздно возникает вопрос: «Есть ли у режиссера право добавлять в свой проект какие-то вымышленные детали»? А как вы относитесь к этой проблеме?

— Мы вынуждены что-то додумывать, поэтому в нашем фильме все-таки появятся события и детали, которых в реальности не было. Но это связано с тем, что в действительности Лариса три дня ходила вокруг места крушения – и в плане драматургии это не самый выигрышный вариант. Поэтому пришлось кое-что изменить: например, в реальности Савицкая упала рядом с мужем, и с самого начала знала, что он мертв. А мы сделаем немного по-другому.

— А она пыталась знаки подать какие-то?

— Да, и у нас в фильме есть это. Но дело в том, что живых людей спасатели не искали, к тому же рядом с местом крушения находился лагерь геологов, поэтому, когда Лариса махала чехлом, спасатели думали, что это кто-то из геологов балуется. Таким образом, ее несколько раз видели с вертолета, однако подобрали только спустя трое суток.

— Дмитрий, как вам кажется, «Одна» – это история про сильную героиню?

— Безусловно. То, что рассказывала Лариса – это невероятно. Во время любой катастрофы люди кричат и паникуют. Савицкая, наоборот, не кричала: ее волной выкинуло в проход, но она в какой-то момент включилась, поняла, что будет удар, нашла в себе силы залезть в кресло, сгруппироваться, увидела, что летит на ветки, стала упираться ногами в переднее кресло, чтобы смягчить удар...

— Именно поэтому осталась жива?

— Я думаю, если бы она была без сознания или если бы не начала действовать, а осталась лежать в проходе, она бы точно не выжила.

— Можно ли сказать, что это и есть посыл фильма?

— Художественное кино – не инструкция по выживанию. Но люди должны знать, что даже в самой безнадежной ситуации, когда ты падаешь без парашюта с высоты пять километров, выжить можно. Кстати, Лариса рассказывает, что ей помог кадр из итальянского фильма, который она за год до этого смотрела со своим любимым Володей. В той картине девушка после разрушения самолета падала в кресле в джунгли – и это тоже была реальная история, о чем Савицкая знала. Во время катастрофы кадр из этого фильма четко встал у Ларисы перед глазами, поэтому она и перебралась в кресло и стала готовиться к столкновению с землей.

Причем, когда ее нашли, спасатели удивились, что внешних повреждений у Ларисы практически нет. У нее была компрессия позвонков, множество внутренних травм, но видимых травм не было.

— Дмитрий, фильм «Одна» очень хорошо вписывается в общемировую тенденцию, связанную с культом сильной героини. Как вам кажется, этот тренд будет развиваться дальше?

— Уверен, что будет. Хотя бы потому, что женщин больше, чем мужчин…

— Ну, не в три же раза нас больше…

— Не в три, но больше точно. А во-вторых, когда речь идет о походе в кино, как правило, именно женщина решает, какой фильм выбрать. И не важно, с семьей она идет в кинотеатр, с любимым человеком или просто с друзьями. Выбор за ней. Все исследования зрительской аудитории это подтверждают. Что же касается «культа»… Мне кажется, это все-таки преувеличение. Если посмотреть на сборы российского кино, то в лидерах у нас «Холоп», «Движение вверх», «Экипаж», «Легенда №17»… То есть совершенно не женские истории.

— Но если мы говорим о мировом кино, то там нашествие «Чудо-женщин», «Бэтвумен» и «Хищных птиц»…

— Этого много, да. Но в нашей стране такого сильного перекоса все-таки еще нет. Да и мы снимаем кино не про супергероиню, которая с любой проблемой легко справляется. Она – живой человек, которому просто очень много пришлось пережить.

— Дмитрий, если рассматривать фильм-катастрофу с точки зрения жанра, как вам кажется, почему он так популярен?

— Когда вы летите в самолете, вы же представляете, что может случиться в любую минуту?

– Я так хорошо себе это представляю, что почти всегда выбираю поезд. Но получается, что ответ на поверхности: зрителям просто хочется пощекотать свои нервы?

