Как нам их не хватало…
Мой отец Арефий Погребняк приехал в Магнитку с голодающей Украины в тридцатом году.
Поступил в цех ЖДТ, женился, родились я с братом и сестрой... Мы были несказанно рады, получив девятиметровую комнатку в бараке. Две железных кровати, печь со сковородой и двумя чугунками, скамья с двумя вёдрами воды, одна большая эмалированная чашка на всех - тарелок не было - вот и весь быт. Сарайчик для кур и двух коз закрывали на досочку - воровства не знали. Об огурцах-помидорах понятия не имели: сажали по берегам Башика картофель, свёклу, морковь. Где доставали одёжку и обувь, не знаю, но у нас с сестрой даже бантики были.
Однажды летом самолёт У-2 разбросал какие-то листовки. Мама стала клеить бумажные полоски на стёкла крест-накрест, а когда папа вернулся с работы, они долго шептались, потом папа ушёл куда-то. Только через время я поняла, что началась война, и родители сколько могли берегли нас от дурных вестей. Помню, как мама стояла понурая у печи, ощипывая кур папе в дорогу. 30 июня она проводила его на фронт.
Папа был несколько раз ранен. Писал с фронта о любви - маме и нам - о том, как заживём после войны. Советовал продавать домашний скарб, чтобы дети не голодали. Несколько его писем хранятся в музее ММК.
Документы на последнюю награду отца мы получили за него в девяностые: в сорок четвёртом он погиб. Маме было двадцать семь.Красивая. Всю жизнь надеялась, что отец вернётся. Поднимала нас, троих, одна.
Были "американские подарки". Нам достались бесполезные шляпка и пальто неподходящего размера - мы их обменяли на продукты.
Война принесла в тыл бытовые неурядицы. Стало процветать воровство. Матери работали день и ночь, дети - одни в бараках, в очередях за хлебом. Этим и пользовалось ворьё, унося последнее из комнат без замков, выманивая карточки у детворы. От вшей не спасали ни баня, ни стирка, не хватало дров, было голодно. Мы ели траву - вероятно, восполняли нехватку витаминов. И не болели. Первоклашкой я с шестилетним братом бегала на железнодорожную насыпь собирать уголь, сыпавшийся из вагонов. Однажды состав остановился. Брат взобрался на вагон, но едва начал мне сбрасывать уголь, как появился охранник, швырнул его за руки-ноги прямо на насыпь и даже не обернулся, пока состав удалялся. Время было такое - на возраст скидку не делали. Брат лежал как мёртвый. Обходчица привела его в чувство и дала нам кокса.
Не было тетрадей, учебников. В классах учились дети с разницей в возрасте до трёх лет: у многих из-за войны и эвакуации не было возможности вовремя пойти в школу. Учителя поначалу были из Ленинграда, но как только прорвали блокаду - они уехали. Нас стала учить семнадцатилетняя Нина Пискунова.
У шоссе между Туково и ДОКом была тюрьма для рядовых военнопленных, а за ДОКом вторая, для офицеров. Когда пленных водили на работы, они, крепкие, рослые, шли, опустив головы. И мы, дети, слабые от недоедания, бросали игры, смотрели на них исподлобья. Это противостояние продолжалось почти каждый день.
Когда объявили о победе, мама приготовила винегрет, пошла с ним к Пристайчукам. Праздновали без алкоголя, но и без детей, прятали от нас свои вдовьи слёзы. Осиротевших семей было много - Зубовы, Ялашкины, Чурляевы, Пристайчук, Самышевы, Степановы, Исаевы.
В сорок девятом вокруг бараков велась подготовка к строительству цехов ММК. Появились котлованы, мы в них купались с головастиками.
В пятидесятом купили патефон, потом радиоприёмник. Это была большая радость. Знали с пластинок множество песен. Цех ЖДТ каждый год давал нам путёвки в пионерский лагерь, одну - бесплатно. Так и выживали.
Сегодня мы втрое-вчетверо старше своих отцов, не доживших до старости. Как нам их не хватало! Пусть нынешние дети растут с родителями под мирным небом.