Ким Джонс об эволюции Fendi, фанатах и силе инстаграма
Вы до сих пор нервничаете перед показами или относитесь ко всему со спокойствием опытного профессионала?
Как ни странно, предстоящий prêt-à-porter пугает меня больше, чем недавнее кутюрное шоу. На нем меня поддержали друзья, с которыми я наконец-то смог встретиться после долгих месяцев локдауна. Знаю, это очень эгоистичный способ смотреть на ве- щи, но я получил столько удовольствия и такой заряд энергии, что мне все равно. (Смеется.) К тому же в haute couture больше определенности: ты изначально создаешь законченный образ и потом просто следишь за тем, чтобы на подиуме он выглядел максимально выигрышно. С обычными сезонными коллекциями все не так. Они придумываются для реальных женщин и должны быть живыми и гибкими. Это очень сложно, но и увлекательно тоже.
Вы всегда говорите, что трепетно относитесь к ДНК бренда, в котором работаете. Что в истории Fendi вас особенно трогает?
Его глубинная, некричащая элегантность и сила, конечно. Мне нравится, что это очень римский Дом, плоть от плоти Вечного города. Поэтому главная тема кутюрной коллекции – путешествие в Рим: оно начинается в Блумсбери и заканчивается в садах виллы Боргезе. А ее героинями стали две великие женщины – писательница Вирджиния Вулф и ее сестра, художница Ванесса Белл. Я же проделал путь от письменного стола в своем лондонском доме, где начал рисовать, до ступеней штаб-квартиры Fendi, где увидел Наоми, которая первой приехала навестить меня на новом месте.
Вас все об этом спрашивают, но насколько сложно было перестроиться с мужской моды на женскую?
В женской гораздо больше возможностей. Но я только начинаю и стараюсь сильно не разбрасываться: мы обозначили силуэты, сделали несколько эффектных аксессуаров, теперь будем развивать эти идеи. Поймите, я очень уважаю бренд, восхищаюсь Сильвией (Вентурини-Фенди, дизайнером аксессуарной коллекции и мужской линии Дома. – Прим. HB) и не собираюсь совершать каких-то чересчур радикальных движений. Я выбираю эволюцию, а не революцию. Тактика выжженной земли не для меня!
Редкая в наши дни позиция.
Некоторым дизайнерам кажется, что люди покупают их имена и идеи, а не вещи. Но на самом деле большинство даже не помнит, как зовут креативного директора того или иного известного Дома. Мне в этом смысле повезло: у меня, может, не так уж много подписчиков в инстаграме, зато очень крепкая связь с миром музыки и искусства. Я работаю с культурой в целом и выхожу за рамки чисто модной перспективы. Наверное, поэтому меня узнают на улице, в каком бы городе я ни очутился. Например, недавно я гулял по Нью-Йорку с Кейт Мосс, и меня остановили шесть раз, а ее – ни одного.
Ничего себе!
Она очень веселилась. Представляете, ее даже попросили снять меня с каким-то фанатом на айфон. Дико смешно.
А какую роль семья Фенди сыграла в вашем назначении?
Я знаю, что Сильвия была в числе тех, кто за меня голосовал. И она же пригласила меня к мистеру Арно (Бернар Арно – президент LVMH Group. – Прим. HB). А я ему сказал: «Давайте позовем Дельфину (Делеттре-Фенди, дочь Сильвии Вентурини-Фенди. – Прим. HB) заниматься украшениями. Она делает очень крутые вещи – как-то даже глупо, что она до сих пор не в Fendi».
Вы пришли в Дом в сложные и смутные времена. Как нынешняя реальность повлияла на ваш креативный процесс? И сильно ли вы скучаете по тому, что было раньше?
Что касается подготовки коллекций, то да, в нормальной ситуации я смог бы куда глубже погрузиться в исследовательскую работу. Объездить больше мест и так далее. Но... кажется, я адаптировался. По-настоящему мне не хватает возможности обнять друзей. Я привык делать это хотя бы два раза в год на Неделях моды, и общения по телефону и в мессенджерах мне недостаточно.
Вы как-то сказали, что главный грех дизайнера – нерешительность. А какие еще качества могут помешать достичь успеха?
Боязнь неудачи и преувеличенная рефлексия. Когда Лагерфельд пришел в Chanel, это была катастрофа, никому не нравилось то, что он делал. Ну и где бы мы все сейчас были, если бы он поверил критикам и сдался? Фраза, которую вы процитировали, звучит жестковато, но я действительно предпочитаю общаться с решительными и уверенными в себе людьми. Да и сам четко знаю, что хорошо, а что нет. Поэтому мои коллекции почти всегда выглядят именно так, как я задумывал их в самом начале.