— Скорее всего, да. Человеческая психика так устроена, что нам интересны какие-то жуткие катастрофы или глобальные катаклизмы. С другой стороны, интересно посмотреть на героя, которому удается выжить – и запомнить, как он себя ведет, как он действует. Особенно, если мы говорим о каком-то реальном случае.

—Тогда вопрос к вам как к эксперту по авиакатастрофам (а вы наверняка им стали, потому что, скорее всего, и литературы много пришлось прочесть, и с учеными пообщаться). Как вы относитесь к новой версии фильма «Экипаж»?

— Новый «Экипаж» – это, конечно, суперфантастика. Взять хотя бы эпизод, где пассажиры пересаживаются из одного летящего самолета в другой. При этом скорость самолетов – примерно 300-400 км в час. Хотя все мы знаем, что когда едешь, к примеру, на машине со скоростью 150 км в час и пытаешься высунуть в окно руку, у тебя ее чуть ли не ломает. А тут скорость 400 км – и ничего, все живы-здоровы.

— Вам такая «условность» кажется оправданной?

— Понимаете, «Экипаж» в любом случае на реальность не претендует. В нем очень много придуманного, причем такие «фантазии» обусловлены в первую очередь жанром. У нас же совершенно другая задача. Лариса – единственный свидетель, переживший авиакатастрофу такого масштаба, поэтому людям интересен прежде всего ее уникальный опыт. А значит, мы должны соблюсти все детали, о которых она нам рассказала.

— А что не так с нашим жанровым кино, как вам кажется?

—Да я бы не сказал, что с нашим жанровым кино что-то не так. К примеру, Клим Шипенко очень хорошие жанровые фильмы делает. Тот же «Салют 7» – очень классный. Просто таких картин мало – в этом-то и проблема. Но, в принципе, у нас же в кино инвестируют гораздо меньше, чем в Голливуде, и кадровые ресурсы не так велики. Американская киноиндустрия тратит на производство фильмов во много раз больше. Так что все прямо пропорционально. Тем не менее, хорошие проекты у нас есть.

— И напоследок не могу не спросить по поводу сегодняшней ситуации, в которой – «спасибо» коронавирусу! – оказалась наша киноиндустрия.

— Ситуация невероятно тяжелая. Большая часть релизов заморозилась на неопределенный срок, и никто из кинематографистов не понимает, чего им ждать дальше. Будет ли вторая волна, закроют ли всех снова или не закроют… К тому же, часть кинотеатров, скорее всего, обанкротится – и это, естественно, скажется на киноиндустрии в целом.

— А насколько велика вероятность, что кинотеатры не смогут выжить?

— Пишут, что от 20 до 30 процентов не выйдут из кризиса. И я, в общем, с этим согласен. Плюс даже если на этот рынок придут какие-то новички, им будет невероятно трудно. Ведь средняя окупаемость кинотеатрального бизнеса – около восьми лет. Поэтому вернуть вложения в оборудование и аренду они не смогут еще очень долго. Следовательно, кинотеатров и кинозалов в любом случае станет меньше. А так как даже сейчас большинство фильмов снимается благодаря Фонду Кино и Министерству Культуры, то при отсеве 30 процентов кинотеатров все частные кинопроекты исчезнут: ведь окупиться через прокат и что-то заработать будет практически невозможно. Поэтому частные инвесторы будут бояться вкладываться в кино. В результате, останутся только проекты, которые получили поддержку от государства. И это плохо, потому что какие-то недорогие, независимые фильмы тоже очень нужны.

— Не самые радужные перспективы…

— Да, но при этом онлайн-проектов будет гораздо больше, потому что всевозможные платформы развиваются очень активно. Возможно, появятся какие-то новые форматы. К примеру, сейчас многие начали делать недорогие сериалы, хронометраж одной серии – десять минут. Но мне это не очень близко, если честно. Мне интереснее погрузиться в историю с головой, прожить ее вместе с героями. В формате десятиминутной серии это практически невозможно.

Вера Алёнушкина