И кардинальных изменений в последние секунды перед показом вы тоже не вносите?
Ну может быть, меняю туфли, и то редко. Я уже 20 лет работаю с самыми профессиональными людьми в индустрии, а теперь к этому списку прибавилась Сильвия: наша команда просто не может совершить каких-то ужасных ошибок. И потом я очень аккуратно отношусь к бюджету – разбазаривать его, забраковывая целую коллекцию и начиная с нуля, считаю неэтичным и неэкологичным.
Кейт Мосс с дочерью Лилой Грейс на показе Fendi Couture
Наоми Кэмпбелл на показе Fendi Couture
Дельфина Делеттре-Фенди на показе Fendi Couture
Леонетта Фенди на показе Fendi Couture
Людвиг Вильсдорф на показе Fendi Couture
Бывает так, что цифры финальных продаж вас удивляют?
Да постоянно. (Смеется.) Вот, например, на прошлой неделе пришли первые результаты Dior (дизайнер отвечает за мужскую линию Дома. – Прим. HB), и они очень хороши. И это в такой сложный сезон! А я всего лишь сделал коллаборацию с африканским художником, который мне нравится (уроженец Ганы Амоако Боафо. – Прим. HB), и не рассчитывал на какой-то невероятный коммерческий успех.
Вам не кажется, что сегодня в индустрии есть не- прикосновенные парни, которых нельзя критиковать, что бы они ни сделали?
Вы же сейчас не про меня? Я вообще не из таких!
Нет, что вы.
Я вам вот что скажу, меня далеко не все любят и не все считают гением. Ну и что? Гораздо важнее, чтобы клиенты Домов, куда меня пригласили, покупали и носили мои вещи. В конце концов я наемный работник, и гигантское эго не мешает мне помнить об этом. Я интересен молодежи потому, что они видят, как много я трудился, чтобы заслужить свое место в моде. А еще потому, что мне нравится беседовать с ними, смотреть на мир их глазами. И инстаграм, например, очень в этом помогает. Но и там рано или поздно появляются хейтеры, которые ничего про тебя не знают, но рады вылить ушат грязи. Я ведь очень закрытый человек, живу скучной жизнью, рано ложусь, рано встаю, гуляю с собаками, хожу в спортзал, стараюсь по возможности избегать вечеринок. Но всегда готов поговорить с покупателями, потому что обратная связь – это важно!
А какой самый ценный фидбэк вы когда-либо получали от клиента?
Когда я еще работал в Louis Vuitton, мы поехали в Австралию и встретились там с одним очень богатым фермером, который спросил: «Почему вы не делаете носки? Я вот с ног до головы в LV, а носки приходится искать у других». Представляете, человек сидит в глуши, ему не надо никому ничего доказывать, но он страдает без носков любимого бренда. Разумеется, пришлось срочно исправляться.
Сейчас все внимание устремлено на самое молодое поколение, 15-16-летних. Вы с ними общаетесь?
Да, у меня есть клевые крестники, им очень нравится мода. Смешно, но сегодня все мальчишки хотят стать дизайнерами. В мое время это была очень странная идея. А сейчас их интересует одежда, музыка, спорт, и все это создает такой классный микс.
До пандемии вы говорили, что расслабляетесь с помощью сериалов. Есть еще такая практика? Что сейчас смотрите?
В последний год я почти перестал включать телевизор: слишком уж все там было депрессивно. А еще я, наверное, чересчур упрямый, но просто терпеть не могу, когда мне говорят: «Ты обязательно должен посмотреть это шоу». Когда такое слышу, сразу возникает внутреннее сопротивление. Ну и вообще, я очень много работаю: у меня на той неделе было два показа и еще один через неделю. Так что очередной сериал явно не мой приоритет. Вот на пляже я бы с удовольствием повалялся, но пока это не очень реально.
Как вы думаете, что должно исчезнуть из нашего мира, чтобы он стал лучше?
Вот это вопрос! Мне кажется, я еще недостаточно пожил, чтобы знать, как исправить мир. Но было бы здорово, чтобы COVID-19 куда-нибудь делся и мы опять стали здоровыми, счастливыми и вернулись к нормальной жизни. Вот такая у меня неоригинальная мечта!